— Выслушай меня, Дрейк. Иногда, когда он разговаривает со мной, он начинает все путать… говоря о моей матери, о бабушке или прабабушке. Он забывает, кто уже умер, а кто еще жив. Я сожалею теперь, что позволила ему и его дамскому парикмахеру уговорить меня покрасить волосы в этот цвет. После этого он стал все путать еще больше.

Теперь, когда я рассказала об этом Дрейку, все это показалось мне более серьезным, чем я думала раньше.

Он улыбнулся и покачал головой:

— Энни, ты это говоришь как бы не в своем уме.

— Нет, Дрейк. Здесь происходят странные вещи… то, как он содержит комнаты, в которых жили мама и папа, комнаты моей прабабушки Джиллиан… все это сохраняется так, как если бы они были живы и сейчас. Даже Рай Виски считает, что над всем здесь витает какой-то рок. Конечно, он говорит о призраках, которые бродят по залам, но он многое знает. Он хочет, чтобы я уехала домой!

Все это время я испытывала чувство жалости к Тони. Я пыталась понять, почему он такой, и находила для этого всякие оправдания. Но теперь, перечислив все это вслух, я поняла, что мне следует скорее пожалеть саму себя. Может быть, я оказалась в ловушке в доме сумасшедшего, а не просто человека, у которого время от времени случаются провалы в памяти.

— Рай хочет, чтобы ты уехала? — Дрейк покачал головой. — Вот кто не в своем уме.

— И Тони сохраняет комнату Джиллиан, как музей, — продолжала я, отчаянно надеясь, что Дрейк поймет мои беспокойства. — Он никого не допускает туда. Это… сумасшествие. Ты бы видел его некоторое время тому назад, когда он бормотал, что не допустит, чтобы здесь жил кто-либо из моих родственников, этих дикарей с холмов… — Я покачала головой. — А ты знаешь, что из всех зеркал в комнате Джиллиан были вынуты стекла и…

— Подожди минутку, у меня даже голова закружилась. — Он откинулся назад. — Спустить тебя вниз, чтобы ты позвонила Люку, Тони превратил апартаменты в музей, Тони все путает, ты жалеешь, что покрасила свои волосы… может быть, это все вызвано каким-то лекарством, которое ты принимаешь?

— Дрейк, ты что, не слушаешь меня? Я начинаю бояться. Я хочу быть покладистой и делать то, что все считают полезным для меня, но я не могу не думать о том, что выкинет Тони в следующий раз.

— Тони? — удивился Дрейк, все еще не веря. — Да я не встречал еще такого доброго, такого любящего, такого преданного нам человека, каковым является Тони.

— Выкати меня отсюда, — потребовала я, — прямо сейчас.

— Позволь мне поговорить с твоим доктором.

— Нет, — быстро сказала я. Мне пришла на ум еще одна мысль. — Ведь доктор Малисоф находится на службе у Тони и делает то, что доставляет удовольствие его хозяину. — Вероятность этого прошла через мое сердце, как острие шпаги из леденящего ужаса. — Боже мой… что, если… — Я оглядела комнату обезумевшими глазами.

— Уже и доктор тебе нехорош? Энни, ты бы только слышала, что говоришь. Ты просто слишком возбуждена из-за всего пережитого… авария, твое увечье… служба у могилы… Я понимаю твое состояние, но у тебя действительно лучшие доктора и ты получаешь здесь самый прекрасный уход. Я уверен, что к концу дня у тебя будет новая медсестра и…

— А что толку? — проговорила я, опустив голову. Дрейк не мог понять, что здесь происходит, или… я подняла голову и посмотрела на него. Или он не хотел понять, потому что был так счастлив, получив от Тони новый административный пост. Он упивался своими значимостью и властью. На самом деле Тони сделал то, что он делал и раньше, — он купил Дрейка. — Ты просто не хочешь слушать. Я думала, что могу положиться на тебя. Когда у меня не стало родителей, ты и Люк и тетя Фанни…

Я чувствовала себя больной и одинокой. В моем сердце была пустота. Оно напоминало голую камеру, заполненную лишь отзвуками моих бесполезных стенаний, которых никто не услышит, потому что люди, действительно любившие меня, умерли. Даже Люк, казалось, теперь для меня умер.

