Роланд поежился — от слова «менструация» ему стало куда более неуютно, чем от сообщения о смерти трех человек. «Ладно, чего там, — рассудил он, — это все бабские дела».

— Самой серьезной травмой оказался перелом черепа: большой осколок кости сдавил мозг. Крови она потеряла столько, что у врачей были серьезные опасения за ее жизнь, но она прошла через все операции к быстрому и полному выздоровлению. Физически полному. Повреждение мозга сказалось очень скоро. Меньше чем за год она почти разучилась читать, полностью забыла арифметику и потеряла способность оперировать абстрактными понятиями.

— Чем?

— Абстрактными понятиями. Все эти вещи, которые люди придумали, чтобы осложнить себе жизнь. Лет сто назад, может быть, даже пятьдесят в какой-то части света все было бы нормально. Она бы вышла замуж, воспитывала детей, ухаживала за живностью, то есть проводила время за такими делами, с которыми вполне могла бы справляться. Но в наши дни, — она на секунду развела руками, сняв их с баранки, — такой возможности жизнь ей не дает. Врачи и работники социальных служб скоро обнаружили, что поскольку она не владеет абстрактными понятиями, то не может и выбирать способ действия. Каждый ее шаг должен быть предопределен подробно расписанной схемой. Однако это вовсе не означало отторжения от общества, и потому она жила в нескольких семейных приютах.

— А родственники?

— У нее их нет. — Дару яростно включила третью скорость, таким образом срывая злость. — Когда ей было пятнадцать, глава приемной семьи, где она жила, явился в Детскую Помощь и покаялся, что многие годы сексуально преследовал отданных ему на попечение детей.

Роланду вдруг явилось видение вздернутого на дыбу и четвертованного мужчины. Несомненно, причиной тому был зубовный скрежет, слышавшийся в голосе Дару.

— Он попробовал так же поступить с Ребеккой. Он не помнил, что было потом, только то, как шел сознаваться. Я видела протокол. Он повторял: «Я не понимал», — и все время ударялся в слезы. А Ребекка только одно сказала — и в протоколе, и потом, когда я с ней говорила: «Я ему показала, что он сделал».

Дару на секунду прервалась, обгоняя автобус и выруливая на Ниэл-стрит.

— Так что насчет Ребекки тебе волноваться не стоит. И к тому же я никогда не видела ее в такой хорошей форме, как сегодня.

— Из-за Эвана?

— Вряд ли из-за ситуации. — Белозубая улыбка сверкнула в темноте контрапунктом к звучащему в голосе сарказму. — Но это вполне вероятно. Он ведь в конце концов Свет, и естественно считать, что он в каждом вызывает к жизни лучшее. Скажи, где остановиться.

Роланд показал на дядин дом, и Дару затормозила. Он вылез, вытащил с заднего сиденья гитару, захлопнул дверцу и наклонился к открытому окну.

— Спасибо, что подбросила. И за информацию спасибо. Я… — Он вздохнул. Эван и Ребекка. Ладно. — Ты мне дала над чем подумать.

— И еще одно. — Взгляд Дару был так проницателен и прям, что Роланд вспыхнул. — Тебя расстроила Ребекка — готова согласиться. Только ее отсталость тут ни при чем. Ты расстроился, потому что Ребекка будет спать с Эваном, а ты — нет.

Роланд смотрел, как уменьшаются огни отъезжающего автомобиля, и, когда Дару уже не слышала и спорить не могла, буркнул себе под нос:

— Это даже не смешно.

Потом повернулся и пошел в дом, и плевать ему было, кто там шпионит из-за кустов.

Эван, полузакрыв глаза, лежал щекой на волосах Ребекки и неглубоко дышал. Она тесно прижалась к его груди, и он улыбнулся сквозь сон, нежно проведя ладонью по ее влажной спине. Час в ее объятиях почти восстановил силы, затраченные на успокоение толпы. Утром он…

И вдруг равновесие сдвинулось, стало больно, и он едва удержался от крика.

«А я здесь, — сказала Тьма. — Приди и схвати меня, если посмеешь».

Он знал, что вызов должен был настигнуть его в минуту слабости, все еще изможденного после борений прошедшего дня. Темный никогда бы не бросил вызов без уверенности в победе и в том, что Свет примет его вызов.

