Мужчина весь подобрался, обратившись в слух. Он тонким наитием понял, что это самый важный момент повествования.

— …Подошел официант с подносом, на нем стояли бокалы с вином. Мой спутник взял два первых попавшихся бокала с подноса. Один протянул мне, из второго отпил сам.

— Сколько бокалов стояло на подносе? — Он решил уточнить сейчас, не дожидаясь конца рассказа. Вдруг это стало иметь первостепенное значение.

— Около десяти, — она ответила сходу, поскольку сама об этом часто размышляла.

— Как стояли бокалы, которые взял ваш спутник?

— С краю.

— Можете нарисовать?

— Пожалуй.

С небольшого письменного стола из черного дерева (эбен?! мореный дуб?!!) он взял чистый листок бумаги и протянул ей вместе с карандашом. Она умело нарисовала поднос, на котором стояли бокалы с вином в шахматном порядке.

— Эта расстановка бокалов была на всех подносах того вечера или только на этом? — Он старательно разглядывал рисунок.

— Не могу сказать точно, похоже, что на всех. Но не уверена.

— А официант после того, как обслужил вас, двинулся дальше?

— Да, он отошел к другим гостям. Или мне так показалось.

— Брал ли еще кто-то бокалы вина из вашего ряда или с вашего подноса?

Она надолго задумалась. Непростой вопрос.

— Не могу сказать, не знаю. Тот факт, что она не могла вспомнить такие детали, похоже, ее сильно расстроил.

— Что же, может, это и неважно. Продолжайте.

— Вино мне не понравилось сразу. Но ради приличий, — она скривила красивые губы, — пришлось сделать еще пару глотков. Мне бы сразу насторожиться, поскольку южанин после большого глотка тоже удивленно уставился на бокал. Затем понюхал. Не допивая свое вино, поставил его на свободный столик. Тогда я еще подметила: выходит, не мне одной оно не понравилось.

Виду он не подал, галантно предложив прогуляться по парку. Я согласилась, хотя меня начало немного знобить, но я не обратила на это внимание. А зря. Он вдруг мне начал казаться таким… привлекательным, хотя не помню, чтобы его внешность произвела на меня хоть какое-то впечатление в момент знакомства…

«Интересно, какое впечатление произвела на нее моя внешность?»

«Да что с тобой, приятель, очнись. Она же полуживая».

Даже полуживая, она все равно оставалась эльфийкой, хоть и была из драконьего клана.

— Дальше я могу рассказывать только с чужих слов. Сама ничего не помню.

— Пусть так.

Она перевела дух и возобновила рассказ:

— Вероятнее всего, во время нашей прогулки он стал казаться мне все более и более привлекательным и подходящим как аэйкаррон-тэм — партнер для брачного периода, — пояснила она раайэнне. Он спокойно кивнул, ничему не удивляясь.

Для нее дальнейшее напоминало калейдоскоп: спальня, мужские руки и губы на ее теле, смятая постель, запах гари и огонь. Предсмертные крики. Лютый холод, подбирающийся к ее сердцу, иней на обгоревших частях тела, топот, чьи-то лица, глаза. Ни мужа, ни сыновей она не вспомнила.

Рядом оказался ее брат-близнец, трясший ее за плечи и что-то ей шептавший. Дед, которого она очень любила, не отходивший от нее ни на шаг. Самые близкие люди. Дед и брат. А вот отца и старшего брата как будто никогда и не существовало в ее жизни.

— Вы знаете, что такое аэйкаррон?

— Брачный период у драконов.

— Да, брачный период у драконов. Немногие знают, пожалуй, даже единицы, что это брачный период не у самцов, а у самок. Самка дракона во время приближающегося аэйкаррон испускает такой зов, которому невозможно противиться. Самцы летят к ней и бьются за право с ней спариться, и почти все гибнут. Оставшиеся в живых один или два самца тоже могут погибнуть, но уже от зубов и лап самой самки — она до конца будет проверять пригодность будущего отца ее потомства, чтобы передать последнему семя самого сильного и выносливого самца. Это может случиться и во время брачного танца-полета, и сразу после него.

— Но ведь исход танца неизвестен никому? В смысле, неизвестно, убьет ли самка самца или самец самку.

