— Пытаться тебя остановить.

Роланд подумал, что знал этот ответ заранее.

— А ты?

— Защищать тебя.

— Я не то чтобы сомневаюсь или что, но ты сможешь?

Эван грустно улыбнулся.

— Победить его я не смогу — слишком сильно сдвинулись весы, но смогу отвлечь настолько, чтобы ты закончил песню. А тогда уже все будет зависеть не от нас.

Они чуть обошли Круг, избегая зоны Врат Тьмы, и остановились на траве под выстроившимися полукругом дубами.

Что-то тихо прошелестело, и Роланд ощутил прикосновение к волосам. Он глянул вверх, но на ветвях не было маленького народца, и ветер тоже ветвей не шевелил. Роланд взглянул на своих спутников, но они, кажется, ничего не почувствовали, так что он пожал плечами и решил не обращать внимания. Вряд ли будет время беспокоиться насчет деревьев.

Они подходили все ближе к центру лужайки, и присутствие Тьмы стало ощущаться почти физически. Она выступала, как болотная жижа, там, где пролилась кровь, клубилась вокруг ног, протягивала туманные щупальца к коленям, с каждым их шагом поднимаясь чуть выше.

— Назад! — рявкнул Эван. — Этот мир еще не твой!

Он развел руки, и вся лужайка очистилась, кроме бурлящей массы, отмечавшей место жертвоприношения.

— Так-то лучше, — одобрил Роланд. Потом он заметил, что остальной мир, мир за пределами Круга, как бы отделился от них барьером, напоминавшим закопченное стекло. Сквозь него было видно, но неясно, и дома казались призрачными и нереальными.

Одиннадцать пятьдесят семь.

— Эван, — Роланд поставил футляр на траву и расстегнул замки, — я ведь не видел этой песни до сегодняшнего утра. Что, если я собьюсь?

Эван слегка потрепал его по плечу, ободряя, но сказал только одно:

— А ты не сбейся.

— Не сбейся, — повторил Роланд. — Ладно.

Вынув Терпеливую из футляра, он накинул на плечи ремень и встал.

«Четыре куплета, вступление и финал и переход из ре-минор в фа-мажор. Почему я?»

Потому что больше никого у них нет, сказал голос у него в голове.

Эван взял лицо Ребекки в свои ладони и глубоко заглянул ей в глаза.

— У тебя мое сердце, Леди. Храни его.

Ребекка вздохнула, прикусила губу, чтобы она не дрожала, и положила руки поверх рук Эвана.

— И я люблю тебя, Эван.

Роланд ждал объятия, но его не было. Только нежный поцелуй — и расставание. У него заслезились глаза, и он отчаянно замигал. Когда к нему вернулось зрение, Адепт стоял перед ним. И все, что Роланд хотел сказать — «удачи», «будь осторожен», «ни пуха ни пера», — оказалось вдруг настолько затертым, что он лишь кивнул в надежде, что Эван поймет.

Эван кивнул в ответ.

— Ты сам пришел встретить свою гибель. Как это… благородно!

Бархатная одежда Адепта Тьмы поглощала весь оставшийся свет. За ним вырастали врата.

Эван повернулся к Адепту Тьмы, и перед этим на его лице мелькнуло выражение неизъяснимой печали. Всего на мгновение. На те несколько секунд, которые понадобились Роланду, чтобы понять: Эван зашел слишком далеко, и его уже не остановить.

— Он же знает, что идет умирать! — Роланд обернулся к Ребекке, а та смотрела вслед Эвану с тоской отчаяния.

Ребекка шмыгнула носом.

— Знаю.

— Мы не можем его отпустить…

— Мы должны его отпустить.

— Но что-то же мы можем сделать?

— Да. — Она вытерла нос рукавом, не отрывая глаз от Эвана. — Пой!

Врата были выше Адептов, шириной в десять или двенадцать футов, и все росли.

