Голоса умолкли; никто не мог объяснить странное поведение невесты. Ланселоту на помосте оставалось лишь наблюдать за происходящим. У Артура отвисла челюсть. Кунеглас, полупривстав, изумленно смотрел, как его сестра идет через толпу, расступающуюся перед яростным оскалом Нимуэ. У Гвиневеры был такой вид, словно она готова убить Кайнвин на месте.

Нимуэ поймала мой взгляд и улыбнулась. Сердце у меня затрепетало, словно пойманный зверь. Больше я на Нимуэ не смотрел, потому что Кайнвин, милая Кайнвин, приближалась ко мне с недоуздком в руках. Воины расступались, а я словно окаменел и не мог ни двинуться, ни заговорить. Слезы бежали по ее щекам. Она подошла и молча протянула мне недоуздок. Вокруг нарастал обескураженный гул, но я, не видя и не слыша ничего вокруг, упал на колени, взял недоуздок и, поймав руки Кайнвин, прижал их к своему лицу, тоже мокрому от слез.

Зал взорвался негодующими криками, но Исса встал надо мною со щитом. Все в королевских палатах были безоружны, однако Исса держал щит с пятиконечной звездой, словно готовясь отбить любое нападение. Нимуэ, по другую сторону от меня, шипела проклятия. Казалось, она выцарапает глаза всякому, кто посмеет оспорить выбор принцессы.

Кайнвин тоже опустилась на колени, так что ее лицо оказалось рядом с моим.

– Ты поклялся защищать меня, господин, – прошептала она.

– Да, госпожа.

– Коли хочешь, я освобождаю тебя от клятвы.

– Нет, никогда, – проговорил я. Кайнвин слегка отстранилась.

– Я не выйду замуж ни за кого, Дерфель, – промолвила она, глядя мне в глаза. – Обещаю тебе все, кроме брака.

– О большем я не смею и мечтать, госпожа. – В горле у меня стоял комок, взор застилали слезы счастья. Я протянул ей недоуздок. – Он твой.

Она с улыбкой бросила недоуздок на солому и поцеловала меня в щеку.

– Думаю, на этом пиру сумеют обойтись и без нас.

Мы встали и, рука в руке, не обращая внимания на вопросы, протесты и даже редкие ободряющие возгласы, вышли в лунную ночь. Позади были смятение и ярость, впереди – растерянная толпа, через которую мы шли.

– Домик под Долфорвином ждет нас, – сказала Кайнвин.

– Тот, что с яблонями? – спросил я, вспомнив ее рассказ о детской мечте.

– Тот самый, – отвечала Кайнвин.

Мы миновали толпу и приближались к освещенным факелами воротам Кар Своса. Исса догнал меня (он прихватил наши мечи и копья), Нимуэ шла рядом с Кайнвин. Вскоре к нам присоединились три принцессиных служанки и десятка два моих воинов.

– Ты уверена, что поступаешь правильно? – спросил я Кайнвин, как будто она может повернуть время вспять и вручить недоуздок Ланселоту.

– Как никогда в жизни, – отвечала она спокойно и даже весело. – Ты когда-нибудь сомневался во мне, Дерфель?

– Я сомневался в себе. Она сжала мою руку.

– Я не принадлежу никому, кроме самой себя, – сказала она, потом со смехом выпустила мою руку и припустила бегом. Фиалки сыпались с ее волос. Я побежал следом. Из дверей королевского дома Артур звал нас возвратиться.

Однако мы бежали прочь. Навстречу хаосу.

На следующий день я острым ножом загладил концы двух половинок сломанной кости и вырезал две ложбинки на деревянной рукояти Хьюэлбейна. Исса сходил в Кар Свое за клеем, который мы разогрели на костре, и вклеили косточки в рукоять. Потом стерли остатки клея и перевязали рукоять бараньими жилами.

– Прям как слоновая кость, – восхитился Исса.

– Свинячье ребро, – отмахнулся я, хотя вставки и впрямь походили на слоновую кость; рукоять Хьюэлбейна выглядела теперь гораздо богаче. Меч получил имя по первому владельцу, Мерлинову слуге Хьюэлу, учившему меня владеть оружием.

– Оно заколдовано? – озабоченно спросил Исса.

– Заколдовано Мерлином, – отвечал я, но в подробности пускаться не стал.

В полдень пришел Каван. Он встал на колени и опустил голову, но ничего не сказал. В этом не было надобности – я без того знал, зачем он здесь.

