— По-моему, по утрам ты только этим и занимаешься.

— Это прекрасный способ познакомиться со своими соседями и жителями деревни. В конце концов наша деревня не так уж велика. А люди всегда говорят о своих старых тетках или знакомых. Я, наверное, начну с мисс Гриффин, которая определенно пользуется весом в округе. Видимо, она правила всеми железной дланью. Ты знаешь таких. Шпыняла викария, доктора, районную сестру и всех подряд.

— А районная сестра не может помочь?

— Вряд ли. Она мертва. Я имею в виду, та, которая работала здесь во времена Паркинсонов, а та, что работает здесь сейчас, устроилась сюда недавно. Ее ничего не связывает с этими местами, и вряд ли она знала хоть одного Паркинсона.

— Как бы мне хотелось, — раздосадовано произнес Томми, — чтобы мы забыли обо всех Паркинсонах.

— И тогда у нас не будет проблем?

— О Боже, — проговорил Томми, — снова проблемы.

— Это Биэтрис, — сказала Таппенс.

— Что Биэтрис?

— Создавала проблемы. Точнее, Элизабет, уборщица, которая работала у нас до Биэтрис. Она постоянно приходила ко мне и говорила: «О, мадам, я могу немного поговорить с вами? Видите ли, у меня возникла проблема», а потом по четвергам начала приходить Биэтрис и, видимо, переняла у нее эту привычку. У нее тоже появились проблемы. Они просто начинают так разговор, но всегда упоминается «проблема».

— Ладно, — сказал Томми, — придется это принять. У тебя есть проблема, у меня есть проблема — у нас есть проблема.

Он вздохнул и удалился.

Таппенс медленно спустилась по лестнице, качая головой. Ганнибал с надеждой направился к ней, помахивая хвостом и изгибаясь в предвкушении грядущих милостей.

— Нет, Ганнибал, — сказала Таппенс. — Ты уже погулял сегодня утром.

Ганнибал дал понять, что она ошибается, он не гулял.

— Ты — самый отъявленный врун из всех собак, которых я знала, — заявила Таппенс. — Ты гулял с папочкой.

Ганнибал сделал вторую попытку, пытаясь различными собачьими способами показать, что любая собака не откажется от второй прогулки, окажись у нее понятливый владелец. Разочаровавшись, он спустился по лестнице и принялся громко лаять, демонстрируя готовность молниеносно цапнуть взъерошенную девицу, управлявшую пылесосом «хувер». Ему не нравился «хувер», и он протестовал против длительных разговоров Таппенс с Биэтрис.

— О, не дайте ему укусить меня, — сказала Биэтрис.

— Он не укусит тебя, — сказала Таппенс. — Он только притворяется, что хочет укусить.

— Когда-нибудь он все-таки решится, — сказала Биэтрис. — Кстати, мадам, я могу немного поговорить с вами?

— О, — сказала Таппенс, — ты…

— Видите ли, мадам, у меня проблема.

— Так я и думала, — сказала Таппенс. — Какая? И, кстати, ты не знаешь людей, живущих здесь или живших когда-то, по фамилии Джордан?

— Джордан. Даже не могу сказать. Конечно, были здесь Джонсоны, и — ах, да, один из констеблей был Джонсоном. И почтальон. Джордж Джонсон. Он был моим дружком. — Она хихикнула.

— Но ты никогда не слышала о Мэри Джордан? Она умерла.

Лицо Биэтрис отразило недоумение, она покачала головой и возобновила атаку.

— Насчет моей проблемы, мадам?

— А, да, твоя проблема.

— Надеюсь, вы не против, что я спрашиваю вас, мадам, но, понимаете, я в очень неловком положении, и не хотела бы…

— Попытайся объяснить побыстрее, — прервала ее Таппенс. — Мне пора идти в гости.

— Ах, да. К миссис Барбер, да?

— Верно, — подтвердила Таппенс. — Так что за проблема?

— Ну, дело в пальто. Симпатичненькое такое пальтецо. Я увидела его у Симмондса, вошла и примерила, и оно мне показалось очень симпатичным. Ну, было там одно пятнышко на подоле, знаете, у самой кромки, но я решила, что это не имеет значения. Так или иначе, я — э…

— Да, — сказала Таппенс. — Ты — что?