С бьющимся у горла сердцем Роланд взял первый аккорд, зная, что обрекает этим Эвана на смерть. Адепту Тьмы не было нужды драться, пока музыка не стала тому причиной. Ставка — Эван против целого мира, почти потерянного. И Роланд заставил пальцы играть. У него за спиной — он чувствовал это — слушала Ребекка, слушала с всепоглощающей самоотдачей, с которой она делала все.

И тогда Адепт Тьмы посмотрел мимо Эвана и встретился глазами с Роландом. «Ты — мой, — сказала его усмешка. — Ты это знаешь, и я знаю. И когда все это закончится, я за тобой приду».

У Роланда онемели пальцы. Он забыл аккорды. Забыл музыку. Забыл слова. Забыл обо всем, кроме Тьмы. Его затрясло.

— Роланд! — Ребекка схватила его за плечо, и ее пальцы глубоко впились в мускулы, отвлекая внимание от Адепта Тьмы, хотя ее слова все еще доносились, как из глубокого туннеля. — Эван не даст ему тебя тронуть!

Эван.

«Если он хочет умереть за мой мир, то я, черт побери, могу за него спеть!»

И его пальцы снова нашли струны. Он начал первый проигрыш.

К концу второй строки самодовольная улыбка Адепта Тьмы исчезла.

К концу третьей он зарычал и бросился.

Ему наперерез бросился Свет.

— Сообщают о фейерверке в окрестности Круга Кингз-колледжа. 5234, можете принять?

Паттон уставилась на приемник.

— Тут на улицах сумасшедший дом, а они посылают нас на фейерверк?

Они только что целый час разгребали завал на углу Йонг-стрит и Блур-стрит.

Брукс пожал плечами и потянулся за микрофоном.

— А ты помнишь, что было вчера после сообщения о фейерверке в окрестности Круга Кингз-колледжа? — Он щелкнул переключателем. — 5234 принял. Нам идти одним?

— Все остальные заняты, но, если потребуется поддержка, дадим.

— Понял. Идем пока одни.

Паттон рванула машину, рулевое управление протестующе заскрипело на крутом развороте, и педаль газа влипла в пол.

— Если этот гад вернулся, мы его возьмем первыми.

— И поступим с ним по уставу, Мэри Маргарет, — мягко уточнил ее напарник.

Ее оскаленные зубы трудно было принять за улыбку.

— Ладно. Вобью устав ему в глотку.

Под страшным ударом Эван пошатнулся, но отбил его прежде, чем удар мог дойти до Роланда. И Роланд сделал лишь то, что мог: доверившись силе Эвана, продолжал петь. Он не знал, слушает ли Богиня, но чувствовал, как растет сила в каждой клеточке с каждой строчкой. И когда Эван отбил второй удар черной энергии, от чего его правая рука бессильно повисла, Роланд начал первый куплет.

Хотя Роланд и ожидал чего-то, прикосновение ветра к левой щеке чуть не заставило его пропустить смену аккордов. Он слегка повернулся в ту сторону: что произойдет от двух последних строк? Уголком глаза он увидел, как Адепт Тьмы ударил, зарычав, но ни рычание, ни атака не могли отвлечь его. Он почуял, как восточный ветер убрал из его мыслей весь мусор. Он был по-прежнему напуган до смерти, но это уже не имело значения.

Адепт Тьмы взвыл. Но Роланд не обратил внимания. Потому что восточный ветер принес ответ. Разметав по ветру волосы, облаченная в короткую белую тунику, перед ним и чуть справа встала Дару. Встречая Тьму лицом к лицу, она сжала кулаки; и даже сзади не была похожа на ту Дару, которую он знал, ибо сила песни была лишь бледной тенью ее силы.

И задул ветер с юга, пахнущий сталью и кровью, и одел Дару в золотую броню, опоясав ее широким мечом.

Эван упал на колено, но успел вскинуть здоровую руку, приняв на браслеты удар черного бича. Крик боли почти заглушила музыка.