У стены дома медленно шла женщина в сером чепце, с тяжелыми корзинами в руках. Неожиданно из-за угла выскочила ватага две недели мальчишек, набросилась на неё: со смехом вырвали из рук корзины, заплясали, высунув языки, дразнясь, как маленькие демоны. Почему никто не заступается за неё две недели?

— А ну кыш! — Лаэли взмахнула на детей подолом длинной юбки. — Кого поймаю — уши в косички заплету.

И пусть не было в её голосе даже ноты суровости, чертенята поверили и ретировались. Прохожие обходили стороной, стараясь не смотреть в сторону моей спутницы и женщины, которая стояла на коленях, подбирала рассыпавшиеся яблоки.

А я… Пора сгореть со стыда.

Бесполезен. По привычке — подбирал, плел короткое заклятье, чтобы разогнать хулиганов… А если бы напал на нас кто-то посерьезнее? Потерянные драгоценные секунды — играйте похоронный марш.

— Дар, помоги, пожалуйста, — Лаэли чуть улыбнулась, протянула одну из корзин с провизией. Её ладонь коснулась моей руки, задержалась на секунду. — Ой, ну и тяжелая!

— Ерунда. Давайте вторую, — хоть в этом я могу помочь.

Женщина, не поднимая глаз, подала мне вторую корзину. Она была еще не стара, но, видимо, тяжелая работа или какое-то горе изнурили её, украли былую красоту и здоровье. Из под строгого чепца выбивались каштановые пряди с серебристыми нитями седины, в уголках рта прятались скорбные морщины.

Лаэли поддерживала женщину под руку.

— Вы не ушиблись? Эти мелкие балбесы — они вас толкнули…

— Всё хорошо, — тихо ответила горожанка. Когда она выпрямилась, на шее я заметил багровый рубец, шрам в виде буквы "П". Женщина почувствовала мой взгляд, передёрнула плечами и подняла повыше воротник, чтобы скрыть уродливую отметину. Клеймо?

Лаэли тоже увидела — закусила губу, но не сказала ни слова.

— Мы вас проводим.

Всё такая же безучастная, женщина повела нас по улицам на окраину города, к скромному постоялому двору. Пока мы шли, на нас оглядывались местные жители, шептались, без стеснения показывали пальцем.

Боги, какой же я… Отвратителен сам себе. Девчонка, землянка, среагировала быстрее! Конечно, можно оправдать себя тем, что не привык жить без магии, что чувства ослабли ровно на половину — как бы не больше. Что я даже не могу догадаться, что сделает тот или иной человек в следующую секунду — потому что вокруг него нет привычной ауры…

Словно слепой, берду за женщинами, едва не натыкаясь на стены. Летучая мышь, которой рот и уши заклеили пластырем. И это я, жалкое существо, надеялся за две недели найти то, что сдерживает магию в этом мире?!

— Дар?

Рыжая с опаской заглянула под капюшон.

— Ты приклеился к корзинам?

Попытался улыбнуться — а зачем? Этого все равно никто не увидит, не стоит и притворяться.

Мы стояли на углу двухэтажной таверны с поэтическим названием "Утка и кастрюля" и вывеской драматического содержания: синяя пупырчатая тушка, нарисованная с пугающей достоверностью, зависла над адским котлом с булькающей в нём алой жидкостью.

Я даже залюбовался. Пожалуй, у меня дома бы это оценили.

— Спасибо вам, — пробормотала женщина, едва осмеливаясь поднять глаза. — Я…я могу вам чем-нибудь помочь?

— Если… если вы бы помогли нам найти работу, — Лаэли взяла меня за руку, и я сжал её ладонь. Раз уж телепатия не работает, придется общаться другими методами. — Да, работу. Только мы толком ничего делать не умеем.

Женщина бросила быстрый взгляд в сторону таверну, медленно кивнула.

— Здешнему хозяину нужна помощница, чтобы разносить еду посетителям. А юноша может работать на конюшне. — Вы умеете обращаться с конями?

— Немного.

То есть в моих заботливых руках они не умрут за пару часов.

— Тогда пойдемте. Меня, кстати, зовут Хоуп(1).

— Меня — Лаэли, моего брата — Дар.

Хоуп вряд ли интересовали наши родственные отношения. И почему я не спешу демонстрировать лицо, она тоже не спрашивала. Будь у меня клеймо на шее, у бы тоже… что значит, буква "П", интересно?

