Он этого не сделал.

Когда они прилетели в Бостон, Джулия думала, что Габриель прямо из аэропорта повезет ее покупать обручальные кольца.

Подобных планов у него не было.

Замелькали дни сентября, и Джулия всерьез задалась вопросом: а собирается ли Габриель вообще делать ей предложение? Весьма возможно, он считал, что они уже помолвлены, и потому не торопится покупать обручальные кольца.

Габриель заранее предупредил ее: докторантура в Гарварде требует изрядного напряжения сил. Местные профессора отличаются завышенными требованиями. Он неоднократно говорил ей, что здесь даже рядовой преподаватель на ее потоке куда более претенциознее, чем он. И придури у такого преподавателя столько, что ему, Габриелю, и не снилось.

Джулия тихо удивлялась: неужели кто-то может быть большим придурком, чем профессор Эмерсон?

И все же его предупреждения не совсем подготовили Джулию к объему работы, который ей требовалось выполнять ежедневно. Она проводила долгие часы на семинарах и в библиотеке, стремясь все выполнять в срок и не накапливать то, что требовалось прочесть по программе. Джулия регулярно встречалась с профессором Маринелли, с которой у нее установились хотя и официальные, но вполне приятные отношения. Джулия неустанно совершенствовала свой итальянский и другие языки, готовясь к экзаменам, подтверждающим ее право учиться в докторантуре.

Естественно, Габриель постоянно подбадривал ее и старался не требовать, чтобы она уделяла время и ему. Его новая должность тоже отнимала у него достаточно времени. Он почти сразу же стал научным руководителем трех докторантов, перепоручив Пола заботам Кэтрин. Однако у полных профессоров свободного времени все же больше, чем у аспирантов, и потому Габриель проводил вечера, а иногда и выходные в одиночестве.

Он нашел волонтерскую работу в Итальянском детском доме, находящемся в районе Джамайка-Плейн. Нельзя сказать, чтобы его преподавательская деятельность там пользовалась бешеным успехом, и тем не менее вокруг него собралась небольшая группа подростков, живо интересующихся итальянским искусством и культурой. Профессор обещал отправить их в Италию, если они окончат среднюю школу с приличными оценками.

И хотя Габриель старался загружать себя делами, каждый день в его обновленном доме оканчивался так же, как начинался: тоской по Джулианне.

Он стал серьезно подумывать, не завести ли ему собаку или хомяка.

Несмотря на внешнюю занятость в докторантуре, что успешно отвлекало ее от известных мыслей, Джулия не могла избавиться от чувства подавленности. Их жизнь порознь была неестественной и вызывала у нее дискомфорт и душевный холод. Ей отчаянно хотелось пробить эту невидимую стену и вновь оказаться рядом с Габриелем, а неспособность это сделать повергала Джулию в печаль. Все романтические затеи Габриеля не могли развеять ее чувства одиночества. Это могла сделать только телесная близость с ним. Ее вечера тоже заканчивались одинаково: Джулия ворочалась на узкой кровати, слушая успокаивающую музыку.

Сексуальные желания можно удовлетворить множеством способов, однако Джулии хотелось внимания, какое ей оказывал Габриель в моменты их интимной близости. Ей хотелось вновь испытать состояние, когда окружающий мир переставал существовать, а все внимание Габриеля, все его восхищение было безраздельно направлено на нее. Она мечтала, чтобы он, как когда-то, ласкал ее обнаженное тело. В такие мгновения Джулия ощущала себя красивой и желанной, невзирая на ее врожденную застенчивость и стыдливое отношение к своему телу. Ей хотелось вновь пережить минуты, следующие за занятием любовью, когда они оба, удовлетворенные и расслабленные, лежали обнявшись и Габриель шептал ей на ухо прекрасные слова. Ей казалось, что они становились одним целым.

День проходил за днем, и Джулия не знала, долго ли еще ей удастся выдержать такую жизнь и не впасть в депрессию.

* * *

В один из дней в конце сентября Джулия открыла дверь «рейнджровера» и молча проскользнула на пассажирское сиденье. Она защелкнула пряжку ремня безопасности и отвернулась к окну.

— Дорогая, в чем дело? — спросил Габриель.

