Просматривая полученные очень качественные фотографии штаба фронта на экране большого жидкокристаллического телевизора, услышал удивленный возглас капитана Марченко, который сидел в сторонке, стараясь не вмешиваться в наши планы. Как мне казалось, он еще не совсем проникся к нам доверием, и довольно сильный скептицизм все еще владел им.

— А вот этого человека я, кажется, знаю!

На него уставились пять пар глаз.

— Ну-ка, Алексей Николаевич, давайте повнимательнее.

Марченко встал и подошел к экрану и показал на снимке на одного из офицеров, стоящих возле штаба. Я укрупнил изображение, Марченко всего несколько секунд рассматривал его и, посмотрев следующий снимок, удовлетворенно констатировал:

— Ну точно он.

— Может, поясните, Алексей Николаевич?

— Извините, господин полковник. Это Игорешка. Точнее Игорь Матвеевич Шапенбах. Мы вместе учились в Михайловском училище. Друзьями не были, но и не враждовали.

— Что за человек?

— Да как все. Карьерист, но не подлый.

— А ведь это как раз то, что нужно! — я почти закричал от радости. И повернув голову к Марченко, дал команду: — Вот что, Алексей Николаевич, приводите свою форму в порядок и подготовьте список документов, с которыми раненый офицер с другого фронта может приехать в прифронтовой город, чтобы искать в госпитале своего раненого брата.

— Но у меня нет брата!

— Двоюродного. Допустим, любимая тетушка слезно просила об этом племянника, который, получив ранение, чудом вышел из окружения в Восточной Пруссии и отправился в отпуск в поисках родственника в Ровно.

После моего монолога все в комнате улыбались, посматривая с интересом на Марченко, которому в ближайшее время предстоит играть в супершпиона, как любят выражаться потомки…

Капитан Марченко стоял в подворотне и наблюдал за входом в штаб фронта и ждал появления Игоря Шапенбаха. Странно, он совершенно не нервничал и чувствовал себя легко и свободно, как когда-то, сдав все экзамены в Михайловском училище и понимая, что все страшное уже позади. Несмотря на всю убедительность фактов, которые привел и показал подполковник Оргулов, он разумом понимал, а душой все не мог поверить, что скоро Россию ждут такие страшные потрясения и реки крови. Но сейчас, ожидая своего бывшего однокашника по военному училищу, он наконец-то осознал, что причастен к чему-то большому, великому, когда от него потребуются все силы, знания и умения и, возможно даже, жизнь и честь. Как ни странно, Алексей Марченко готов был пойти на эти жертвы, прекрасно понимая, какую цель ставят перед собой пришельцы из будущего. И он им верил, точнее поверил, так же, как и штабс-капитан Мещерский, все еще воющий по ночам от головных болей, результата контузии. Да, это именно то дело, ради которого стоит всем рискнуть.

Марченко наконец-то увидел знакомый профиль и, выкинув сигарету, быстрым шагом вышел из подворотни и направился в сторону группки офицеров, которые рассаживались по автомобилям. Решив привлечь внимание, он громко вскрикнул:

— Игорешка! Игорь Шапенбах!

Его бывший однокашник, услышав свою фамилию, резко повернув голову, встретился с ним глазами и изумленно замер, практически сразу узнав и вспомнив кричащего офицера, с забинтованной головой, рукой на перевязи и с большой деревянной кобурой немецкого автоматического пистолета Маузера на боку.

— Леша! Леша Марченко! Какими судьбами? Откуда?

Все-таки дружба и сплоченность михайловцев была не пустым звуком, и капитан Шапенбах подвел своего однокашника к остановившимся возле машины офицерам, среди которых старшим был импозантный полноватый полковник, который, прищурив глаза, наблюдал за этой встречей.

— Господа. Господин полковник, позвольте вам представить моего друга и однокашника по Михайловскому училищу, капитана Марченко Алексея Николаевича.

Отдав честь и пожав руки, Марченко все еще стоял по стойке смирно в окружении старших офицеров. Полковник, пробежавшись взглядом по измученному и исцарапанному лицу капитана, по забинтованной голове, руке на перевязи, особенно долго разглядывал деревянную кобуру с пистолетом Маузера, коротко спросил:

— Где были ранены, капитан?