– Ты волен идти, – объявил я. – Освобождаю тебя от клятвы.

Он поднял глаза, по-прежнему не в силах говорить. Я улыбнулся.

– Ты немолод, Каван. Тебе нужен господин, который обеспечит тебе золото и покой на старости лет, а не Темную дорогу и неопределенность.

Он наконец обрел голос.

– Я решил умереть в Ирландии.

– Среди близких?

– Да, господин. Но я не могу вернуться с пустыми руками. Мне нужно золото.

– Тогда сожги игральную доску, – пошутил я.

Он хохотнул, потом поцеловал рукоять Хьюэлбейна.

– Не держите на меня обиды, господин?

– Ничуть, – отвечал я. – И если тебе понадобится моя помощь, только дай знать.

Мы обнялись. Он уходил к Артуру и уводил половину моих воинов; со мной оставались только двадцать. Те, что ушли с Каваном, боялись Диурнаха или мечтали о богатстве, и я их не виню. На службе у меня они стяжали славу, воинские кольца и волчьи хвосты на шлемах, но очень мало золота. Я позволил им сохранить волчьи хвосты, заслуженные в кровавых боях на землях Беноика, а вот звезды велел закрасить.

Звезды на щитах были теперь лишь у двадцати, оставшихся со мной – самых молодых, сильных и отважных из моих копьеносцев. Их молодости, силе и отваге предстояло трудное испытание, ибо, видят боги, переломив кость, я обрек соратников на путешествие по Темной дороге.

Я не знал, когда Мерлин нас призовет, поэтому ждал в домике, куда Кайнвин привела меня ночью. Он стоял на северо-востоке от Долфорвина в узкой лощине с такими крутыми склонами, что солнце заглядывало в нее, лишь проделав половину утреннего пути. Склоны эти заросли дубами, и только возле самого дома прилепился клочок возделанной земли, на которой росли десятка два яблонь. У дома не было имени, как не было его у лощины, которая звалась просто Кум Исаф – нижний лог. И здесь мы обрели пристанище. Мои люди построили хибарки между деревьями на южном склоне. Я не знал, как обеспечить пропитанием двадцать человек с семьями. Маленькое хозяйство Кум Исафа не прокормило бы полевую мышь, куда уж там воинский отряд. Однако у Кайнвин было золото, к тому же она заверила меня, что ее брат не даст нам умереть с голода. Дом, сказала она, принадлежал ее отцу – один из многих земельных наделов, поддерживающих богатство Горфиддида. Двоюродный брат городского свечника, живший здесь прежде, умер до битвы при Лугг Вейле, и замену ему еще не нашли. Сам домик представлял собой жалкую каменную лачугу под худой соломенной крышей. В главной комнате прежде размешался скот – ее мы вымели и прибрали. Остались две спальни – для меня и для Кайвин.

– Я обещала Мерлину, – сказала она в первую же ночь, объясняя, почему мы должны спать порознь.

У меня по коже пробежал холодок.

– Что обещала?

Наверное, она покраснела, но луна не заглядывала в узкую лощину, и я не видел лица любимой, только ощутил ее рукопожатие.

– Обещала ему, – медленно проговорила она, – хранить девственность, пока не найдется Котел.

До меня начало доходить все коварство Мерлина. Он нуждался в воине, чтобы охранять его по пути через Ллейн, и в девственнице, чтобы найти Котел, и вертел нами обоими.

– Нет! – вырвалось у меня. – Ты не пойдешь в Ллейн!

– Только целомудренное существо отыщет Котел, – прошипела из темноты Нимуэ. – Нам что, ребенка с собой брать, а, Дерфель?

– Кайнвин не может идти в Ллейн, – упорствовал я.

– Я дала обещание. Клятву.

– Ты знаешь, что такое Ллейн? Что творит Диурнах?

– Я знаю, что этот путь – плата за то, чтобы быть с тобой. Я обещала Мерлину, – повторила она. – Дала клятву.

Итак, в ту ночь я спал один. Утром, после того, как мы разделили скудный завтрак с воинами и служанками, но до того, как я вставил косточки в рукоять Хьюэлбейна, Кайнвин вышла прогуляться со мной вдоль ручья. Она выслушала мои страстные доводы, почему ей нельзя вступать на Темную дорогу, и беспечно возразила:

– Если с нами Мерлин, кто в силах нам помешать?

– Диурнах, – мрачно отвечал я.