Нет, Мастиф не рассчитывал, что в этих землях будут стоять у колодцев золотые чаши, а девственница с мешком золота безбоязненно проедет через не созданную еще страну из конца в конец. Но кое-что он сделать мог.

И он начал делать. Невилл Гюнхельд, довольно быстро ставший Невиллом Наставником, а после смерти превратившийся в святого Невилла, истолковавшего для людей законы Господа. Пролитой крови хватило бы его деду, чтоб напиться на века вперед. Стихии встряхнулись так, что отчим мог бы позавидовать этому размаху. А младший брат, так чудесно умевший убеждать в своей правоте все живое и неживое, наверное, гордился бы старшим. Если бы был жив.

– Ты что там устроил?! – набросился на Артура сэр Герман, едва лишь тот спешился. – Мальчишка! Жить надоело? На кой ляд ты полез на станцию?

– Там ведьмы пляшут, – только и сказал юноша.

Сэр Герман еле сдержался, чтобы не употребить более крепких выражений. Затем поверх головы Артура оглядел мрачного Зако.

– Через страх к Господу идешь, – сказал недовольно. – Вот что, хайдук, ты на Сортировочной часто бывал?

– Там никто часто не бывает.

– В последний раз, когда был, видел, как ведьмы плясали?

– Какие ведьмы? – спросил Зако. – Ведьмы туда в одиночку не ходят.

– Настоящие ведьмы. Не маги. В белое одеты. Пляшут они, как куклы на веревочках.

– А, эти... – С виду вполне безобидные, белые фигуры напугали больше, чем все чудиша вместе – Не видел я их раньше. И никто не видел. Что это за дрянь?

– С Триглава, – коротко объяснил сэр Герман. Зако присвистнул.

– Я их запер, – подал голос Артур.

– Понятно. – Командор оглядел его, вновь смерил взглядом Зако. – Вот что, дети мои, давайте-ка не будем рассиживаться, а прямо сейчас поедем в Цитадель. Там безопасно.

– Если только Флейтист уже сам не пляшет, – сказал Артур тихо-тихо, чуть слышно.

– Тогда – хана, – хмыкнул сэр Герман. – Все, по коням.

Лошади притомились, но, когда добрался отряд до оплывшего холмика, того самого, что раньше был идеально подходящей для обстрела Цитадели высоткой, они, позабыв об усталости, попытались взбунтоваться.

Все разом. Даже дружелюбные и спокойные обозные тяжеловозы. Пришлось, чтобы не мучить животину, объехать холм по широкой дуге.

– Однако! – повертел головой командор. – Это демон твой постарался?

– Не мой, – отрезал Артур.

– Давненько такого не было, а?

– Да.

– След надолго останется, но знаешь, Арчи, – сэр Герман задумчиво понюхал ветер, – не чую я демона.

– Может, она и не демон, – мрачно сказал Артур, – но равно она мертвая была.

– Да разве ж я спорю? – согласился сэр Герман. – Мертвое должно быть мертво. Истинно так.

Флейтист, приплясывая от нетерпения, ожидал их на двери. Завидев рыцарей, он замахал руками и сиганул вниз, в последний момент распахнув над плечами широкие прозрачные крылья.

– Изволили явиться, – сказал недовольно, спланировав прямо на подводу, – я вас сколько ждать должен?

– И это вместо «Добро пожаловать!», – проворчал командор. – Что-то случилось?

– А вам-то не все ли равно? – огрызнулся Флейтист, поднося к губам флейту. Один короткий сигнал – и лошади рысью влетели в тут же захлопнувшиеся за ними ворота.

Он был непохож на себя, хозяин Цитадели Павших. Спокойный, насмешливый, язвительный, любопытный – он бывал каким угодно, но не таким, как сегодня. Испуганным. И злым.

И еще, раньше он никогда не выходил встречать гостей. Званых или незваных – все равно.

– В подвалах, – бросил Флейтист сэру Герману и оглянулся на запертые ворота, – что найдете, забирайте.

– Чего ты боишься? – спросил командор, игнорируя резкий тон хозяина. – Чего ты испугался?

В ответ лишь негромкий вздох флейты. Сэр Герман прошелся по двору, по уложенным на место, отполированным плитам, склонился над разрубленным телом Тори. И поднял взгляд на Артура, который, не доверяя послушникам, сам расседлывал Серко. Странным был взгляд сэра Германа. Не смотрел так командор на своего рыцаря, даже когда тот чувырл рубил или убивал детишек, одержимых житником.

