Увы, это начинаешь понимать только с годами. А в то время мы были уже «старыми» футболистами, но все еще очень молодыми людьми. Мне, в частности, еще не минуло даже 26 лет. Молодость же часто, грешит принципиальными ошибками. Я это целиком отношу и на свой счет.
Одним словом, команда киевского «Динамо» сезон 1955 года провела в состоянии внутреннего разлада. В конце концов дело дошло даже до того, что Ошенков решил отчислить из коллектива очень нужного * нам Терентьева. И тут команда, как говорится, взбунтовалась. Она решительно восстала против такого решения. Олег Александрович – властный и гордый человек – тогда поставил вопрос еще резче: значит, уйдет он. Но и такой вариант не устраивал «Динамо». И как же обидно, что все это происходило сразу после такого удачного года, когда по идее нам предстояло расти и расти, добиваясь новых успехов!
Чтобы примирить тренерский состав с игровым, в команду был назначен новый начальник – Феодосий Александрович Остапченко.
Очень спокойный, вежливый, отлично разбирающийся в направлениях, в которых текут подспудные футбольные воды. Он сумел найти ту золотую середину, которая в какой-то мере примирила обе стороны.
Но в команде по-прежнему не было полного душевного равновесия. Естественно, это нашло свое отражение и в «материи». Результаты выступления команды сразу же стали резко отличаться от прошлогодних. Сделав ничью со «Спартаком» (0:0), мы проиграли торпедовцам и динамовцам Москвы и вновь добыли только одно очко во встрече с динамовцами Тбилиси.
Последняя игра имеет одну интересную подробность. Мы вели со счетом 2:0 и уже полагали, что победа обеспечена. Самоуспокоение привело к тому, что Ларионов начал играть небрежно и допустил две грубые ошибки. Они нам обошлись в два гола. Это случилось за 20 минут до конца матча. Вместо победы мы ограничились ничьей.
После этого мы встретились с тбилисцами в кубковой игре. Снова ведем 2:0, снова до конца остается 20 минут, и с какой-то злой закономерностью Ларионов снова дважды подвел нас. 2:2. А в дополнительное время Гогоберидзе забил нам третий гол. Обладатель Кубка лишился права бороться за него дальше.
Неудачи вновь пробудили брожение в команде. Обоюдное недовольство росло. В Москве это привело к уродливой вспышке.
Однажды во время ужина в дверях ресторана при гостинице, где мы жили, появился запоздавший Зазроев. Он был чем-то взволнован: рукив карманах брюк, глаза прищурены, губы сжаты. Он заметил нас и Ошенкова, сидевшего в сторонке, но не подал виду. Медленно подошел к буфетной стойке, небрежно бросил:
– Бутылку пива.
Ошенков предостерегающе окликнул его:
– Андрей!…
Этого оказалось достаточно, чтобы Зазроев сразу вспыхнул подобно пороху. Он быстро подошел к столику тренера и всплеснул руками:
– Ах, ребенку даже глотка пива нельзя! Вы можете в конце концов понять, что я уже взрослый человек!
Ошенков встал, уперся кулаками в стол. Процедил сквозь зубы:
– Уйди из ресторана, Андрей! Слышишь, я говорю – уйди!…
Зазроев почти вплотную придвинул к нему свое лицо:
– Вот как, я должен уйти? Хорошо. Я совсем уйду. Навсегда. Уеду в Тбилиси. Все. Разговор окончен.
И, повернувшись к нам, крикнул:
– Вышлите мне вещи прямо в Тбилиси. Прощайте, ребята!
И побежал к выходу. Я кинулся вслед за ним. Он уже садился в такси.
– Андрей, опомнись, что ты делаешь? Ты же всю команду подводишь.
– На вокзал, – приказал он шоферу, не удостоив меня даже взглядом.
Машина рванула. Громко щелкнула дверца. Я долго смотрел, как удаляются два красных огонька.
– Уехал? – спросили меня товарищи, когда я вернулся.
Я кивнул.
– Я тоже уеду домой. Надоело все на свете, – сказал Голубев и вышел.
Каково же было наше удивление, когда, выйдя на улицу, мы увидели Зазроева. У него был пристыженный вид.
– Извините, Олег Александрович, – сказал он глухо, отводя глаза в сторону, – я погорячился. Нервы шалят.
Ошенков, глубоко уязвленный, постарался быть великодушным. На этот раз вулкан только напомнил о себе. Взорваться огнем и громом ему еще только предстояло.
