Я безотчетно слепил снежок и запустил его с края распадка прямо в бездну — он канул туда крохотной искоркой, Затем я приблизился к источнику шума: широкий водопад вытекал из-под ледника и обрывался пенистой массой вниз, в долину. Здесь брала начало одна из множества коротеньких рек Терминатора, большей частью увязавших, пересыхавших в пустыне. Справа и слева низинку подпирали скалистые кряжи. Опять надо было думать о спуске вниз, но заботы как-то не шли в голову — уж слишком спокойно и величаво было окружение.

Я поставил палатку и приготовил ужин на спиртовке. Так или иначе, но следовало отдохнуть перед спуском, переночевать, а затем уже начинать переход по долине. Переход обещал быть длительным и трудным, тем более что со всякой механизацией, вроде мотонарт, надо было навсегда расстаться.

Прихлебывая кофе, я подумал также и о том, что делает в этот момент мой незадачливый киллер Теофил — грызет ли сухарь на ходу или же в кромешной тьме под начинающейся пургой роет в снегу утлую ямку для ночлега, который вполне может стать последним, — но подумал об этом безо всякого злорадства, а даже с какой-то долей сожаления. Куда с большим удовольствием я бы сейчас распростился с ним, дружески обнявшись, под его бесконечные шуточки и балагурство, и он бы укатил обратно по только что проложенной нами колее (горючим запаслись с лихвой), а я бы с палаткой и каноэ…

Каноэ! Как я не проверил, погрузил ли мой друг Теофил эту миниатюрную лодочку? Ведь он-то был уверен, что лодочка мне не понадобится! В волнении я отставил чашку и бросился к мотонартам, откинул крышку багажника, вышвырнул наружу весь хлам и, лишь когда обнаружил невесомый сверточек с разборным каркасом, вздохнул с глубоким облегчением. Две лопасти и древко лежали за сумкой с инструментами.

Опять меня уколола совесть и тут же оставила, когда в глаза мне бросился армейский инвентарный номер на чехле лодки — такой же, как и у мотонарт. Теофил и в самом деле не думал снабжать меня плавсредствами, каноэ просто входило в комплект мотонарт, на всякий случай. Я от души мысленно поблагодарил предусмотрительных ночников.

Палатка стояла в укрытии под склоном, и все равно вскоре меня разбудил ветер, трепавший изо всех сил тонкую ткань. Я выбрался из спального мешка, вышел наружу и увидел, что вдоль по каньону ветер несет облака мокрого снега, а мотонарты вот-вот скроются под сугробом. Взял из них то немногое нужное, что там еще оставалось, и перенес в палатку, после чего выключил термообогрев костюма и снова забрался в спальный мешок. Я не знал, какой ресурс у аккумулятора скафандра (а он был на мне бессменно уже с неделю), и потому старался при каждом удобном случае экономить тепло.

О спуске в долину при такой погоде не стоило и думать, хотя было не так уж и холодно. Мокрый снег лип на стенки палатки, рокот водопада вдали сливался с воем ветра. Я снова заснул…

Лишь на третьи сутки метель улеглась, и я, понимая, что просветы в плохой погоде здесь не так уж и часты, тут же пустился на разведку спуска. Больше всего меня страшил голый ледяной склон: ведь оборудование незабвенного Кастеллано осталось в клинике, у меня с собой не было даже маленького ледоруба. С дальнего края распадка, по ту сторону водяного потока, невидимо пробегавшего под ледяной твердью, я обнаружил приемлемый маршрут спуска, за исключением двух-трех сомнительных моментов — возможности камнепада и необходимости кое-где спрыгивать с довольно большой высоты, — позволявший надеяться на успех. Не теряя времени, возвратился за багажом. Но острейшее из ощущений ожидало меня отнюдь не во время спуска, а в самом начале, точнее, еще раньше, когда я, обвешанный пожитками, шел обратно по снеговому куполу над водяным потоком. Все произошло с той страшной быстротой, как это обычно и бывает в таких случаях: вдруг ноги мои потеряли опору, подо мной что-то ухнуло, оборвалась, рухнула огромная сыпучая масса — и я, упершись грудью в весло, упавшее поперек провала, завис наверху снегового купола, пробитого моим весом. Груз откатился вниз по насту.

Из пробитого мной окошка в насте теперь отчетливо доносился рокот могучего потока, который в трехстах шагах отсюда срывался в пелену падающей воды. Мои ноги беспомощно болтались над черным стремительным течением.