Разговор с хозяином — жилистым и русоголовым — взяла на себя тоже Лаэли, в то время как Хоуп скользнула в сторону, стараясь, по возможности, держаться в тени.

— Эй, парень, слышишь меня? Иди на конюшню, там тебе Лэд покажет, что и как.

— Благодарю, — я пробормотал, поклонился неловко, заспешил туда, куда указывал узловатый палец нанимателя.

Как он рискнул, приняв двух бродяг! Странный человек — тем более странный, что я не понимаю его мыслей. Следить за жестами, мимикой, ловить смысл слов — так болезненно-тяжело, как больному, потерявшему ноги — как ходьба на костылях. Но я научусь. Пусть без магии — пусть придется еще день-другой привыкать к этому состоянию слепоты и глухоты — я научусь.

Вот увидишь.

П р и м е ч а н и я:

(1) Хоуп — англ. Hope "надежда"

Глава 12

ДАРМ'РИСС

Я отвязал последнего — на сегодня — вороного и завел обратно в конюшню.

Чистка Авгиевых коней закончена. Еще один красавец хромает — надо сообщить Лэду, когда тот соизволит вернуться.

А пока — отдыхать… Отложил скребницу, завалился на охапку сена.

Сейчас бы в ванну, на пару-тройку часов, так надо этого дожидаться. Начальника.

Не хочется шевелиться, не хочется даже дышать. У меня не выходит быть не-магом… Не могу. Неужели я сказал это? Не могу. И не хочу. Проще умереть.

— Дар?

Рука дернулась было снова натянуть капюшон на лицо, но вовремя расслабилась. Тело среагировало почти вовремя. Почти…

— Чего надо?

— Ты даже разговариваешь, как деревенский конюх, — фыркнула Лаэли, усаживаясь рядом. — А твои питомцы неплохо выглядят. Ты любишь лошадей?

— Не очень.

Уйди. Почему я не говорю этого вслух?

— Дар бы ответил: "Нет, ты мне не нравишься".

И что дальше? Я тебя не понимаю.

Лаэли какое-то время молча смотрела на меня. Потом подтянула колени, обхватила их руки.

— Извини, просто я… я не справляюсь. Вот и пришла тебе… надоедать.

Голос девушки звучал приглушенно, когда она уткнулась носом в юбку, сгорбилась — впервые на моей памяти.

Мать моя паучиха, что делать?! Это у неё "истерика"? Не похоже. А что? Встряхнуть хорошенько? Погладить по голове? Да не знаю я, не знаю, дьявол побери, что… что?

Что это за звуки? Как будто она резко и коротко дышит.

Секундочку, знакомая реакция… как это там…

— Ты плачешь?! Ла… Лаэли?

Дотронулся до плеча, боясь обжечься, осмелел, потянул.

— Дурак, — плечо дернулось, съежилось.

Насколько я помню, девушку нужно обнять и поцеловать. Но мне вообще-то дорога моя жизнь. Да и вообще, проведя день на конюшне… негигиенично.

Я дурак?

Сбегу. Вот сейчас встану — и уйду.

Не ушел. Лаэли, с тобой трудно держать обещания…

Пока я размышлял, всхлипывания стали громче.

— Лаэли, — уже жалобно взмолился я, — я не знаю, что мне с тобой делать! Хоть намекни.

Всхлипывания замерли. Теперь стало совсем тихо — у неё очень легкое дыхание…

Сжалась в комок, молчит. Руки так крепко стиснуты, что даже чуть дрожат. "Не справляюсь".

— Ла…

Накрыл ладонью её руку. Кожа прохладная, гладкая. Пахнет нарциссами — я знаю.

Осторожно, медленно-медленно: привстать на колени, расцепить её руки, прижать к себе. Ни о чем не думать — впервые во "взрослой" жизни.

Медно-рыжая голова прячется у меня на груди, всё так же тихо. Но теперь чувствую чужое сердце — в груди и на запястьях, в тонкой жилке на виске.

Тихо, тихо…

— Я потерялась. Дар, мы провалили всё… Если нет магии — как действовать? С чего начать? Сдаюсь.

Голову не поднимает. Птичка, во что я тебя втягиваю!

Последняя умная мысль пришла в голову неожиданно и запоздало — припозднившись, по крайней мере, на полгода.

— Рано. Отчаиваться рано.