— Да, это неизвестно. Известно лишь, что чаще всего она остается одна, откладывает яйцо, которое высиживают совсем старые драконы, они же и занимаются воспитанием потомства. Но еще чаще гибнут оба. Хотя случается и так, что самец убивает самку. Именно поэтому мы зовем брачный период танцем смерти. Кто-то все равно погибнет. Но я завела речь не для того, чтобы Вы посочувствовали тяжелой доле драконов.

— Уверен в этом.

— Самое интересное, что гормон, синтезируемый в крови самки во время аэйкаррон, которым она привлекает самцов, содержится только в живом теле, после его смерти он нестабилен в сыворотке крови. Его нельзя выделить. — Она снова замолчала, собираясь с духом для финального рывка. — Но мне повезло. Повезло выпить этот самый аэйкар-гормон, взятый из тела умирающей, но не умершей самки. Кто и как взял, выделил, и, что самое невероятное, сохранил вне тела — загадка из загадок.

— Но факт остается фактом. Едва попав в мое тело, он вскипятил мою кровь, возьмем температуру тела по модулю.

Он снова кивнул, понимая, о чем она говорила. Северные, или ледяные роунгарры, могли почти обледенеть, но выжить, южные же спокойно грелись у вулкана. В данном случае, вскипятил, то есть заледенил, но придираться к словам не стоило.

— …Выпив того вина, мы нашли друг друга подходящими для брачного танца, затем уединились, где и как мне сейчас не вспомнить. Разум отключился моментально, я даже не успела сообразить, что в сущности происходит. Все-таки гормон самки дракона, попав в тело роунгарра, остается драконьим секретом, даже мы — эльфы с каплей крови Безначальных — не вынесли бы муки зова.

Как результат, мой партнер сгорел заживо у меня на глазах, но я даже это не помню. Брат сказал. По всей видимости, пытался в агонии поджечь и меня, но я покрылась ледяной чешуей, и огонь меня не тронул, но зато процесс обледенения стал более агрессивным и необратимым.

Она медленно стянула перчатку и показала ему руку. Рука вплоть до кончиков пальцев была изуродована глубокими шрамами. Белая чешуя, частично срезанная острым скальпелем, частично вросшая в живую плоть, покрывала большую часть руки.

— Так теперь выглядит мое тело. Я сильно похудела, волосы выпали, кожа покрылась наростами. Чтобы остановить процесс заражения, с меня живой снимали чешуйки, там, где лекари преуспели и смогли снять чешую, как здесь, например, теперь шрамы.

Муж быстро подал на развод, благо у него для этого имелись все основания. Факт измены был налицо, даже если учесть, что это было сделано несознательно. Его сила и его род перестали питать меня.

Мы с братом — близнецы, связь наша крепка. Даже слишком. Через неделю знобить стало и его. Я невольно заразила его снежной лихорадкой. Наш отец мог потерять двоих, чтобы этого не произошло, ему пришлось разорвать нить, связывающую меня с моим родом. Это помогло, брат выжил, а я стала ракейнэйру — ушла в изгнание.

Я надеялась, что умру, но Ваша Госпожа в очередной раз удивила меня.

Дед по материнской линии дал мне свою фамилию и силу рода, после смерти матери я стала единственной его наследницей. Он не мог примириться с тем, что последняя женщина его рода уйдет к звездам.

Раайэнне слушал и не верил своим длинным ушам. В его клане женщин рождалось мало, в конце концов — служение Бесцветной Деве со всеми вытекающими — удел мужчин, и к женщинам своего клана отношение было соответственное. Бережное и трепетное. Не каждый мужчина, достигнув зрелого возраста, мог гарантированно жениться и завести потомство.

Изгнать женщину из семьи, отрезать от рода, развестись, не дать ей своей защиты и силы…Неужели роунгарры когда-то были эльфами? Неужели раайэнне и роунгарров связывает общее родство?

— Я и сама часто об этом думаю. Неужели мы с вами эльфы или все-таки только внешне похожие создания, принадлежащие к разным народам? — Она была серьезна и собрана. И не шутила.

— Вы думаете, что… — разговор вдруг начал принимать совершенно иной оборот. Или он сразу принял такое направление, а он уже поздно догадался.