То есть он работал в две смены не потому, что такой уж трудяга, а, наоборот, потому, что был жуткий лентяй, — обычный парадокс. Когда он успевал встречаться с женщинами, о которых так много рассказывал, было загадкой и тайной. А может быть, и просто широко разрекламированной фантазией этого любителя женского пола, которую он выдавал за действительность. Поэтому я не сразу поверил и тому, о чём он мне живо разболтал, едва я вошёл.

— Привет, Ирджи! Представляешь, а мне сегодня пришёл конверт с деньгами. Прямо в почтовый ящик кинули. Обратного адреса нет и адресата тоже, только фраза «Среди роз один барбос», составленная из букв, вырезанных из газет. Круто, да? А ты что здесь делаешь?

— Просто так зашёл. — Я взял у него из рук конверт, который он достал из ящика стола и протянул мне. — Ну что могу сказать на первый взгляд… Не запечатано. Конверт старый, без марки, края обмахрились, долгое время валялся в кармане или сумке. Адресата нет, найти подателя по почерку не удастся. Кто-то склеил пошлый слоган. Зачем? Сами буквы вырезаны из дешёвой прессы, но шрифт не местных газет.

— Да? Здорово. Ты прям Шейлок с Лондонского Холма из того сериала.

— Я просто постоянно читаю три выходящие у нас газеты за завтраком. Да и без того их слепенький шрифт не так трудно запомнить, он обычной слюной размазывается.

— A-а, да, точно. Я тоже пробовал.

— «Среди роз один барбос». По-моему, именно это ты сказал на вокзале сегодня днём, когда мы встречали поезд с этим шарлатаном-психологом.

— Шарлатаном? — на всякий случай уточнил капрал.

— Да! Конечно, это ещё не доказано, но я…

— Так что мне теперь делать с этими деньгами? Пересчитай, сумма довольно крупная, я столько за год не получаю.

— Ну не знаю, вариант только один. Но ведь ты не согласишься, если я скажу «отдать на сохранение в полицию до выяснения обстоятельств»?

— Ещё бы я на такое согласился?! — искренне возмутился капрал, едва не подпрыгивая от негодования. — Может, это моя бабушка прислала! А из казённого счёта потом их уже никакими клещами не вытянешь.

— Ты же точно знаешь, что это не бабушка.

— Я-то да, а вот откуда ты это знаешь? Мог бы сделать вид, что веришь, хотя бы из соображений простого товарищества. И вообще, чего ты сюда припёрся? Вечер не задался?

Подумав секунду и махнув на всё рукой, я просто выложил ему все свои сомнения насчёт приезжего сатира. К моему изумлению, Флевретти не стал надо мной издеваться или глупо хихикать, частенько комментируя таким образом мои просьбы и приказы, а просто развернулся к монитору, с невероятной скоростью щёлкая кнопками по всем служебным базам данных.

— Ну что я могу тебе сказать, по обычным сетям его не пробить, — буквально через две минуты начал он. — Однако в отчётах таможни и речной полиции кое-что накопать можно. Итак, профессор Зак Фигувамнакис, он же Захендер Моргаунс, он же Зузу Али ибн Аазинян, он же Зигфрид 201614-й, так или иначе засветился в полицейских сводках почти каждого округа. Не только у нас, но и ещё в четырёх сопредельных странах.

— Я так и знал! За что его сажали?

— А вот тут, увы… ни за что. — Флевретти склонился над монитором, как охотничья собака, вынюхивающая след. — Представляешь, этот тип был неоднократно обвинён в фальшивомонетничестве, подделке акций и деловых бумаг, аферах на сексуальной почве, многожёнстве: у него целых шестнадцать браков, официально зарегистрированных за последние восемь лет. Из них шесть закончились разводом, но красавчик умудрялся отсудить себе половину имущества. Дважды приговаривался к пожизненным алиментам, и тем не менее засадить его за решётку не удалось ни разу. Последние шесть лет известен как лектор, переезжающий из города в город и проводящий мастер-классы по женскому пикапу. Налоговая бдит за ним во все глаза, но и она не может выявить никаких нарушений. Вот, собственно, и всё, что я смог тебе нарыть…

— То есть я прав: он преступник?

— Ирджи, — душевно обернулся ко мне капрал, — ну что ты взъелся на козлонога? Не пойман — не вор. Да и кто бы из нас, мужиков, не хотел кататься как сыр в масле за женский счёт?

