— Подозрительный тип, — не сговариваясь, буркнули мы с капралом.

— Милые дамы, я очень рад видеть вас в вашем чудном городе. Надеюсь, мы с вами подружимся. Как говорится…

— Среди роз один барбос! — обрадованно выкрикнул Флевретти, радуясь возможности продемонстрировать свою образованность.

— Именно, среди роз один барбос, — широко улыбнулся ему профессор, всем видом показывая, что он умеет не обижаться, когда над ним шутят.

Могучая толпа засмеялась и зааплодировала. Растерявшийся лектор-пикапщик не успел опомниться, как был подхвачен на руки ликующими женщинами и с почестями унесён в гостиницу. Кстати, о багаже никто не позаботился. Это легло на наши плечи, мне лично пришлось и нанимать грузчика, и платить за доставку всех чемоданов козлоногого сатира.

— Ну что, мы тоже пойдём? — ткнул меня локтем капрал, когда я рассчитался и получил чек. — А то что-то вон те две горгулии за углом как-то странно на меня уставились. И не потому, что я им нравлюсь, уж поверь…

— Вроде не местные, — присмотрелся я.

— Да кто их разберёт, они вечно перелетают с места на место. Нелегальные мигранты, чтоб их…

Поскольку отыскать в толпе Эльвиру мне никак не удалось, то ничего не оставалось, кроме как последовать совету капрала и вернуться в участок.

Рабочий день постепенно подходил к концу, вызовов сегодня не было, значимое событие в участке одно — возвращение Чунгачмунка. Поэтому мы все помогали ему организовать рабочее место (которого у него раньше не было), перетащив из чулана (читай: комната для вещдоков) старый списанный стол, ещё вполне пригодный, если замотать ножку скотчем, и стул. Вождь разместился в основной комнате рядом с чуланом Флевретти.

Потом мы всем коллективом перечли вслух жалобу одного пожилого чёрта на своего соседа, столь же почтенного пенсионера, который каждый вечер включает себе медитативную музыку на полчаса, чтобы уснуть. Ну, знаете, такое… карканье ворон, крики утопающих, скрипы дверей, детские колыбельные с лихим свистом и притопыванием. Суть самой жалобы заключалась в том, что как раз таки соседу эта музыка тоже нравилась, но он не успевал заснуть, а посему требовал не выключать магнитофон всю ночь. Жалоба в принципе вполне справедливая. Но кто пойдёт спорить с другим пенсионером, который засыпает за полчаса, а музыка отключается сама на автомате? Такие бодрые дедульки вечно живут в ожидании судебных приставов и описи имущества, поэтому не глядя стреляют через дверь, и доказывай потом, что ты был просто из полиции…

После работы Флевретти предложил всем посидеть в баре с пивом, отметить возвращение Чмунка, но шеф не смог из-за тёщи, а у меня просто не было настроения. Да и сам вождь честно сказал, что устал в дороге и предпочёл бы выспаться. Капрал обозвал нас предателями и ушёл один.

Когда я, выходя последним, запирал двери участка, телефон вновь разразился звонком.

— Ирджи, привет, это я. Если твоё предложение ещё в силе, то у меня есть полчаса. Можешь угостить меня мохито с веточкой экзотического саксаула и пищевой содой!

Я, конечно, согласился, и пятнадцать минут спустя мы встретились в маленьком баре неподалёку от работы Эльвиры. Она ждала меня у входа в распахнувшемся плаще, взволнованная, а оттого ещё более прекрасная, чем всегда.

— А что, интервью с профессором уже закончилось?

— К нему сейчас не пробиться даже с пулемётом! К чёрту всё, повторю попытку завтра, после лекции. Никуда он не денется…

Мы сели на высокие вращающиеся стулья у барной стойки и заказали напитки. Я взял нефильтрованное пиво, но и оно не охладило нарастающую во мне обиду. По крайней мере, уж один вопрос я точно должен был задать. Время настало.

— Как ты ко мне относишься? — в лоб спросил я.

— В каком смысле? — Эльвира пригубила мохито, выплюнула листик саксаула и вопросительно уставилась на меня.

— В самом прямом. Мы ведь… Как бы это… правильнее сказать… общаемся. И я думал, что ты испытываешь ко мне… Ну то есть… я-то точно испытываю, а-а-а…

— Ирджи, ты можешь говорить более внятно? — пристально глядя на меня, попросила Эльвира.