Он бережно переложил Ребекку на матрац и выскользнул из ее протянутых рук. Она заворочалась и в полусне назвала его имя. Он склонился и тихо поцеловал ее бровь.

— Спи, Леди, — шепнул он, чувствуя соленый привкус на губах. Он охранит ее сон сегодня, и завтра, и всегда… Она с первого взгляда очаровала его своей светлой душой, и страшно подумать, что сделает Тьма с этой милой простотой…

Ребекка вздохнула и устроилась поудобнее на подушках. В глазах Эвана она лучилась теплотой и золотистым светом.

В альков вошел Том и прыгнул на кровать, занимая свое, освобожденное теперь место.

— Смотри за ней, малыш, — шепнул Эван. — Оставайся с ней, пока меня нет.

Том вытянул лапу и стал вылизывать между когтями. Указания Эвана были ему совершенно ни к чему.

Эван выпрямился, одевшись в мгновение ока, еще раз коснулся изгиба бедра Ребекки и вышел навстречу Тьме.

…Тьма в аллее была гуще обычной ночной. Он услышал голоса и смех и осторожно двинулся вперед.

— Ой! Не надо!

Он споткнулся под тяжестью окатившей его рычащей волны Тьмы и бросился бежать.

В конце аллеи, под мигающим красным огоньком запасного выхода, спиной к стене стоял парнишка лет пятнадцати, прижав к лицу ладони, и между ними текла струйка крови.

У его ног — другой, лицом вниз, в растекающейся луже.

Перед ним — пять ржущих теней с ножами.

В стороне — отлично одетый мужчина с разведенными в приветственном жесте руками и приглашающей улыбкой. Только эту улыбку и видел Эван.

— Ты теперь уже не такой красавчик, говнюк? — Один из пятерых выступил чуть вперед и стукнул мальчишку по плечу обратной стороной ножа. Мигающий красный свет отражался от бритой головы и окрашивал в пурпур татуировку на ней. — Сейчас мы с тобой позабавимся.

— А я здесь, — шелковым голосом сказал Адепт Тьмы. — Имеешь шанс.

Мальчишка, не отводя рук, взвыл, и его светлые брюки вдруг потемнели в паху.

— Эй! Он обоссался! — Один из пятерых зашелся истерическим смехом.

— Плохой мальчик, — захихикал другой. — А плохих мальчиков наказывают!

— Отрезать деточке пипиську? — предложил первый, упирая острие ножа в край пятна.

— Отрезать! — завопили остальные в неподдельном энтузиазме.

— А может быть, у тебя есть более срочные дела, — предположил Темный. Он посмотрел на часы. — Тогда поторопись. Я не могу всю ночь ждать.

Эван двинулся вперед, в круг теней, охваченный холодной яростью оттого, что так легко расточаются жизни, чтобы поймать его в ловушку. Не спасти мальчика он не мог.

— А это кто тут у нас? — Вожак банды повернулся, учуяв новую добычу. — Этакий гребаный белый рыцарь скачет на выручку?

Остальные заржали, и вокруг Эвана сомкнулось кольцо. Удовольствие, которое получали они, причиняя боль, ударило по нему, окружило, отделило от мира и со временем могло ослабить.

— Будьте добры, — тихо сказал он, повернув руки ладонями вверх, — отпустите мальчика. Опустите ножи. Оставьте пути Тьмы.

Всем созданиям, способным к выбору, должно предоставлять выбор.

— Оставить пути Тьмы? — Вожак выдвинулся вперед, покачивая нож на открытой ладони. — Джентльмены, у нас тут, мать его, проповедник.

— А похож на пидора, — прокомментировал бандит с вытатуированными на обеих щеках свастиками.

А вот ему отрезать хер! — Третий голос просто срывался от возбуждения.

Вчера Эван на охваченном бойней стадионе явил людям Свет и помог им оттолкнуть Тьму. Эти же пятеро лишь прищурились на сияние и перехватили поудобнее ножи. В них не было Света, к которому он мог бы воззвать.

Краем глаза он заметил лезвие и поднырнул. Сталь скользнула по волосам, и Эван вдвинул локоть в живот нападавшему. Липкий от крови каблук, нацеленный Эвану в колено, промахнулся, и обратным ударом Эван послал на землю вожака банды.

— Сука! — взвизгнул вожак, поднимаясь на ноги. — Мочить его!

Адепт Тьмы хохотал, прислонившись к стене.