Я еще подивился, что можно украсть в таком убогом селении, но Артур отлично знал: воины всегда найдут, что прикарманить.

– Мне не нужна стычка, – сказал он. – Мы найдем нужного человека и уедем.

Он дал Лламрей шенкелей, и вороная кобыла послушно устремилась вперед. Мы двинулись следом, стирая подошвами черту, которую провел Кадок рядом с причудливо вырезанным крестом. Молния не ударила в нас с небес.

Епископ как раз дошел до церкви и обернулся у входа. Он увидел нас и торопливо шагнул внутрь.

– Они знали о нашем приезде, – сказал Артур, – так что Лигессака мы не найдем. Боюсь, Дерфель, мы даром потратим время.

Хромая овца вышла на дорогу, и Артур придержал коня, давая ей пройти. Его передернуло от омерзения, и немудрено: в деревне было почти так же грязно, как у Нимуэ на Торе.

Кадок вышел из церкви, когда нас отделяло от нее шагов сто. Наши всадники заняли позицию позади деревни, но епископ на них даже не обернулся. Он поднес к губам огромный бараний рог, и гул эхом прокатился между холмов. Кадок перевел дыхание и протрубил снова.

И тут мы поняли, что нам предстоит бой.

О нашем приезде действительно знали и сумели подготовиться заранее. Наверное, защищать Кадока собрались все христиане Повиса и Силурии. Теперь они бежали с холмов, а другие торопились отрезать нам дорогу назад. У некоторых были копья или щиты, у большинства – только серпы и вилы, но держались все очень уверенно. Многие, видимо, служили в ополчении, и это придавало христианам смелости вдобавок к тому, что они верили в своего бога и насчитывали не меньше двухсот душ.

– Дурачье! – в сердцах выкрикнул Артур. Он ненавидел бессмысленное кровопролитие, которого теперь было не избежать. Конечно, он знал, что мы возьмем верх, ибо только фанатики могут поверить, будто бог дарует им победу над шестьюдесятью лучшими воинами Думнонии.

– Дурачье! – повторил Артур и взглянул на деревню: из домов тоже выбегали вооруженные люди. – Оставайся здесь, Дерфель. Постарайся сдержать их до моего возвращения.

Он пришпорил лошадь и в одиночку поскакал вокруг деревни к своим конникам.

– В кольцо, – тихо приказал я.

Нас было всего тридцать, и наше двойное кольцо, наверное, казалось совсем маленьким орде христиан, бегущих с холмов и от деревни, чтобы нас уничтожить. Кольцо щитов никогда не было популярным боевым построением, поскольку выставленные наружу копья расходятся в стороны тем дальше, чем меньше само кольцо. Однако мои люди были хорошо вымуштрованы. Те, что в первом ряду, встали на колени, соединили щиты и уперли древки копий в землю за спиной. Мы во втором ряду поставили свои щиты поверх щитов первого ряда, так что теперь перед нападающими была сплошная стена обтянутого кожей дерева. Каждый из нас стоял над коленопреклоненным товарищем, держа копье над его головой. Нашим делом было защищать передовых, от них требовалось стоять насмерть. Работа кровавая и нелегкая, но пока передовые крепко держат щиты и упираются копьями, а задние их защищают, кольцо почти невозможно прорвать. Я напомнил бойцам в первом ряду, что они – лишь заслон и расправу с врагом должны предоставить задним.

– С нами Бел! – крикнул я.

– И Артур! – подхватил Исса.

Сегодня расправляться с врагом предстояло именно Артуру. Мы были приманкой, он – мясником, и люди Кадока заглотили приманку, как голодный лосось – муху. Сам Кадок возглавил атаку со стороны деревни. Он сжимал ржавый меч и большой круглый щит с черным крестом, под которым угадывался плохо закрашенный силурийский лис; очевидно, прежде епископ служил копейщиком у Гундлеуса.

Христианский отряд надвигался не стеной из щитов. Такое построение могло бы принести им победу, но они действовали по старинке, способом, от которого нас отучили римляне. Когда те только появились в Британии, племена бросались на них ревущей, опьяненной медом толпой. Такая атака устрашает, но дисциплинированное войско легко может ее отбить, а мои бойцы были вымуштрованы не хуже римских.