А вот Голубев и в самом деле исчез. Да, дисциплина в нашем коллективе сильно захромала. Мы уехали в Ленинград без центрального защитника. Такого еще не бывало.
И все же даже тогда у нас случались отличные матчи. Особенно когда их исход мог отразиться на престиже советского спорта. Перед каждой международной игрой команда резко подтягивалась. Все, что мучило игроков, отступало на второй план, а тренеры забывали свои обиды и огорчения. Как в лучшие дни, мы бывали едины в своих желаниях, в своей воле, и тогда киевское «Динамо» становилось очень грозным.
Одной из таких игр был матч с югославским «Партизаном». Сила его футболистов общеизвестна. В нашей памяти еще были свежи события последнего олимпийского турнира, когда именно югославы выбили из игры советскую сборную. Поэтому понятно, с каким волнением ждали мы встречи с одной из лучших команд Европы: это был для нас суровый, но интересный экзамен на зрелость. С другой стороны, не пристало обладателю кубка СССР проигрывать команде, даже если ее слава очень велика.
Тренировки югославов, которые мы наблюдали с трибуны Центрального стадиона, не дали ни малейшего повода для утешения. Мы увидели великолепных игроков, обращающихся с мячом так, словно он привязан к их ноге. Все футболисты были рослы и сильны физически. Да, играть с ними трудно.
На своей базе мы не находили себе места перед матчем. Книги валились из рук, шахматы, шашки были забыты. Один лишь Зазроев продолжал шутить, стараясь отвлечь нас от невеселых мыслей последними анекдотами. Но они не вызывали смеха.
Наконец, наступает день матча. С утра тренеры дают последнюю установку. Вот уже и обед. Кусок не лезет в горло. Мы встаем из-за стола. И вдруг Зазроев жалобно охает. Схватившись за ногу, он медленно опускается на стул.
– Андрей, что с тобой?
– Кажется, мениск.
Действительно, возле колена какая-то шишечка.
– Очень больно? – Да.
Настроение портится еще больше. Однако врач Евгений Петрович Грибов успокаивает: он попробует что-то сделать. Кажется, не так страшно. Он долго массирует ногу Зазроева, проделывает еще какие-то манипуляции, и шишечка исчезает. Потом Грибов туго затягивает ногу в резину.
– Ну как, Андрюша?
Доктор Грибов! Редко встретишь человека, в котором было бы так много доброты, такта и, наряду с этим, непримиримой принципиальности. Мы все его очень любим и уважаем, очень верим его мастерству. Он тоже как бы один из ветеранов команды (Грибов работает при стадионе), связан с динамовцами уже много лет. Среднего роста, седой, с коротко подстриженными волосами и лицом, пышущим здоровьем и свежестью, он, наш Евгений Петрович – «ангел хранитель» команды. Доктор Грибов страстный книжник, неутомимый собиратель всех новинок и любитель книжной старины, – всегда может рассказать что-то интересное и поучительное. Врач, отлично знающий свое дело, он каждому из нас принес много пользы. Сердечный человек, умеющий уважать чужие секреты, Евгений Петрович знает многие наши тайны и всегда подскажет именно то, что будет лучшим выходом из того или иного положения. Одним словом, Евгений Петрович – дорогой для команды человек. Сейчас он с тревогой глядит на Зазроева, повторяет свой вопрос:
– Не больно, Андрюша?
Зазроев делает несколько шагов, пробует прыгнуть.
– Все в порядке, сыграю.
– Спасибо, Андрей, – говорит Ошенков. У него на лбу все еще капельки пота.
Когда мы уже на стадионе, Зазроев вновь хватается за голову. Оказывается, забыл бутсы. А до начала матча всего 30 минут. В чужих бутсах он играть не может. Что делать?
Тут нас выручает Рафаил Фельдштейн. Он бросается к машине. Уж как «бытовой бог» гнал ее по городу, мы не знаем. Но только ровно через 27 минут Зазроев получил свои бутсы.
– Попробуй теперь не забить гол, Андрюша, – кричит Фельдштейн, – дружба врозь.
18 часов 45 минут 16 июня 1955 года. Обе команды под аплодисменты всего стадиона выходят на поле. У нас боевой состав – я, Ларионов, Голубев, Попович, Юст, Михалина, Грамматикопуло, Терентьев, Зазроев, Коман, Фомин. За гостей играют – С. Стоянович, Б. Белин, Ч. Лазаревич, 3. Чайковски, Б. Зебец, Б. Паевич, М. Милутинович, П. Михайлович, М. Валок, С. Бобек и А. Херцег. Финский судья К. Алхо дает сигнал.