— Я бы не хотел.

— Ты у нас уникальный. — Капрал повернулся ко мне спиной, давая понять, что, с его точки зрения, разговор окончен.

Я скрипнул зубами, сухо попросив его сделать распечатку всех файлов, касающихся профессора Фигувамнакиса, и подумал, что лучше мне подключить к этому делу Чунгачмунка. Краснокожий вождь имел более консервативные взгляды на подобные вопросы.

Поэтому мне осталось только дождаться тёплых страничек из принтера, поблагодарить Флевретти, попрощаться и уйти, не хлопая дверями. Он меня, кажется, даже не услышал, потому что отвернулся в угол и весь ушёл в какие-то свои подсчёты на калькуляторе. Наверное, высчитывал, за что и откуда ему всё-таки могли прийти деньги, по крайней мере легально. Подарок от забытой тётушки, перерасчёт в налоговой, наследство заокеанского дяди, возврат за перерасход горячей воды, которой он, как я понимаю, вообще не пользуется, случайная находка на улице, сделанная в сомнамбулическом состоянии, выигрыш в лотерею… да мало ли ещё что. В нашей системе дебета-кредита любой чёрт ногу сломит.

Идти куда-либо ещё было уже поздно, поэтому я просто вернулся в гостиницу. Придя в номер, вдруг почувствовал, какая свинцовая усталость навалилась на мои плечи, и рухнул не раздеваясь. Всю ночь мне снился один и тот же сон: профессор Фигувамнакис, держа меня за шиворот, целится мне в грудь из моего же табельного пистолета и гнусно хихикает. Я пытаюсь вырваться и убежать, а он увеличивается в размерах, становясь огромным и страшным. Я бегу от него по улице, а моя же Эльвира вместе с тёщей моего шефа почему-то ставят мне подножки и заламывают руки за спину. Проснулся в холодном поту от собственного крика, часа за три до обычного подъёма. Глотнул холодной минералки, пытался уснуть снова, но ничего не получилось. Идти на работу было ещё слишком рано, но на сотовом высветились три эсэмэс от капрала Флевретти, отправленные час назад: «Ирджи, я тут нарыл ещё кое-что». Вторая эсэмэс гласила: «Этот типус всё-таки сидел». Третья продолжала: «Его восемнадцать раз арестовывали. По всем обвинениям он должен был сидеть тридцать шесть лет, но всякий раз под давлением властей его выпускали на второй же день».

Теперь, в свете новой информации, мне нужно было сесть и серьёзно подумать. Заезжий месье пикапщик явно в чём-то серьёзно замешан, просто так у нас в тюрьму не сажают. То есть сажают, конечно, но ведь не так чтобы в стольких городах и округах сразу? Это было бы похоже на организованный заговор против одной конкретно взятой личности. А уж попав в тюрьму, выбраться оттуда очень и очень непросто. Наши власти, судьи, мэры, прокуроры, даже обычные комиссары полиции, безумно любят сажать всех подряд. Но чтобы они всей толпой вдруг резко делали всё для освобождения преступника на следующий же день — это нонсенс! Я всей шкурой чувствовал фальшь и явные должностные преступления…

Но с чего начать? У меня не было ни одной улики, как не было даже намёка со стороны шефа начать служебное расследование. А как я могу получить его распоряжение, если не имею на руках ничего, кроме распечаток полицейских отчётов? Я уж не говорю о том, что Базиликус, если узнает, как вынужденно отпускали этого нахального типа полицейские других городов, вообще запретит мне и на километр к нему приближаться! Главная задача моего начальника остаётся прежней — не парясь дослужить до пенсии. На совершённое преступление я ещё заставлю его раскрыть глаза, а вот на непонятно-гипотетическое — вряд ли…

Пожалуй, единственное, что мне стоит сделать, не вызывая ничьих подозрений, так это пойти на их курсы и вежливо пообщаться с профессором лично. А Чунгачмунк подстрахует меня от возможных провокаций со стороны разгневанных женщин. В том, что они будут (и женщины, и провокации), сомневаться не приходилось, раз речь идёт о пикапе — дамском оружии против мужчин. А тут ещё мало того что мужчина — полицейский лезет на запрещённую для его внимания лекцию…