Страшно было даже мне, ибо трудно не испугаться разъяренной толпы. Недисциплинированное войско такая атака и впрямь может обратить в паническое бегство, и я видел ее впервые. Фанатики бежали, как будто состязаясь, кто первый напорется на наши копья. Они вопили и выкрикивали проклятия, словно каждый из них вознамерился стать героем или мучеником. Женщины размахивали деревянными дубинками и разделочными ножами; я различал в ревущей толпе даже детей.

– Бел! – выкрикнул я, когда первый из нападавших попытался перепрыгнуть через бойца, закрывавшего меня щитом. Я насадил фанатика на копье, как зайца на вертел, и отбросил вместе с копьем под ноги другим нападающим. Следующего сразил Хьюэлбейн. Мои товарищи с грозным пением рубили, разили и кололи. Мы были так сноровисты, так молниеносны, так хорошо обучены. В кольцо щитов было вложено немало часов скучной муштры, и хотя никто из нас долгие годы не участвовал в настоящем бою, навык не притупился и реакция оставалась такой же быстрой. Это и спасло нас в тот день. Вопящие фанатики напирали и пытались достать нас копьями, но передовой заслон стоял крепко, а груда мертвых тел перед нами росла так быстро, что вскоре превратилась в преграду для атакующих. Первые минуту-две, пока трупов еще не было и враги могли подобраться близко, нам пришлось попотеть, но по мере того, как гора росла, подбираться к нам становилась все сложнее. На это решались лишь самые отчаянные смельчаки, которых мы, пятнадцать человек, стоящих во внутреннем круге, легко уничтожали поодиночке. Мы разили быстро, подбадривали друг друга и убивали без жалости.

Кадок напал на нас в числе первых. Он так размахивал ржавым мечом, что клинок со свистом рассекал воздух. Боевое искусство епископ знал и попытался зарубить одного из бойцов в первом ряду, понимая, что, как только кольцо будет прорвано, нападающие быстро перебьют всех. Я отбил удар Хьюэлбейном и тут же нанес ответный, но меч задел лишь грязную копну волос. Тут Эахерн, низкорослый ирландский крепыш, оставшийся служить у меня несмотря на угрозы Мордреда, древком копья ударил епископа в лоб. Наконечника он лишился в самом начале боя, но удар стальным основанием древка оказался достаточно силен. Глаза у епископа сошлись к переносице, рот раскрылся, обнажив гнилые зубы. В следующее мгновение Кадок осел на землю.

Последней наше кольцо попыталась прорвать всклокоченная женщина, которая вскарабкалась на груду мертвых тел и с воплем прыгнула через передового бойца. Я поймал ее за волосы, позволил затупить разделочный нож о мою кольчугу и бросил фанатичку в круг, где Исса со всей силы наступил ей на голову. И тут подоспел Артур.

Тридцать всадников с длинными копьями наперевес врезались в толпу христиан. Подозреваю, что нам пришлось обороняться минуты три от силы, но с появлением Артура все закончилось в мгновение ока. Всадники неслись во весь опор, выставив копья; я видел, как брызнула кровь, когда одно из них вонзилось в ближайшего фанатика. В следующий миг враги уже бежали без оглядки; Артур, отбросив копье и потрясая сверкающим Экскалибуром, кричал своим людям, чтоб они перестали убивать.

– Просто гоните их прочь! – кричал он. – Гоните их прочь!

Всадники, разбившись на небольшие группы, быстро рассеяли врага.

Мои люди могли теперь отдохнуть. Исса по-прежнему сидел на всклокоченной женщине, Эахерн искал отрубленный наконечник. Двое из бойцов первого ряда получили серьезные раны, одному во втором ряду сломали челюсть, но в остальном все были целы, в то время как вокруг громоздились двадцать три трупа и десятка три тяжелораненых. Кадока, живого, хоть и шалого после удара копьем, мы связали по рукам и ногам, а потом, несмотря на приказ Артура относиться к противнику уважительно, остригли ему волосы и бороду. Он плевался и ругался, но мы заткнули ему рот клочьями сальной бороды и повели его обратно в деревню.

Здесь я и обнаружил Лигессака. Он не сбежал, а просто дожидался возле алтаря в церкви. Теперь это был старик, седой и тощий; он не противился, даже когда мы отрезали ему бороду, а сплетенную из нее веревку накинули на шею. Казалось, он даже рад увидеть меня через столько лет.