Крайне осторожно, понимая, что сейчас любое резкое движение может вызвать следующий обвал, теперь уже со мной вместе, я опробовал прочность весла — кажется, оно держало. Я подтянулся, вытащил туловище из пропасти и мягким рывком передвинул в сторону от отверстия весло, затем, опираясь на него всем телом, подтянул ноги и дальше пополз по насту, не забыв прихватить свою вязанку — без нее ведь все равно погибать! Сзади опять глухо ухнуло, снеговая масса с плеском сорвалась в воду, но я даже не обернулся. Моей задачей было поскорей доползти до скалистой тверди.

В куче скарба, которую я с таким риском переправлял на ту сторону по предательскому снежному куполу, был и автомат Теофила, на этот раз со снаряженным магазином. Может, именно он и был той самой соломинкой для верблюда? Но — принцип Полковника Ковальски: оружие никогда не бывает лишним.

А сам маршрут прошел как я и спланировал: сперва я спускал груз на тросике в какое-нибудь гнездо между выступами камней, затем спускался сам, благо крутизна была не такая уж неодолимая. И все же я потратил на спуск от террасы водопада до нижнего откоса часов шесть — да таких шесть часов, после которых я еще долго лежал внизу, на какой-то жухлой поросли (траве, что ли?), в моросящей дымке от водопада, охлаждавшей мое разгоряченное лицо. Я глянул наверх, чтобы оценить пройденный путь, но водяной туман не давал возможности увидеть все отчетливо; я угадал лишь пятнышко мотонарт под снежным козырьком склона, а вот брешь в снеговом куполе, куда чуть было не угодил, так и не обнаружил. А может, ее и нельзя было увидеть в этом ракурсе?

Передо мной расстилались самые северные околицы Терминатора, Рассветной зоны, моей родины. Но я еще оставался очень далек от чувства возвращения.

Плаванье на легкой лодчонке по течению, да еще при хорошей погоде, да на сравнительно сытый желудок, да с осознанием того, что ты с каждым гребком весла приближаешься к родным местам, какие уже и не надеялся увидеть когда-нибудь в жизни, — такое плаванье может со стороны представиться верхом удовольствия. На самом же деле складная байдарка оказалась на удивление верткой, утлой посудиной, ежесекундно норовившей перевернуться и сбросить меня в воду — правда, это был не тот ревущий поток, что чуть не поглотил меня на плато, а спокойная гладь кристально чистой талой воды с температурой градуса два, так что я вряд ли смог бы продержаться на плаву даже несколько секунд. Поэтому я, чтобы не искушать судьбу, не рискнул использовать по назначению полотняную скамеечку-сиденье, а после двух-трех проб решительно уселся прямо на упругое днище и багаж поместил впереди себя, под пологом. Каноэ стало куда устойчивее. Тонкой бечевкой я привязал весло к лодке (на случай, если я его вдруг случайно уроню), окинул взглядом бережок — не забыл ли что-нибудь — и оттолкнулся от него. Спокойная речка равнодушно повлекла мое суденышко меж близких берегов, слегка покручивая в частых водоворотах — от недалекого водопада, в сторону низкого солнца, слабо розовеющего над этой пустынной тундрой.

Впрочем, недолго пришлось любоваться солнцем — сильный стоковый ветер натянул на небеса сеть мелких барашков, вскоре слившихся в сплошную дождливую облачность. Я набросил на себя брезент у горловины сиденья и теперь греб лишь изредка, стараясь только держаться по оси фарватера: мне очень не хотелось, чтобы какая-нибудь случайная дрянь — обломок арматуры или угол ржавого железного листа — вдруг пропорола тончайшую, уязвимую лодочную ткань.

А этого добра было достаточно и под водой, и на берегах — стоило лишь взглянуть вокруг. Я никак не мог взять в толк, откуда такое огромное количество индустриального лома, вывернутых с корнем железобетонных фундаментов, перекрученной арматуры, сплющенных ржавых резервуаров, подобных рваным стальным калошам… километров погнутых, сплющенных труб… То ли это было специфическое моренное отложение ледника, то ли поток время от времени прорывал нараставшие плотины хлама на ледниковом ложе — не знаю. Во всяком случае, у другой оконечности страны льдов, где нас вел незабвенный Португал, ничего подобного не было и в помине: почти нетронутый альпийский ландшафт, да еще с городком в придачу.