Что? Так она специально нашла меня, чтобы поговорить о том, что меня тревожит? Вот Тьма! Общение с Алхастом плохо влияет на девчонку — начинает вести себя, как светлая. Однако благодаря этой неуместной реплике я смог взять себя в руки.

— Чушь. Детка, не лезь не в свои дела.

Взгляд серо-зеленых глаз стал укоризненным.

— Тьма, Лаэли, да какое тебе до меня дело?! От… отстань!

— Ладно. Я пойду?

— Как хочешь, — буркнул, уже сожалея о вспышке.

— Хочу остаться.

— Разве тебе не надо заниматься? Ты утром жаловалась на черную метку.

— О, ты слышал? Не думала, что я так громко расплывалась мыслью по дереву. Ринальдо задал составить классификацию вампиров. Я записала тебя в энергетический подвид, ты не против?

— Такого подвида не существует, это выдумка.

— Теперь существует. Поймаем тебя на живца, утопим в формалине и поставим в музей.

Над миром звенели весенние ветра, обещая что-то незамысловато-хорошее, ясное. И все в мире напоминало эту демонову девчонку — дыхание словно аромат зеленых яблок, смех как капли первого дождя, глаза — морская вода.

Никуда мне от неё не деться.

ЛАЭЛИ

Меня беспокоило состояние Морфея. С ним творилось что-то — юноша потерял аппетит и перестал улыбаться. Много спал, без всякого выражение удовольствия или неприязни вставал по утрам, завтракал вместе со всеми, шел на пары. Казалось, он принуждает себя делать все это по привычке, а не потому, что ему что-то хочется делать или нет.

В конце концов, мы с Сессен заарканили паренька и потащили на обследование в больничное крыло. То, что он не сопротивлялся и не шарахался от демоницы, напугало меня больше всего. Печать небытия исчезла, но пропадало и что-то в самом альве.

Магики из Ордена Света ничем не смогли помочь. В отчаянии я навесила шлагбаум посреди коридора и заставила Вика обследовать нашего друга. Профессор, каким бы вредным расистом он не был, к своей работе относился добросовестно, и почти не проклинал нас. Подумаешь, пожалуется кураторам на непристойное поведение студенток — не думаю, что Ринальдо эти вести сильно расстроят.

Однако даже декан не обнаружил у альва никаких серьезных заболеваний. Прописал какое-то зелье, предположив, что это обычная депрессия.

Сессен лениво пинала шлагбаум, пока я сидела у стенки в позе мыслителя.

— Ла-э-ли, — ныла подруга, — убери эту штуку, меня Эрик ждет!

— Подождет.

На самом деле, измученный ларр уснул сном младенца в ту минуту, когда я отскребла от него демоницу.

— Неужели ты думаешь, что Вик может ошибаться?

— Думаю, он просто не понимает… и не принимает это всерьез.

— И что же ты будешь с этим делать? Расскажешь ему о Зеркалах?

Я цыкнула на Сессен и убрала шлагбаум. В самом деле, не идти же к ректору с повинной? Если даже боги не могут ничего поделать с Гинунгагап, то куда уж магам…

Остается только надеяться.

Каким-то образом мы с дроу успели даже составить первую главу курсовой. Хотя на него периодически нападал лень и ушастый, крутя в тонких пальцах стилос, любовался потолком и разглагольствовал о том, что, если Игг всё равно скоро провалится к демоновой бабушке, то смысле в этой работе нет. Далее я либо нежно запускала в него шаровой молнией (вообще-то уже научилась управлять ими, но чернокожему коллеге об этом знать не стоило), либо присоединялась к дискуссии, с благодарностью принимая материализованный парнем стакан яблочного сока. Впрочем, дроу предпочитал гранатовый.

Алхаста и Сессен мы на всякий случай связали и усадили в кладовке на кухне, дабы им не пришла в голову неумная мысль пойти следом. Провожаемые испепеляющими взглядами друзей, мы широко улыбнулись и направились в Хель, куда, несомненно, они нас мысленно и посылали за такое невежливое обращение с их бренными телами.

Итак, Каро. Миры Хеля явно тяготели к подземным декорациям, и Каро не был исключением. К какому миру он там присоединялся в Мидгарде, сакура его знает! Мне было глубоко перпендикулярно. Дроу наверняка разведал всё, что можно, но поделиться информацией не соизволил. А, возможно, и не разведал — он становится всё бестолковее с каждым днем. Наверное, я на него плохо влияю.

