Все будет хорошо

Сборник фантастических рассказов

В сборнике представлены новые, малотиражные или публиковавшиеся исключительно в периодике произведения ведущих авторов нашей фантастики: Юлия Буркина, Юлии Зонис, Леонида Кудрявцева, Николая Романецкого, Генри Лайона Олди, Далии Трускиновской и других. Все деньги, вырученные с продажи электронной копии сборника, будут направлены на благотворительные цели — в Копилку фэндома. http://skomm.ru/ebooks

Я больше не буду

Юлий Буркин

О, милый мой, бедный мой кот. Теперь, когда тебя нет со мной, я не перестаю удивляться той черствости и безразличию, которые я проявлял, когда ты был рядом. Неужели я не знал, что твое любимое блюдо — заливное из рубленых кусочков крольчатины, в банках с надписью «Кити Кэт»? Неужели покупать тебе его чаще обернулось бы таким уж сокрушительным ударом по моему бюджету? Так почему я вечно норовил накормить тебя какой-нибудь неаппетитной ливерной колбасой, а то и вовсе подсовывал объедки? Что это — эгоизм? Нежелание или даже неспособность понять ближнего, если это хоть чуть-чуть грозит нашему собственному комфорту? Да что там «Кити Кэт»…

Метеориты. Кому они нужны, эти безжизненные камни, прилетающие к нам из безжизненного космоса? Голые обгорелые булыжники. Но именно им, этим сперва убийственно раскаленным, а затем навечно мертвенно-холодным посланникам пустоты, я посвятил свою жизнь. Может быть, это они сделали меня таким, каков я есть?

Помню, как я возвращался с работы, а ты встречал меня, мурлыча и трясь щеками о ботинки… Всегда ли я говорил тебе ласковые слова, всегда ли поднимал на руки и посвящал первые минуты пребывания дома? Отнюдь нет. Да, бывало и так, но все-таки чаще я, не обращая на тебя должного внимания, топал в свою комнату или в ванную, занимался своими холостяцкими делами, а то и продолжал исследование очередной принесенной с работы каменюки.

Что мы ищем, разглядывая их? Зрелый ученый никогда не станет подставляться и не скажет правду. Он ответит, что «целью исследования является само исследование», призванное пополнить копилку человеческих знаний, а в свете этого одинаково ценен любой результат… И это правда. Но правда эта рождена многими разочарованиями многих лет бесплодного труда. Лучше спросить ученого, о чем он мечтал в детстве. Что он хотел найти в этих камнях, когда ему только-только пришла в голову идея изучать их. И, возможно, тогда он все-таки признается. Конечно же, он хотел найти следы разума или, на худой конец, хотя бы просто жизни. Потому что всем нам так одиноко на этой Земле, но только в детстве мы еще надеемся это изменить.

И вот я приносил с работы очередной космический экспонат. Я уже давно не задумывался над тем, сколько миллионов световых лет он преодолел и сколько миллионов веков одиночества впитал в себя. Я просто садился за стол перед подключенным к ноутбуку микроскопом, а ты устраивался у меня на коленях и мурлыкал мне что-то такое, что защищало меня от этих веков, только тогда я этого не понимал.

«Та-ак, — говорил я. — Ну, что там у нас, серый? Чем он нас порадует? Как всегда, ничем? Прямо, как ты, полосатый? Он снова такой же серый… И почему ты у меня серый, понять не могу, я же всегда мечтал о рыжем коте...» Или что-нибудь в таком роде. А ты все мурлыкал и мурлыкал, как будто не понимая моих слов, и тебе было совсем не на что обижаться… Иногда ты осторожно тянул лапу и касался чего-нибудь на столе — авторучки в моей руке или кнопки клавиатуры, и тогда я рявкал на тебя: «Кыш!..» Но однажды…

Да. Однажды.

Но я не сказал еще о тех случаях, когда я являлся домой нетрезвым. Чаще — слегка, но иногда и изрядно подшофе. А почему нет? Почему мужчина не может после работы выпить с коллегами, если он одинок и дома его, кроме кота, никто не ждет? Особенно если есть повод. А в тот день повод был, и повод более чем основательный. Дело в том, что уже несколько месяцев наша лаборатория изучала не те метеориты, что упали на Землю, а осколки, выловленные в околоземном пространстве космической станцией «Stella-212». Это был госзаказ, основанный на международном соглашении, он отдельно и хорошо оплачивался, но на самом-то деле большинство из нас были бы готовы приплатить сами за возможность провести такие исследования.

