Посторонние изъялись из шатра, остались лишь Мигель и Бьянка. Вид у них был, скажем так, одновременно довольный и встревоженный. Особенно у Мигеля. Поэтому я не мог не спросить у него:

— Проблемы внезапно объявились?

— Не у нас, Чезаре. Просто был у неаполитанцев, там всё странно. Короля они ненавидят и презирают, на нас и даже друг на друга как голодные волки смотрят. Они хорошие воины, но лишь в отдельности. Если будет тяжело — развернутся и побегут в свои замки. Ферранте они боялись и ненавидели. Альфонсо же ненавидят, презирают… и почти не боятся.

— Потому и центр. Единственное место, где их можно нормально использовать, — поймав любопытный взгляд подруги, я пояснил. — Да, Бьянка, именно центр и именно со стоящими позади венецианскими наёмниками. Пусть Альфонсо хоть посылает своих рыцарей в атаку, хоть сам ведёт их в бой. Если у нас есть преимущество, мы им воспользуемся. А венецианцы и арьергард помогут, если что, вразумить беглецов. Например, пулями и арбалетными болтами, если слова не подействуют.

— Сурово!

— Традиции сурового Ордена Храма надобно соблюдать. Те тоже не любили трусов и жестоко их наказывали. Да и «милый» обычай децимации, принятый в прежнем Риме, он порой бывал уместен. Не огульно, как они его применяли, а выборочно, чтобы страдали именно трусы, а не все подряд.

Поддерживает. С опаской по поводу возможных последствий, но всё же поддерживает. Это хорошо, ведь Корелья довольно осторожен и если бы услышал нечто действительно выходящее за рамки разумного риска, непременно отметил бы. А так… нормально, в пределах разумного. Свои же точно не побегут и из-за понимания, что бегущих легче вырубать, а также из-за осознания, что Борджиа стростят ошибку, но не трусость. Виселицы, где по моему приказу вздёрнули высоко и сразу дезертиров, они тоже неплохо запомнились.

Осталось сделать так, чтобы неотвратимо надвигающееся сражение также запомнилось. В хорошем для нас смысле, само собой разумеется. Другие варианты меня категорически не устраивали!

Герцогство Модена, граница с Миланским герцогством, август 1493 года

Ну вот и началось. Точнее сказать, вот-вот должно было начаться то самое сражение. Раннее утро, неспешно поднимающееся солнце. Отсутствие не то что дождя, но даже и облаков в сколь-либо значимом количестве. Благодать… и затишье перед бурей.

Ночь прошла спокойно по вполне понятной причине — неготовность к полноценному ночному бою ни одной из сторон — а вот вечерок выдался тем ещё. Меня несколько удивила искренняя убеждённость маршала де Ла Тремуйля в том, что его армия непременно одержит победу. Это не была игра на публику, он и впрямь был в этом уверен, несмотря на некоторое преимущество противника, то есть нас, в числе и тому, что уж войска Борджиа успели себя проявить с самой лучшей стороны. Отсюда и непробиваемая убеждённость на состоявшихся вечером переговорах, оказавшихся весьма краткими и преисполненными ультимативных слов с каждой стороны.

Результат? Само собой разумеется, нулевой, ведь я требовал от французов убраться за пределы италийских государств, включая не только Милан, но даже Савойю. Ла Тремуйль же упирал на то, что мы должны предоставить его армии проход через земли Флоренции и Папской области, а ещё признать право короля Карла VIII на корону Неаполя, а Альфонсо Трастамара объявить узурпатором оной.

Полная противоположность желаемого. Хотя знамя возрождённых тамплиеров на французов подействовало… неуютно им на какое-то время стало. Не дураки, помнили, что именно они ударом в спину сокрушили действительно мощный и великий Орден, теперь восставший из небытия и уже сделавший заявку на восстановление прежнего могущества. Однако… Из полезных аспектов состоявшейся встречи можно было отметить лишь то, что мне удалось хотя бы немного изучить нашего главного противника — Луи де Ла Тремуйля, маршала Франции и по сути самого выдающегося её полководца. Опасная персона, скрывать не стану. Умный, способный к импровизации, не боящийся трудностей, а также верный короне и лично Карлу VIII. На его фоне Лодовико Сфорца, несмотря на ум, способность виртуозно интриговать и своё герцогское положение, заметно терялся. Как говорится, труба пониже, дым пожиже, хотя сбрасывать Мавра со счетов всё едино не стоило, особенно в тех делах, которые не относились напрямую к военным действиям. Он гораздо сильнее там, где используют яд и стилет, а не мечи с аркебузами.