Он протянул руку, собираясь откинуть волосы, закрывавшие ей лицо.

Джулия сжалась. Габриель убрал руку.

— Что с тобой? Что случилось?

— Шарон, — выдавила Джулия.

Габриель осторожно взял ее за подбородок и повернул к себе. Лицо Джулии вспухло от слез, отчего ее кожа пошла пятнами и утратила привычный блеск. Чувствовалось, она лишь недавно перестала плакать.

— Иди ко мне.

Габриель расстегнул ее ремень безопасности и пересадил Джулию себе на колени, что, учитывая конструкцию машины, было делом непростым.

— Расскажи, что у вас произошло.

— Доктор Уолтерс затронула тему моей матери. Я не хотела об этом говорить, но она настаивала. Заявила, что отрезок моей жизни в Сент-Луисе нужно обязательно вытащить наружу и что она будет плохим специалистом, если позволит мне и дальше давить в себе эти воспоминания. Я держалась, пока могла, а потом убежала.

Габриель поморщился. Нечто подобное доктор Таунсенд говорил ему по поводу его родной матери, но после возвращения из Италии ему стало легче смириться со своим прошлым. И постоянное его участие во встречах «Анонимных наркоманов» тоже помогало.

— Прости, — пробормотал Габриель, целуя ей макушку. — Но разве Николь не касалась твоих отношений с матерью?

— Вскользь. В основном мы говорили о тебе.

Габриель поежился. Он до сих пор сознавал свою вину за все, что пришлось пережить Джулии, но, узнав, что на сеансах доктора Николь его персона опередила Шарон, испытал досаду и раздражение.

— Я могу чем-нибудь тебе помочь? — спросил он.

Джулия вытерла слезы и невесело рассмеялась:

— Найди мне другого психотерапевта.

— Найти несложно, но тебе это не поможет. Любой серьезный психотерапевт, стремящийся тебе помочь, обязательно заставит рассказать о твоих отношениях с матерью и о ее дружках. — Джулия попыталась возражать, но Габриель ее перебил: — Я понимаю, через что ты вынуждена проходить. Наши матери разрушали нас, хотя и по-разному. Но я тебя понимаю. — (Джулия высморкалась в бумажный платок.) — Я готов выслушать тебя в любое время, когда тебе захочется об этом поговорить. Но чтобы обрести душевное здоровье, тебе необходимо разобраться со своим прошлым. Я помогу тебе всем, что в моих силах, но есть такие проблемы, решить которые можешь только ты. Ради себя и ради нас. — Габриель с сочувствием поглядел на нее. — Ты ведь и сама это понимаешь, правда? Процесс твоего исцеления помогает не только тебе, но и нам обоим.

Джулия неохотно кивнула:

— Я думала, все наши беды и страхи остались позади. Думала: после всего, что с нами было, нас ждет счастливая жизнь.

Габриель хотел скрыть усмешку, однако Джулия ее заметила.

— Почему ты смеешься? Ты не веришь в спокойную счастливую жизнь?

Габриель снова усмехнулся и слегка щелкнул ее по носу:

— Я не верю, что можно однажды и навсегда оставить позади все страхи.

— Почему?

— Потому что я не экзистенциалист. Я специалист по Данте.

— Очень смешно, профессор, — сморщила нос Джулия. — Человека с фамилией Эмерсон я отнесла бы к трансценденталистам.

— Едва ли, — возразил Габриель, страстно поцеловав ее в сморщенный нос. — Я существую, чтобы доставлять тебе удовольствие… Джулианна, мы будем счастливы. Но неужели ты не понимаешь, что путь к счастью лежит через боль прошлого?

Джулия молча заерзала у него на коленях.

— Я собирался навестить могилу Майи, — сказал Габриель, скрывая за кашлем свое волнение. — Мне хочется, чтобы ты пошла со мной. — Его голос превратился в едва слышный шепот. — Мне хочется, чтобы ты увидела то место. Конечно, если такое предложение не вызывает у тебя отвращения.

— Наоборот, я польщена им. Я обязательно пойду с тобой.

— Спасибо, — прошептал он, целуя ее в лоб.

— Габриель.

— Да, дорогая.