На здоровых частях была жизнь, возделывались поля, цвели фруктовые сады, пели птицы, летали драконы, — на этом месте Рилайн многозначительно поднял палец, — бушевали шторма, но ради сохранения жизни, понимание которой у каа-либу и их дремучих прихвостней весьма специфическое, они изгнали в Обитель и их.

Эта драконья пещера была некогда здоровой частью Ран-Тарра.

Наимил молчал, а Фэлл остановился и с довольным видом внимал Рилайну, историю создания Обители знали все: от мала до велика, но когда еще доведется услышать истинное мнение Рилайна, которое он почти никогда не высказывал, пересказывая лишь голые факты без налета на личную привязанность. Про него говаривали, что глубоко он привязан только к своей трости.

Разговорил-таки.

Рилайн очнулся, понял замысел Феллина и замолчал. Наимил поправил на шее шелковый, теперь уже кофейного оттенка, платок, повязанный под белоснежную атласную рубашку.

Только один раайэнне, которого сейчас здесь нет, впрочем, там его нет тоже, знал, что за тщательным вниманием Наимила к своему гардеробу стоит вовсе не любовь к платкам, нашейным уж точно.

И этот раайэнне использовал свой дар, рекан, вернул Наимила к жизни, когда огромная в три человеческих роста с длинными конечностями-щупальцами тварь, хорошо передвигающаяся как по земле, так и по воде, прошила горло будущему предводителю клана своим длинным когтистым с сочащимся ядом щупальцем.

От попавшего яда ткани гортани и кожа стянулись очень плохо, оставив безобразный шрам, и навсегда сделав пищу для Наимила безвкусной в лучшем случае, а в худшем…

Из всех пищевых вкусов, только вкус сладкого не отдает… Так, об этом лучше не думать, во рту и так мерзостно.

И «таскается» он к роунгарри, что бы там ни думали всякие сопливые юнцы, вовсе не ради ее прелестей, а ради ее шоколадных трюфелей с начинкой из апельсинового джема, которыми она щедро потчует важных гостей.

Ее повар готовит превосходные трюфели, рецептом которого она отказалась поделиться, передавая ему около двух фунтов этих апельсиновых зараз в красивой упаковке.

Осторожно выдохнув некстати нахлынувшие воспоминания, он тихо, еще одно последствие плохо зажившей раны, произнес:

— Рилайн, выясни что сможешь, о том, кто и что стоит за массовым возвращением раайэнне в Алакантэ. Это началось не так давно, около шестисот лет назад, самое большее — тысяча лет.

— Ты придаешь значение словам роунгарри?

— Я придаю значение всему, если это угрожает нашему клану, а также тому, что может пролить свет на бесплодность клана. А полное отсутствие детей у семейных пар относится к разряду таковых. Надо поднять все записи рождаемости за это же время…

— Да это же…

— Да, Феллин, это прорва информации. Надо просмотреть все архивы и записи и сопоставить ее слова с тем, что мы имеем по факту.

Более того, надо опросить всех раайэнне, пусть вспомнят все мельчайшие обстоятельства их походов: тип оружия, количество, возраст воинов, наличие рекана, ступень посвящения, насколько сильно наше присутствие возмущает поле, далее характер возмущения, тип Отверженных, чем закончилось, были ли смертельные случаи, какие раны и прочее, и прочее.

Привлеките к работе всех, кого сможете, из числа раайэнне, разумеется. Никому об этом ни слова.

— Что роунгарри?

— А что роунгарри? Она нам нужна, и за эти неполных четыре недели сумела больше, чем Кириан… В общем, не будем терять понапрасну время.

И да, надо ли мне говорить, что это нужно сделать помимо той работы, которую вы ведете по проведению Дня Открытых Дверей в честь…тысячелетий клана… если уж она планирует провести ее в Обители, давайте начнем подготовку.

О том, что им понадобится помощь целого острова, то есть, команды роунгарров, (одна Эррнгрид тут не справится: нужны специальные расчеты), в составлении математической модели, когда нужно будет свести все данные, обозначить переменные и вывести уравнение, они предпочли не думать.