Зато Альфонсо Неаполитанский совсем взбеленился, его с трудом удавалось удерживать от того, чтобы тот не ринулся в атаку сразу же, невзирая на неподходящее время. Удалось, хотя мне это стоило немалого числа нервных клеток и разболевшейся головы. Последнее было особенно неуместно с учётом того, что предстояло. Ну да, анальгина и даже аспирина тут покамест не водится, а когда удастся их получить — вилами по воде писано. Одно дело иметь знания в области химии и совсем другое — пытаться их воплотить на старой, архаичной элементной базе, да и та в основе своей заимствована у господ алхимиков.

Впрочем, сейчас меня беспокоят проблемы совсем иного характера, если и близкие к науке, то исключительно к военной. Расположившись на небольшом холме за пределами даже теоретической дальнобойности вражеских орудий, но в то же время поближе к своим войскам — а они располагались большей частью на левом фланге — я осматривал открывшееся поле битвы, при этом горько и местами матерно сожалея об отсутствии простой подзорной трубы, пусть даже самой примитивной. Увы, оптика тут тоже блистала отсутствием, а исправлять сей нюанс… можно было, но требовало времени. А где оно, свободное время? С самого момента своего подселения в тело Чезаре Борджиа кручусь, аки та белка в колесе.

Ладно, переживём. Худо, бедно, но с возвышенности можно было разглядеть происходящее, особенно если учитывать хорошую видимость этим утром. Арьергард, центр с флангами, арьергард, да и орудия, сгруппированные в батареи и распределённые должным образом. По полтора десятка на фланги, три десятка в центре. Они все скажут своё веское слово не сразу, а когда настанет подходящий момент. Кто ж ходит с козыря в самом начале? Верно, только особо наглые или чересчур наивные люди. По той же причине истинную суть терции мы врагам демонстрировать сразу не собирались. Вот пройдёт разведка боем в виде столкновения с франко-миланцами нашего авангарда, рванётся в атаку тяжелая кавалерия неаполитанцев… По её результату и посмотрим, как именно, по какому из заранее просчитанных вариантов будут действовать войска Борджиа.

— Я слушаю вас, магистр.

Ага, Фабрицио Гварнери о себе напомнил. Кто это такой? Командир венецианских наёмников, тех самых, которых прислали дож и сенат, но не от своего имени, а замаскировав под обычный найм. Умеют республиканцы наводить тень на плетень, обставляя каждое своё значимое действие туманной завесой. Ну да пофиг, эти две с половиной тысячи тяжёлой пехоты, к тому же обученной и отлично вооружённой, лишними точно не станут. Да и порученное им может показаться простым лишь при беглом изучении. Точнее сказать, всё будет зависеть исключительно от стойкости неаполитанцев.

— Вы прикрываете наш центр, синьор Гварнери. На войска короля Неаполя я чрезмерных надежд не возлагаю, потому вы и будете подпирать его вояк сзади. И если они побегут, придётся… вразумить их. Ваши солдаты готовы на такие действия?

— Мы наняты, а приказы нанимателя исполняются, если они не ставят под бессмысленную угрозу те кондотты, которые я представляю.

— Рад это слышать. Но на всякий случай хочу ещё больше укрепить ваш боевой дух. Расположенные позади батареи, случись что, способны поддержать огнём, командирам отдан приказ отслеживать обстановку.

— Резерв…

— Сальваторе Эспиноза, им командующий, опытный воин. Ещё вопросы?

Вопросов больше не было. Несколько слов, и вот уже венецианец удалился, спеша вернуться к своим солдатам, понимая, что к моменту первого соприкосновения враждующих сторон ему лучше быть там, а не здесь.