— Восточная Пруссия, во Второй армии генерала Самсонова. Воевал в первой артиллерийской бригаде 1-й пехотной дивизии 13-го армейского корпуса.

Всем присутствующим была известна судьба армии Самсонова, и на капитана стали смотреть по-другому. Эти повидавшие жизнь офицеры поняли, сколько пришлось перенести этому побитому жизнью капитану.

— Оттуда трофей? — полковник кивнул на висящий на боку пистолет.

— Так точно, ваше превосходительство!

— Как здесь оказались?

— Во время прорыва из окружения был ранен, но вышел к своим, и по ранению и контузии получил двухнедельный отпуск. В данный момент ищу своего двоюродного брата, который после ранения должен был быть переправлен в Ровно в военный госпиталь.

Полковник со знаками различия артиллерии и с почти незаметным на фоне остальных наград знаком отличия Михайловского артиллерийского училища кивнул головой.

— Плох тот михайловец, что не готов уделить время боевому другу Игорь Матвеевич, — обратился он к Шапенбаху, — вы нам пока не нужны, можете уделить немного времени своему другу.

— Спасибо, ваше превосходительство!

Через полчаса они сидели в ресторане в отдельном кабинете и отмечали встречу. Марченко чувствовал себя немного неуютно, зная, что среди бинтов на руке у него находится миниатюрный радиопередатчик, и находящиеся недалеко люди Оргулова его слышат и подстраховывают. Но увлекшись разговором, они поведали друг другу о военной карьере, вспомнили и перемыли косточки всем знакомым. Марченко рассказал краткую историю своих боевых похождений в Восточной Пруссии, что произвело впечатление на его сокурсника.

— Да, Леха, — воскликнул захмелевший Шапенбах, — пришлось тебе хлебнуть лиха.

Марченко мрачно опустил глаза в тарелку и ответил:

— Все хлебнем.

Шапенбах, сразу протрезвев, с интересом глядел на своего друга.

— Не стоит, Леха, мы отомстим.

— Надеюсь.

— Ты, кстати, где остановился? — попытался перевести разговор со щекотливой темы Шапенбах.

— Да тут недалеко… — И, выдержав паузу, начал тот основной разговор, ради которого была затеяна эта вся встреча.

— Слушай, Игорь, мне нужен твой совет, может быть даже помощь.

Его собеседник чуть подобрался.

— Для друга все что угодно.

— Игорь, все не так просто. Я не знаю, к кому идти с моей проблемой, вот может, ты что посоветуешь? Дело государственной важности.

— Говори! — сразу насторожился Шапенбах.

— Не знаю, с чего начать… Ну в общем, есть у меня дальняя родственница по линии матери. Они еще в середине прошлого века эмигрировали в Австралию, и там занимаются медикаментами. До начала войны она приехала в Россию, налаживать деловые связи. Екатерина, так ее зовут, уже неделю в городе и хочет пожертвовать госпиталю, где работает ее императорской высочество великая княгиня Ольга Александровна, две машины, полные лекарств и перевязочных материалов, ну сам понимаешь, чтобы устроить рекламу, а потом уже за деньги начать поставки. И лекарства у нее очень даже неплохие, у нас таких не делают. Но она не знает, как подступиться, все-таки лицо императорской фамилии.

— Ну, — фыркнул Шапенбах, — это дело поправимо. Правда, нужно будет… — он не стал продолжать, но Марченко понял, что это намек на взятку.

— Игорь, это присказка, а сказка будет дальше.

Тот ухмыльнулся, мол, продолжай, а Марченко в душе обиделся — вот что значит штабной офицер.

— Она в городе неделю и случайно услышала странный разговор двух приезжих поляков, которые думали, что она австралийка, и поэтому сильно не скрывались. И в этом разговоре мелькали слова бомба, княгиня, штаб фронта.

За столом повисла пауза. Шапенбах понял, куда клонит его сокурсник, и подался вперед.

— Ты же знаешь, я немного польский знаю, и Катя мне показала этих людей, и три последних дня я и мой денщик за ними следили, чтобы было с чем идти.