Глава 6. Обитель изгоев. Аккелон. Мириниэль (полное имя никто не помнит)

Первым делом после завтрака, Мирэйн заскочил в большую крытую оранжерею к своему давнему приятелю, от делать нечего другу, который просто подходил ему по возрасту. Карт, бодрый и веселый, напевая под нос военные марши прошлых лет, подвязывал небольшие кривоватые растения с бульбочками.

Орхидеи, вот обожает он с ними возиться. Мирэйн не любил орхидеи, паразиты же, не имея своей корневой системы, орхидеи, подсаженные на толстые стволы деревьев, тянули соки из хозяев.

— Не цветут? — начал он для начала разговора.

— Погоди, дай моим малышкам время, и весной ты будешь сражен их красотой.

Наступает зима, а они гораздо более чутко, чем все остальные цветы реагируют на морозы и холода. Надо же, у Карта и паразитам нашлось место. Теперь паразиты будут определять наступление зимы.

— Если не буду сражен еще зимой.

Карт добродушно посмеялся.

— Так и когда ждать безумной старухи?

— Все листья опадут, тогда и придет ее время не раньше. Но еще долго, не волнуйся. Это моя красавица «Десница Божья», — показывая на два невзрачных голых стебелька с тремя листиками в коричневом мешочке, — с гордостью произнес Карт. — Она самая нежная и чувствительная, но и самая верная в своих прогнозах.

— Что думаешь о Дне Открытых Дверей? — Раайэнне поделились планами провести праздник своего тысячелетия в Обители с эльфами других кланов, опуская истинную причину.

Дни выдались для раайэнне напряженными, что не могло не сказаться на давящей обстановке в Замке. Но после озвученного Доралисс, по просьбе Рэма, намерения проводить уходящее белое солнце торжеством, многие эльфы воспряли духом. В конце концов, круглая дата, неважно сколько в ней нолей.

В Замок приедут царственные каа-либу, улыбчивые лейдены, невозмутимые северяне, словоохотливые южане, а также вроде гномы, люди и прочие…Гномы активизировались, предлагая свои кривые поделки, выдать за изделия искусных эльфийских мастеров — люди, много они понимают. Но эльфы отказались. Это праздник раайэнне, они сами определят, какие товары выставить, а какие лучше попридержать.

— Хочу всех удивить, — подмигнул Карт Мирэйну, и, оставив его одного, отправился в свое зеленое царство.

***

Дора тоже была в приподнятом настроении — Мирэйн застал ее возле лазарета, она разговаривала с одной из бесцветных сестер, внимательно рассматривая недавно привезенные склянки со звездным светом.

Приветливо кивнув ему, она зашла внутрь своей вотчины, забрав пару бутылок с собой. Мирэйн за ней не пошел, зябко передернув плечами. Мало ли что. Он уже старый, не такой проворный, ему беречься надо.

Бодрость духа передавалась по цепочке всем эльфам, Мирэйн шустро передвигался от одного жителя общины к другому, собирая новости и сплетни, узнавая детали и подмечая нюансы. Без Рэма он чувствовал себя полноправным властителем Аккелона.

Ему нравилось здесь, а с реализацией планов роунгарри, в которой, в смысле реализации, а не роунгарри, он не сомневался, будущее засияло всеми своими бесконечными гранями и вариантами. Рэм здесь надолго не задержится, он всегда хотел и не скрывал этого вернуться на Большую Землю, что же туда ему и дорога. А его место здесь, наконец-то он его нашел, спустя столько лет: Аккелон — вот его настоящая семья.

В хорошем расположении духа были даже сумрачные следопыты, которых Мирэйн недолюбливал за отстраненность и замкнутость, и близнецы. Ради и Широ хотели отправиться с Рэмом и Эррнгрид, но их не взяли. Мирэйн завороженно смотрел, как они синхронно счищают кожуру с красных апельсинов, круглогодично растущих в Лимирии, но не в Обители, и предлагают лакомство своим товарищам.

Тира и Каринэль стояли рядом и о чем-то переговаривались. Взяв несколько долек, следопыты осторожно распробовали необычный одновременно кислый и сладкий вкус.

С подошедшим Мирэйном вежливо поздоровались, и предложили ему попробовать, он отказался, сославшись на боли в желудке. Не переваривает его желудок сок цитрусовых, к сожалению.