— Послушай, — заявил Дрейк, быстро взяв меня за руки. — Я собираюсь поехать в Нью-Йорк. У меня довольно большой проект, который буду осуществлять самостоятельно. Я буду отсутствовать несколько дней, затем приеду прямо сюда и, если твое настроение в отношении всего этого не изменится, я сам отвезу тебя обратно в Уиннерроу.

— Правда? Обещаешь? — воскликнула я, хотя в душе мало надеялась на это.

— Конечно. Я просто возьму на себя все, что связано с твоим выздоровлением, пригласим собственных докторов, собственных сестер…

— О Дрейк, я хотела бы, чтобы ты сделал это сейчас.

— Подожди еще несколько дней, Энни. Ты можешь слишком погорячиться, и нам пришлось бы в этом случае начинать все заново. Ты должна окончательно утвердиться в правильности решения, и тогда я обещаю помочь тебе.

Он поцеловал меня в щеку, прижал к себе и затем вскочил, словно в его голове бизнесмена зазвенел будильник.

— Мне надо успеть на самолет.

— Но, Дрейк, я думала, что ты, по крайней мере, отвезешь меня вниз, чтобы позвонить Люку.

— Нет никакого смысла без конца названивать ему. Он приедет, когда захочет.

— Дрейк, пожалуйста, — просила, даже умоляла я, желая, чтобы он понял, насколько это для меня важно.

Он с минуту пристально смотрел на меня, потом кивнул.

— Я поговорю с Тони, когда буду уходить. Я уверен, он сделает это.

— Но, Дрейк…

— Выше голову, Энни. Все будет в порядке, вот увидишь. По крайней мере, ты вернулась к рисованию, — заявил он, указывая на мольберт.

Он даже не подошел к нему, чтобы взглянуть на мою работу. Просто автоматически улыбнулся, как какой-нибудь служащий, помахал мне рукой и быстро покинул комнату, явно опасаясь того, что я могу настаивать на том, что может вызвать неудовольствие у Тони. Я так разочаровалась в Дрейке! Мой дядя, который был для меня скорее старшим братом, ведет теперь себя, как посторонний. Он ушел, и я осталась с этой тишиной, которая еще сильнее заставляла меня чувствовать свою беспомощность. Снова я была одна, как раненый зверек в позолоченной клетке.

Собравшись с силами, я решительно покатила коляску к двери, распахнула ее, пересекла гостиную и открыла дверь в коридор. Затем направилась к лестнице. Посмотрев вниз, я увидела, что там никого не было, а у подножия лестницы меня поджидала вторая коляска (Тони сдержал свое обещание). Я отомкнула и подняла подлокотник на коляске, чтобы перетащить себя в механическое кресло, как показывали мне Тони с тем специалистом. Устроившись и закрепив ремень безопасности, я нажала на кнопку и начала спускаться. Мое сердце отчаянно колотилось, но я была полна решимости взбунтоваться и покончить со своим положением заключенной.

Кресло остановилось в конце лестницы, и я перебралась в стоявшую рядом коляску. Воодушевленная успехом, я поехала по покрытому ковром коридору в направлении кабинета Тони.

Дверь в кабинет была немного приоткрыта. Я остановилась, не услышав никаких звуков из кабинета, тем не менее вкатила туда коляску. На письменном столе горела небольшая рабочая лампа, а в комнате царил полумрак. Задернутые шторы на окнах не пропускали послеобеденного дневного света. Я осмотрелась кругом — никого. Куда же ушел Тони? Разочарованная, я откинулась назад в коляске. Затем мои глаза остановились на телефонном аппарате на столе Тони.

Наконец-то появилась возможность самой поговорить с Люком! Я подкатила коляску к письменному столу. Только подняв трубку, я сообразила, что не знаю ни номера его телефона, ни названия общежития. Дрейк мне никогда не говорил об этом.

Я позвонила в справочную и попросила телефон Гарвардского университета. Оператор, недовольная отсутствием у меня более точных данных, стала зачитывать мне список возможных учреждений Гарварда. Когда она назвала жилищную администрацию, я остановила ее. Записанный на пленку голос сообщил номер телефона. Я набрала его и, услышав ответ, объяснила, что мне нужно. Секретарь оказалась очень любезной, объяснила, что большинство новых студентов еще не сообщили номеров в своих комнатах, но дала мне телефон на этаж, где проживал Люк. Я поблагодарила ее и тут же набрала данный номер.