35
В некоторые вещи невозможно поверить сразу — например, что вот эта утлая речушка Рысь со своими песчаными отмелями так же мирно бежала все в тех же берегах, пока я скитался в своих невообразимых нетях, что вот это одноименное местечко, выплывающее из-за крыла гидроплана, все так же жило, работало, женилось, хоронило своих покойников, толковало о том о сем по-соседски под нашим ласковым, невысоким солнцем… Словом, с тем, что все это время дома шла нормальная жизнь, трудно свыкнуться.
Гидроплан описал широкую дугу и приземлился на утоптанном выгоне старика Огастуса. Оказывается, у гидропланов для подобных случаев предусмотрены колесные шасси, откидные такие, у бортов собственно лодки.
Я спрыгнул на землю и помог выбраться Полковнику. На мой взгляд, он нисколько не сдал за эти четыре месяца, разве что седины прибавилось. В свою очередь, он с любопытством приглядывался ко мне и наконец спросил:
— Это что, ночники теперь вот так экипируют свою пехоту?
Я понял, что его впечатлил мой скафандр с Галакси, но при посторонних — при ординарце и пилоте — распространяться об этом не хотелось. О моем пребывании на спутнике я намеревался рассказать отцу наедине.
— Нет, там прежняя традиция — меха. Косматая армия, но это им идет…
Я потянулся за своей поклажей, но ординарец уже вытащил тугой узел. Веснушчатый страж вынужден был вернуть мне все, вплоть до автомата. Мы пошли к дому той самой дорогой, которой рысили на наших добрых конях, направляясь на это злополучное интервью, с которого все и началось. Старый Огастус в клетчатой засаленной рубахе издали помахал нам; еще несколько женщин и детей из дворни сбежались поглазеть, и неизвестно еще, что их больше интересовало — я или гидроплан. Ординарец и пилот шли за нами, неся мои пожитки.
Ах, сколько же раз снилась мне эта лужайка перед домом, да и он сам, не говоря уже о его обитателях, — и вот сбылось! Тетушка Эмма встала с кресла на террасе и торопливо заковыляла навстречу — я обнял, приподнял ее невесомое тело…
— Петр!
— Тетушка!
Ну, и тому подобное. Человеку без чувства дома этого не понять. Вся прислуга, вплоть до последнего конюха, приветствовала меня будто какого-то триумфатора — хотя на самом деле я всего лишь достаточно успешно выбрался из многих неприятностей. А вот сверхзадачу, поставленную еще давным-давно передо мной Полковником, — эту самую сверхзадачу я не решил и потому чувствовал в душе пустоту и неловкость.
После ванны и превосходного обеда, во время которого тетушка не раз принималась плакать, Полковник и я остались наконец одни, и лишь тогда мне удалось изложить ему достаточно связно все события. Во время моего рассказа он сидел неподвижно, лишь в некоторых местах слегка похлопывал ладонью по ручке кресла.
— Ну, и возле валунов этот конопатый, из дозора, остановил меня. Остальное вы знаете…
Мы с Полковником когда на «ты», когда на «вы». Сейчас я как бы докладывал официально, потому и предпочел такое обращение. Старый Франк Ковальски был верен себе — он если что и почувствовал во время моего рассказа, то виду никакого не подал, он просто стал расспрашивать о том, что его больше всего заинтересовало. С особенным пристрастием он расспрашивал о Галакси. В конце концов я не выдержал:
— Что это вы, отец, так интересуетесь спутником? Ведь есть враги поближе и посерьезнее, например южане!
Полковник помолчал, повертел в пальцах кисть чехла.
— Видишь ли, о южанах мы знаем почти все. В мегаполисах везде наши агенты, да и ты вот принес много нового. А новый противник — это всегда неожиданность.
— Галакси — противник?
Это было сюрпризом для меня. Полковник скупо улыбнулся:
— Потенциально. Для меня вообще все, что находится вне Рассветной зоны, — потенциальный, а то и реальный враг. Я сторонник такого, может, несколько пещерного взгляда на вещи.
Он отхлебнул вина из бокала, захваченного с собой из столовой. Под потолком жужжала муха. Клен за окном помахивал широкими лапами под несильным ветром; вообще, мне в некоторые секунды казалось, что я и вовсе никуда не отлучался из дому.
— Ну что ж, ты держался достойно и добыл много новых сведений…
Пожалуй, это была наибольшая похвала, на которую мог расщедриться Полковник. Я был рад и тому.