Сквозь плотные грязно-серые облака изредка просачивались жидкие болезненные лучи неких светил, а ветер приносил тучи противного пепла, от которого першило в горле. Мы шли по узенькой тропке между остроконечных голых скал, тыкая мечами — пардон, саблями — в неких мохнатых твари. Твари проявляли удивительное дружелюбие, стремясь как можно ближе соприкоснуться с гостями — хотя наличие острых зубов и налитых кровью глаз вынуждало нас, гостей, быть слегка невежливыми.

Этот Страж облюбовал себе анфиладу нескольких пещер, перед входом в первую из которых мы стояли.

— Лаэли?

Я вопросительно глянула на спутника. Подтянут, собран и жесток — в четко очерченных губах ни намека на улыбку, веки чуть опущены, скрывая теплый блеск тигриных глаз. Едва сдержала вздох — ненавижу, когда он такой. Того и жди грубости или презрительной и обидной "шутки".

— Я иду впереди, ты — на два шага сзади. Следи за тем, что происходит за нашей спиной, и прислушивайся к своим нитям.

— Sir! Yes, sir!

Даже не поморщился, мягко скользнул в полутьму пещер. Айсберг в океане, эскимо без палочки.

Первая пещера была голубого цвета, украшенная опалами, вторая — в золоте. Третья сияла вкраплениями изумрудов, четвертая — сиреневых аметистов. Последняя из пещер была укутана мраком и усыпана рубинами, зловещий алый свет которых отражался в потрескавшемся зеркале.

И больше в пещере не было ничего. И никого.

Дар слегка озадаченно посмотрел на меня.

— Здесь он, здесь. Прячется. Выходи, подлый трус!

Но вместо хозяина пещер, который — я чуяла — был неподалеку, нас накрыла тьма.

Вслепую я сделал два шага вперед…

(1)…. — "Старшая Эдда", поэтический сборник сказаний скандинавской мифологии

ЛАЭЛИ

Вслепую я сделала два шага вперед, даже не вытянув руку, чтобы нащупать что-нибудь осязательное. Если здесь что-нибудь и есть, то оно вряд ли приятно на ощупь.

Впереди вспыхнул неяркий красноватый огонек. Свеча? Нет, больше похоже на лампочку под абажуром… Так и есть: ступая по мягкому ворсистому ковру, выбралась в комнату, посередине которой стол круглый полированный стол, сервированный для чаепития. На стульях сидели удивительной красоты фарфоровые куклы — мальчики и девочки, все рыжие, как на подбор.

Часы на стене пробили четыре часа, и улыбка Чеширского Кота появилась возле кофейника.

— Пора пить чай, — сказала Алиса.

Девочка стояла спиной, подтянувшись на носках — она ставила на полку какую-то толстую книгу.

Если кто-то ожидает, что я удивлюсь, то черта-с-два! С Люстры свесился Безумный Шляпник и вежливо приподнял цилиндр. Реверанс в джинсах делать было неудобно, поэтому я просто слегка поклонилась, прижав ладонь к сердцу. Хозяйка тем временем любовалась на свою книжную полку.

— Привет. Кто ты, если не секрет?

— Я — твое альтер-эго.

Рыжая Алиса обернулась, улыбаясь. Потом села, положила локти на стол и принялась разглядывать меня внимательными голубыми глазами.

— Удивлена? Да ты садись.

— А почему Алиса? — я открыла фарфоровый кофейник. Но там мирно сопела мышка Соня — пришлось позаимствовать чайник у Чеширского Кота, который все ожидал появления кончика хвоста. Без хвоста пить чай так же неприлично, как и ходить в гости без головы, знаете ли.

— Ты всю жизнь гоняешься за белыми кроликами, — альтер-эго облизала ложку, и задумчиво закатила глаза. — Ты ожидала кого-то другого?

— Да. Всегда думала, что моё второе "я" — Лулу.

— Нет-нет! Лулу — это недо-ты. Вообще, не следовало её выдумывать, — Алиса укоризненно покачала головой. — Отдумай её обратно. Смотри, сколько недо-ты-комок уже насобирали.