— Ну что, путешественники! Пешком надо ходить! — изрёк народную мудрость прибывший милиционер. — Пошли, будем разбираться. Что, не читали административный кодекс? «Самовольный проезд в грузовых поездах…» Идём, на вокзал идём.

В ГОСТЯХ У МИЛИЦИОНЕРОВ

Милиционеров на вокзале было два: толстоватый (приведший нас) и худощавый (начальник). Вместе они взялись доказывать, что в поездах (грузовых) ездить нельзя. Впрочем, нас поймали не в процессе проезда, а только при попытке поговорить с машинистом; и даже проезд с согласия машиниста явился бы нарушением машиниста, а не нашим. Но мы и не оправдывались: в любом случае оштрафовать нас было невозможно. Единственная мера исправления, которую к нам применили — это поручение помыть ментовку. Ментовка, замечу, была грязная, мы раз двадцать меняли воду в ведре, и она тут же становилась грязной от тряпки, которой мы мыли полы.

Пока мы ходили туда-сюда из ментовки в туалет и обратно с вёдрами воды, мы привлекли внимание сотрудников станции, у которых мы утром узнавали, когда пойдут товарняки. Железнодорожники жалели нас.

— Ну, что ж вам делать-то? — задался вопросом худощавый милиционер. — Что мне с вами делать, мужики, а? Может, отпустить? А вы что будете делать? Нет, на товарняках не получится. Пригородный — тоже, до Нового года будете добираться. Пригородные есть. Куанда, потом Таксимо, потом Новый Уоян, Северобайкальск… Да и бесплатно ездить в них нельзя. Вот что, мужики, завтра будет поезд Тында-Москва, можно попроситься, московская бригада, земляки ваши.

— Это бесполезно. Вас когда-нибудь москвичи брали?

— Так! Так вы к своим землякам относитесь! Хм-хм. Москвичи. А! Завтра и Северобайкальский пойдёт. Я сейчас позвоню в Таксимо, приедет сопровождение, и вас в наручниках отвезут в Таксимо. А там уже сами разбирайтесь. Идёт? А сегодня переночуете у меня. Помоетесь, поедите по-человечески. Только я схожу на охоту, а потом сюда вернусь за вами. Хорошо?

Мы согласились, и милиционер (его звали Саша) стал звонить в Таксимо.

— …Да, да. Завтра Северобайкальский идёт? В обе стороны? Мне очень нужно завтра сопровождение…

Саша ушёл на охоту, а мы остались на вокзале. Читали «Уголовный кодекс Казахской ССР» (почему-то в милиции ст. Чара держали именно такой кодекс). Горы немножко приподняли свои облачные шапки, и я побежал фотографировать. Проведя на улице минут десять, я выявил, что сделалось холодно, — оставалось вернуться на вокзал и продолжать чтение «Кодекса».

* * *

…Вечером Саша пришёл с охоты. На этот раз добычи не было — видимо, много людей ходят в лес вместо магазина. Но он не огорчился, не впервой. Мы отправились к нему домой; жил он в обыкновенной городской квартире с водой, душем и электричеством. Нам было предложено помыться, что я и сделал, а Андрей избежал. В квартире жили, кроме Саши, его жена и ребёнок лет 2-х, но в данный момент отсутствовали (кажется, были где-то на отдыхе). Мы приготовили еду, поели и переночевали, а утром вернулись на вокзал, читать книжки и писать письма домой.

И милиционеры бывают хорошими людьми. Ура.

«В НАРУЧНИКАХ» В ТАКСИМО

Днём приехало сопровождение — два милиционера. Саша отозвал их от поезда и они долго о чём-то шушукались. Нас передали им, и мы «в наручниках» (это, оказалось, было образное выражение) поехали в купе поезда Тында—Северобайкальск в Таксимо (около 300 км).

Милиционеры сидели, составляли рапорта и изучали протоколы. Протоколов было несколько, но сюжет у них был один: такой-то находился в поезде таком-то в пьяном виде, нарушающим общественный порядок и оскорбляющим человеческую нравственность, чем нарушил статью такую-то Кодекса об административных правонарушениях. На оборотной стороне протокола была графа «Объяснения нарушителя». Объяснения были такие:

«Выпили по одной рюмке.» (Трясущимся почерком.)

Приятно было находиться в цивильном купе поезда, где были даже и подушки. Мы пили чай, милиционеры угостили нас сахаром и каким-то вареньем. «Вот тебе и правонарушители, — думали мы, — с каким понтом нас везут!» Выпив большое количество чая, мы легли на верхние полки и уснули. Милиционеры последовали нашему примеру.