— Из стана южан мне доносили кое-что о тебе. От ночников тоже поступали смутные сведения, пока вы не бежали от Кшиша… Тут связь пропала. Тогда я решил, что нужно действовать и с другой стороны.
Вот оно как! Если он говорит такое, значит, в тот момент все равно что похоронил меня.
Полковник продолжал:
— Наша агентура вышла на эту трассу, к штольне, ну да ты знаешь. — Он сделал еще один маленький глоток, я присоединился. — Южане вообще народ крайне самоуверенный, единственный серьезный враг для них — это спутник.
— Так вы уже тогда знали про Галакси?
— Больше догадывались. Тебе же известна доля несчастных козопасов — у них нет развитых технических служб, приходится использовать чужие. Словом, как всегда, мы добрались до материалов Крамера, затем внедрили наших в обслугу поезда — там курсировал автоматический поезд, да ты знаешь, — и в конце концов проникли в штольню, к самой установке…
Я слушал, затаив дыхание. Да, Полковник не бездействовал в трауре.
— Операция стоила нам жизни нескольких от личных агентов. Но взгляни сюда, сынок…
Полковник грузно поднялся, подошел к стене и открыл спрятанный в нише тайничок, наш домашний сейф. Вытащил белый цилиндрический футляр, отвинтил крышку и выставил на стол — а что же он выставил на стол? Странную штуку, похожую на шестигранный кристалл, всю пронизанную серебристыми проводниками, образующими немыслимой густоты и сложности паутину. Внутри ритмически пульсировал алый огонек — кристалл жил. Еще не слыша объяснений Полковника, я уже знал, что это такое.
— «Фокус»! Да как же вам удалось?
Полковник вместе со мной созерцал эту невероятную вещь. Наконец сказал:
— Я сам не верил, когда они выставили передо мной эту штуку. Лишь после того, как ее обследовали специалисты, уверился полностью. Это подлинник, не кукла от южан…
— У нас что, нашлись специалисты?
— Нет, что ты. Пришлось доставать на стороне…
Ясно. Полковник, скорее всего, распорядился похитить каких-то ученых из южан. Он подтвердил мою догадку.
— Да, южане здорово потерпели, ничего не скажешь. И еще потом их крепко наказали со спутника, словом, они и так были на взводе, а уж когда узнали, что «фокус» украден не кем-нибудь, а нами, гречкосеями… Ну, что говорить, ты Крамера знаешь. Я тоже — в прошлом постоянно сталкивались. Можешь представить его реакцию.
Он поставил пустой бокал на столик и с великими предосторожностями погрузил пульсирующий кристалл обратно в сейф. Казалось, его беспокоила каждая лишняя минута, проведенная этой драгоценностью вне укрытия.
— Что там вспыхивает все время? — спросил я напоследок.
— Фотонный таймер. Так мне сказали.
Полковник запер сейф, но опять садиться не собирался: его, как всегда, ждали дела. Я тоже встал, намереваясь идти вслед за ним. Но старик не пустил меня.
— Нет-нет, ты еле стоишь на ногах. Надо отдохнуть, на днях будет много хлопот.
— Да я не устал, — ответствовал я, хотя глаза мои слипались. — А что за хлопоты?
— Донесли, что готовится карательная акция южан, а может, даже попытка отвоевать это добро. — Полковник кивнул в сторону сейфа. — Они уже пытались наказать нас на болотах — хорошо, там ночники нам помогли…
Я вспомнил остов плавающего танка. Значит, война. Недолго радовался я мирному возвращению.
Со времени моего усыновления в Малабаре — свыше четверти века назад — я жил безвылазно в нашем имении, покидая пределы округа Рысь лишь в скаутских походах, ну и еще сопровождая Полковника в охотничьих экспедициях на северные топи (эти впечатления я когда-то описал Норме). Что заложено во мне Полковником, помимо кровожадной науки побеждать, так это любовь к стабильной основательной жизни на земле. На нормальной земле, под нормальным солнцем, а значит — в Рассветной зоне. Головоломная эпопея с прыжками из пояса в пояс, а то и вовсе за пределы земной атмосферы, только утвердила меня в этой склонности. И хотя местный патриотизм способен вызвать лишь улыбку, а наш флаг с желтым кружком над зеленой полосой (несложная символика) больше всего напоминает яичницу, теперь, впервые в жизни, меня посетила тревога об этом крае.