— Я, понимаете, решила, что поэтому-то оно такое дешевое, и взяла его. Но когда я пришла домой, я заметила на нем ярлык, и вместо 370 пенсов там было написано 6 фунтов. Ну, вот, мадам, мне это не понравилось, я просто не знала, что и делать. Я взяла пальто и пошла обратно в магазин — решила, что лучше вернуть его, понимаете, и объяснить, что я не собиралась просто так брать его, и тогда, понимаете, девушка, которая мне его продала — хорошая такая девушка, звать ее Глэдис, а как фамилия, не знаю — в общем, она прямо расстроилась, и я сказала: «Ладно, я доплачу», и она сказала, «Нет, так нельзя, потому что покупка уже оприходована». Понимаете, в чем дело?

— Конечно, понимаю, — проговорила Таппенс.

— Вот она и сказала: «Не надо, иначе мне попадет».

— За что же ей попадет?

— Вот я тоже так подумала. Понимаете, оно ведь было продано мне дешевле, я купила его, и при чем здесь она? Она сказала, если так случилось по небрежности, они не заметили правильной этикетки и взяли с меня не ту цену, ее могут за это уволить.

— Не думаю, что прямо так сразу и уволят, — сказала Таппенс. — По-моему, ты поступила правильно. Не вижу, что ты еще можешь сделать.

— Ну, видите, как вышло. Она засуетилась, чуть не расплакалась, вот я и унесла пальто обратно, и теперь не знаю, может я обманула магазин, и вообще, что мне делать.

— Ну, — начала Таппенс, — я, пожалуй, слишком стара, чтобы знать, как сейчас следует поступать. Магазины стали такие странные. Цены странные, все стало сложнее. Если бы я была на твоем месте и хотела доплатить — может, тебе лучше дать деньги этой самой Глэдис, а она может положить их в кассу.

— Ну, мне не очень хочется так делать, потому что она может взять их себе, понимаете? Я имею в виду, если она возьмет деньги, то уже, наверное, будет проще, так ведь, потому что получается, что я как бы украла деньги, а я бы не стала их красть. Я имею в виду, тогда получится, что украла Глэдис, правда, а я в общем-то не так уж ей и доверяю. О Боже.

— Да, сказала Таппенс, — жизнь — сложная штука, верно? Мне очень жаль, Биэтрис, но, по-моему, тебе самой решать, как поступить. Если ты не доверяешь своей подруге…

— Ну, нельзя сказать, что она моя подруга. Я только покупаю там вещи. И с ней приятно поговорить. Но я имею в виду, понимаете, она мне не подруга. Знаете, говорят, у нее был скандал на последней работе — она взяла себе деньги за проданный товар.

— Раз так, — с некоторым отчаянием произнесла Таппенс, — я бы ничего не делала.

Она произнесла это с такой уверенностью, что Ганнибал вступил в консультацию. Он громко гавкнул на Биэтрис и прыгнул на «хувер», который считал одним из своих главнейших врагов. «Я не доверяю этому „хуверу“, — сказал Ганнибал. — Я его укушу».

— Успокойся, Ганнибал, прекрати лаять. И не вздумай кого-нибудь или что-нибудь кусать, — сказала Таппенс. — Я приду поздно.

И она поспешно вышла.

— Проблемы, — проговорила Таппенс, спускаясь по холму и выходя на Орчард Роуд. Проходя по улице, она, как и раньше, гадала, был ли хоть у одного из домов фруктовый сад. Сейчас это казалось маловероятным.

Миссис Барбер встретила ее с восторгом и предложила аппетитные с виду эклеры.

— Какие чудесные, — сказала Таппенс. — Вы их купили у Беттерби?

Беттерби был местным кондитером.

— О нет, их сделала моя тетя. Она умеет готовить потрясающие вещи, знаете ли.

— Эклеры очень трудно сделать, — сказала Таппенс. — Мне они никогда не удавались.

— Кажется, секрет в том, чтобы делать их из особой муки.

Дамы угостились кофе, и обсудили сложности в приготовлении некоторых блюд.

— Мисс Болленд на днях вспоминала вас, миссис Бересфорд.

— Да? — отозвалась Таппенс. — Правда? Болленд?

— Она живет по соседству с викарием. Ее семья уже давно живет здесь. На днях она рассказывала нам, как приезжала сюда ребенком, как ждала этих визитов, потому что, сказала она, в саду был такой чудесный крыжовник. И слива — венгерка. Сейчас их уже практически не встретишь. Есть так называемые венгерки итальянские, но они совершенно другие на вкус.

Дамы обсудили фрукты, которые они помнили с детства, и которые обладали совсем другим вкусом.