Ведь это совершенно разные вещи: когда метеорит, раскалившись и сгорая, пронизывает атмосферу, или когда он забран в вакууме, возможно, таким, каким оторвался от родной планеты. В первом случае можно сказать уверенно, что если там что-то и было… Впрочем, и во втором никаких особых надежд питать не приходится. И все-таки! Все-таки чуть ближе к поверхности всплывают наши детские мечты. И в тот день свершилось: на одном из внеземных минералов мы обнаружили налет чего-то вроде спор или даже плесени. Он были мертв, этот налет, но при нынешних технологиях мы могли всерьез рассчитывать, что биологам удастся восстановить, клонировать инопланетную жизнь.

Так вот, однажды. Я явился домой. Явился кривой, как сабля. Протопал, не разуваясь, на кухню и сразу залез в холодильник: уходящий хмель пробудил нездоровый аппетит.

— Мяу, — сказал ты, напоминая о своем существовании.

— Что, скотина, тоже жрать хочешь? — спросил я ворчливо и пошарил взглядом по полкам. — А вот, знаешь ли, нету ни фига. Картошку вареную будешь? Нет? А почему? Почему твой хозяин может есть вареную картошку, а ты — нет? Брезгуешь? А?

В этот момент я как раз доставал из холодильника ветчину, и ты стал тереться о мою ногу особенно рьяно.

— Учуял, — констатировал я. — А не жирно ль тебе будет? Я, между прочим, эту ветчину купил, и не дешево. А деньги для этого заработал честным и кропотливым трудом. И есть эту ветчину я буду с картошкой. А ты, братец, не сеешь, не жнешь, мышей, за неимением оных, не ловишь, а ветчину жрать норовишь в чистом виде.

— Мяу, — сказал ты, то ли признавая мое право упрекать тебя, то ли, наоборот, не признавая.

— Ладно, ладно, — сказал я, закрывая холодильник и отрезая небольшой кусок. — На, ешь… Правильно мне советовали: заведи собаку, она тебе другом станет. А кошки — самовлюбленные дармоеды…

Ты ел, униженно склонив голову и делая вид, что ничего не слышишь. О, господи, как мне стыдно все это вспоминать! Вообще-то я совсем не жадный и никогда не держал тебя впроголодь, это был просто какой-то глупый пьяный кураж.

Я тоже жевал ветчину, закусывая ее картошкой, но ты со своей порцией справился намного быстрее, сел и доверчиво посмотрел на меня.

— Не наелся? — спросил я риторически. — Эх, отдать бы тебя в хорошие руки, да кому ты нужен, такой большой и прожорливый?.. Всем подавай котят. Рыжих котят…

Я знал, что будет дальше: ты скажешь «мяу». И я решил опередить тебя.

— Мяу! — сказал я первым. Ты повел ухом, и в твоем взгляде прочиталось легкое удивление.

— Мяу! — повторил я, постаравшись чуть больше. Ты отвернулся, явно потеряв к этой лишенной смысла игре всякий интерес. Тогда я напряг все свои способности к звукоподражанию и сказал не так, как обычно, а протяжно, жалобно, с тем особенным звериным надрывом, с каким твои сородичи орут по весне под окном:

— Мьи-иау-у…

Ты обернулся молниеносно. Ты навострил уши. Ты был обескуражен и потрясен, я видел это более чем явственно. Вид у тебя был точно такой, какой был бы у меня, если бы однажды при мне вместо привычного «гав-гав» собака сказала бы «мама»… «Хозяин, перестань, мне страшно, — читалось в твоем взгляде, — ты человек, а люди не должны разговаривать по-кошачьи…»

Твой страх передался и мне, я взмок и моментально отрезвел. Хотя дело тут было не только в страхе, но и в том, что в этот миг я четко осознал: коль скоро, пусть и случайно, пусть и единственный раз, пусть и не понимая смысла, я смог что-то сказать по-кошачьи, значит этот язык существует. Значит, рядом со мной живет вполне разумное, не менее чем я, существо, просто я никогда не пытался установить с ним реальный контакт…