Мне казалось, что я и так говорил понятно. И если она в упор не хотела понимать, значит, не так я ей и нужен?

— Я просто хочу понять, — осторожно и тщательно подбирая слова, начал я. — Если судьба постоянно сталкивает нас вместе, мы ходим по зоопаркам, сидим вдвоём в кафе и ты знакомишь меня со своей мамой, то это, возможно, намёк на развитие более долгих и глубоких отношений. Но тогда зачем тебе лекции по одноразовому соблазнению кого-то там?

— Ты ревнуешь? — Вытаращившаяся Эльвира едва не проглотила соломинку от мохито.

— На это у меня нет прав.

— И всё-таки ты ревнуешь! О дьявольщина, какой же ты зануда, оказывается… Ладно, сейчас попробую всё объяснить по-хорошему. Короче! Мы живём в мире, где правят мужчины. Общеизвестно, что женщине труднее устроиться на работу. Нам стараются меньше платить. Нас увольняют тут же, как только на наше место появится претендент мужского пола, как только мы забеременеем или даже просто заболеем. Нам приходится вечно разрываться между бытом, семьёй и карьерой. А если ещё ты умеешь делать хоть что-то лучше мужа, так это вообще мрак, такого не простит ни он сам, ни его драгоценная мамочка! Поэтому мы, женщины, должны уметь выживать в самой жёсткой среде, и пикап — наше оружие. Оружие, не более. Может быть применено, может быть нет, но у любой женщины оно должно быть…

Она была во всём права. Я не сразу нашёлся, что ответить.

— А твоя мама об этом знает?

— Ещё бы. Более того, она записалась ещё до меня.

— У него подозрительное лицо, — продолжал давить я.

— Для вас, полицейских, все подозрительны!

— Что делать, ведь он сатир. Их преступный характер известен. Любого сатира, не отсидевшего в тюрьме хотя бы два срока, сородичи просто не уважают…

— Чтоб ты знал, этот профессор Зак Фигувамнакис — известнейшая личность! Умница, интеллектуал, интеллигент, ни разу не был замешан ни в одном скандале, и вся его биография чиста, как простынь ангела.

— А вот это стоило бы проверить, — буркнул я себе под нос, чувствуя, что по большому счёту разговор уже закончен и мне её не переубедить.

Мы ещё немного поболтали на нейтральные темы, но обоим было ясно, что свидание уже напрочь испорчено. Эльвира вежливо попрощалась и ушла, так и не допив свой мохито.

Я устало вернулся в гостиницу. Но в номере мне не сиделось, взбрело спуститься вниз, где на рецепции был один старый компьютер с подключённым Интернетом. Поисковик мгновенно выдал аж пятьсот двадцать результатов на имя профессора психологии и специалиста по женскому пикапу Зака Фигувамнакиса. Так, посмотрим-посмотрим… должно быть что-то горяченькое. Уверен, этот благообразный господин имеет кучу пятен различного происхождения на своей безупречной репутации. Каково же было моё удивление, когда после двух часов кропотливого поиска я не нашёл ничего мало-мальски значимого, к чему можно было бы придраться, и если уж не использовать как причину запрета его завтрашнего выступления, так хотя бы показать моей упёртой журналистке…

Отчаявшись, я выключил комп и пошёл бродить по ночной улице, обдумывая невесёлую ситуацию. Я погулял по центру, мрачно глядя на веселящуюся молодёжь, выписал штраф одинокому водителю-дальнобойщику, неправильно припарковавшему машину у главного городского фонтана. Хотя, по настоянию шефа, на такие непритязательные мелочи проще закрывать глаза, но сейчас мне надо было на ком-нибудь сорваться. Потом долго бродил без цели, пока ноги сами не привели меня к нашему участку. Окна горели, значит, Флевретти на месте.

Я поднялся по скрипучим ступеням и вошёл в отделение — сигнализация заголосила, но это никого здесь уже не беспокоило, наоборот, звучало для наших ушей как мелодичный звон колокольчиков небесного стада коров для их звёздного пастуха, поэтому мы её редко выключали. Зато я ещё раз убедился, что наш капрал практически не нуждается в сне, хотя работал он двадцать четыре часа в сутки. Причём отнюдь не из честолюбия, коего он, кажется, вообще был лишён. А просто потому, что участок постепенно заменил ему дом и бедолаге самому было проще ночевать на старом продавленном диване для посетителей в отделении, чем дважды тратить пятнадцать минут на дорогу до своей пятиэтажки и обратно, утром и вечером.