Артур обернулся.

Все так же глядя на него, командор выпрямился, держа отрубленную голову с длинными, пыльными волосами.

– Говоришь, она была мертва?

– Да.

– Разве мертвые способны пользоваться магией?

– Она была не-мертвой, – уточнил Артур, – лишенной души.

Сэр Герман посмотрел в полузакрытые глаза Тори, кивнул задумчиво своим каким-то мыслям:

– И душа ее сейчас в теле Золотого Витязя. Ну что ж, бывает. Она не демон, брат Артур, – командор уложил голову рядом с телом, – так что ничего у нас не выйдет с экзорсизмом.

Юноша молча пожал плечами и вновь занялся своим конем.

По Шопрону ходили странные слухи. Святые отцы из ордена Пастырей, всегда добрые и терпимые, начали вдруг проповедовать о Зле. Мол, явилось оно и живет среди людей, таится, выжидает. Пастырям верили многие, да что там многие, в столице так почти все. Это если с окраин какой народ приезжал, те сомневались поначалу.

Милрад Брюхотряс в своем трактире приезжих видел больше, чем горожан, и грешно сказать, но речи их, порой крамольные, слушал с удовольствием. Не нравились Брюхотрясу новые проповеди. Хотя ходил он на них исправно. Всякий раз, как на площади Становления Веры появлялся одетый в черное пастырь, Милрад оставлял «Звездень» на старшего полового и уходил послушать, что еще скажут святые отцы. Интересно они говорили. Завлекательно. И убедительно – страсть! Если б не понимал Брюхотряс, куда пастыри клонят, он, может, и сам бы в грядущее Зло поверил.

– Что доброго может прийти от мертвых? – вопрошали проповедники. – Прах к праху уходит, и участь мертвеца – гнить в земле. Страшно, когда мертвые ходят среди живых. Еще страшнее, когда мертвые кажутся живыми.

Все они с ног на голову переворачивали. Знамения в дальних храмах, о которых народ на все лады толковал, объявили предупреждением о затаившемся Зле. А какое же это предупреждение, если... нет, Милрад сам не видел, но ему многие рассказывали: гостей с той поры в столице ой сколько перебывало. Со всех краев Обуды. Так вот, какое же это предупреждение, если у Пречистой Девы с пальцев миро текло и, говорят, слова слышны были: «Рыцарь Мой с вами, и Я с ним».

Это ведь не только в Обуде, Обуда просто свое княжество, родное. Ну а потом пошли слухи и совсем уж из дальних городов да крепостей. Все одно и то же рассказывали. Привирали, конечно, как не приврать? Но плохой был бы из Милрада трактирщик, если б он вранье от правды отличать не умел. Такие трактирщики, знаете ли, мигом в трубу вылетают, где уж там достойно родовое дело продолжать.

Милрад поначалу посмеивался. В знамения он, конечно, верил – а как же в них не верить, если столько народу рассказывает, – но вот в то, что Рыцарь Богородицы, то есть Миротворец, и впрямь на землю вернулся, в это верилось с трудом. Понасмотрелся Брюхотряс за долгие годы на всяких самозванцев. Да взять хотя бы недавнюю парочку. Храмовника синеглазого и братца его чернявого. Те ведь и назваться не постеснялись: Артур, мол, Северный и Альберт тоже, ясное дело, Северный. Ну, хочется парням героями побыть, так что ж теперь? Чужого ума им не добавишь, старше станут, даст бог, своего наберутся.

Посмеивался Брюхотряс, хотя постояльцем своим, тем самым синеглазым Артуром, вполне доволен был. И платил тот щедро, и девок не обижал, и народ к нему ходил разный всякий, по делам то ли орденским, то ли еще каким. А люди, они ж такие: если кто в трактир пришел, так хоть кружечку пива да пропустит. В других кабаках да трактирах храмовников пугаются, а в «Звездне» их и раньше хватало – казармы-то рядом совсем. Привык народ. Рыцарем больше, рыцарем меньше, кому какое дело? Ну и Галеш-музыкант, конечно. То, что этакий бездельник при ком-то надолго задержался – это чего-нибудь да стоит. А Галеш за гитару снова взялся, теперь всегда при нем компания. Все пьют-eдят, и, опять же, девки. Сколько выгоды трактиру от одного храмовника.