Спалось хорошо. Я слегка беспокоился, размышляя, не пора ли выяснить у милиционеров, высадят нас в Таксимо или нет. В удобный момент я спросил, оказалось, что мы можем ехать дальше, если разрешит начальница поезда. Когда до Таксимо оставался примерно час, я отправился в соседнее купе, где пили чай человек пять тётушек, и самая значительная из них была начальником поезда.

Я попросился проехать дальше. Тётушка была не очень довольна. «Ну, пусть вам там, в Таксимо, бумажку в милиции со штампом напишут, тогда я пущу,» — сказала она.

В Таксимо началась контактная сеть!! Суперцивилизация! От Таксимо и дальше на запад — Северобайкальск, Лена, Вихоревка, Тайшет — всё электрифицировано. («Проживи Леонид Ильич ещё лет пять, мы бы по всему БАМу сейчас на электровозах гоняли,» — мечтали машинисты на восточной, неэлектрифицированной, половине.) Поезд в Таксимо стоит полчаса. Мы попрощались с сопроводившими нас милиционерами и отправились в ЛОВД (отделение милиции). Там оказалось, что таких бумажек на бесплатный проезд лет пять как не дают (так я и думал).

Мы вернулись к вагону и сообщили, что бумажек в милиции не дают, а вот ехать нам очень нужно.

— Так что, я вас опять в купейном вагоне повезу?

— Ну, не обязательно, нам всё равно, — отвечали мы.

— Нет, я вас не имею права пустить, — возражала она. –

А если контролёры? Что мне, из-за вас, работу терять?

— Не волнуйтесь, пусть едут, — замолвил за нас словечко молодой милиционер, оказавшийся рядом, другой, не из тех, что везли нас в Таксимо. — Если будут контролёры, я разберусь.

И нас направили в общий вагон: езжайте, но если будут контролёры, вам сообщат, будьте готовы покинуть поезд. Мы расположились, Андрей уснул, а у меня завязалась интеллигентная беседа с перебравшимся поближе милиционером — его звали Максим, он видел меня когда-то в телевизоре, а теперь сопровождал поезд от Таксимо до Северобайкальска.

* * *

Максиму было лет 25. Раньше он был геологом, работал на Чукотке и в других отдалённых регионах, но деньги на геологию перестали выделять, и он пошёл в милиционеры. К милицейской профессии он относился с юмором («мы, мол, из внутренних органов, а то, что из внутренних органов, всегда всплывает кверху»). До Северобайкальска было далеко, поэтому, переговорив обо всех вещах, мы перешли на смысл жизни. Максим предположил, что человек подобен животному, и цель его жизни — в воспроизведении себе подобных. Я предположил, что человек подобен Богу, и цель его жизни — в творчестве, в со-творении мира. Стали выяснять: человек, сделавший 100 детей, является ли более полно выполнившим цель человеческой жизни, чем сделавший только одного или двух. Максим сказал, что размножаться — не значит делать детей, а значит — делать людей. На этом мы объявили перемирие и перешли на более «взрывную» тему — политическую. Пару месяцев назад — 3 июля — были выборы, и все в России обсуждали последствия их. Вскоре к нам присоединился какой-то ночной пьяница. (Дело было уже ночью, в общем вагоне было человек двадцать, было тихо и темно.)

— А чем-м вам не н-дравится Леб-бедь? У н-нас весь ппа-сёлок за Лебедя! — сказал он.

Пьяница вставлял в наш разговор так много реплик, что мы решили разойтись спать. На прощанье Максим подарил мне 15 тыс. рублей.

— Не в обиду, возьми, поедите где-нибудь.

Миновали знаменитый Северомуйск, известный тем, что рядом ещё с брежневских времён строят тоннель. Северомуйский тоннель, если он будет построен когда-либо, окажется одним из самых протяжённых в мире. Продолблено почти 20 км, осталось меньше полукилометра. Но строительство ведётся в таких сложных условиях, что если работы в тоннеле совершенно прекратить, вода его быстро затопит и то, что уже сделано, будет испорчено. Ну а пока тоннеля нет, поезда идут по хитроумному обходу — настоящему горному серпантину. Если максимально допустимый уклон железной дороги составляет 9 метров на километр длины, то на Северомуйском обходе уклоны достигают 40 метров на 1 км. Несчастные грузовые поезда приходится, сказывают, расцеплять на несколько частей, и ещё дополнительно подталкивать их сзади другим локомотивом. Тоннель, очевидно, нужен; обход был проложен только как временная дорога. Но тоннельщики хотят получать свою зарплату, БАМ уже не может их финансировать, и вот участок Лена—Хани, куда входит и будущий тоннель, передан Западно-Сибирской ж.д.