Поэтому неудивительно, что когда она втащила свою ледяную тушку наверх, в голове стояла звонкая пустота. Перепонки постепенно срастались, в ушах саднило и свербило, а еще раайэнне увидели ее кровь в момент частичной трансформации — черно-синяя. Что есть — то есть, черно-синяя или иссиня-черная.

Немного отдохнув в ожидании блуждающих огоньков, Эррнгрид пошла вперед в пещеру.

Пещера как пещера. Она видела сотни таких, когда была в гостях семьи будущего мужа на Южных островах, в качестве невесты, а потом и полноправной жены.

Сердце непроизвольно сжалось, внутри глухо заныло, загудело. Но она усилием, и это далось ей тяжелее, чем подъем, заставила себя перестать… гудеть и ныть. А то невольно начнет думать, чем он сейчас занят и вспоминает ли о ней. Хотя бы иногда. И в какие моменты, а в какие не вспоминает, и почему.

Она слышала, еще будучи в Герриндоре, что он собирается жениться во второй раз — в этот раз на южанке, огненной роунгарри, может, общность их народа, их духа сплотит их больше, нежели ее и…

Она резко выдохнула остатки воздуха и задержала дыхание. Благо то, что тут находилось воздухом, совсем не назовешь. Сильно воняет — это такой легчайший эвфемизм.

Вонь сопровождала все драконьи пещеры. Поэтому перед посещением оных, роунгарры смазывали ноздри сильной мазью с экстрактами эвкалипта и камфоры. Обратная сторона их богатства. Люди говорят, что деньги не пахнут. Очередная глупость — пахнут и еще как! Просто роунгарры привыкли к этому запаху, а у прочих созданий нет такого чуткого обоняния.

Сейчас они шли по длинному проходу, откуда дракон выползает наружу, расправляет огромные в полнеба перепончатые крылья, и, скользя по теплым потокам воздуха, парит. Иногда, когда лучи солнцев, лун и прочих небесных светил падают сквозь крылья — видны врата в иные миры, где нет места никому, кроме ящеров.

По одной из многочисленных легенд ее клана, в отражении перепончатых крыльев на воде или иной блестящей поверхности, можно открыть дверь в другой мир. Правда, как выйти из этого мира обратно в Ран-Тарр, легенды благоразумно молчали, скорее всего, так же, но вряд ли дракон будет парить над водой столько времени, ожидая твоего возвращения и держа дверь открытой. Хотя раньше ручные драконы так и делали.

В том, что тут жил давным-давно дракон, она не сомневалась, кое-где блестели обрывки драконьей кожи после линьки (при желании такие обрывки можно было натянуть в качестве парусов), лежали отдельные крупные и мелкие чешуйки. Одну она даже подняла — понюхала. Чешуйка была с очень крупную раковину, устрицы которых водились недалеко от разломов океанских тектонических плит. С неровными краями, на обратной стороне прилипли кусочки чего-то бурого — драконьего мяса.

Как лейден или любой эльф, все время живущий в лесах, определяет возраст дерева по одному ему понятным признакам — (годичным кольцам или кольцевым годам?! — звучит бредово, а выглядит в реальности еще бредовее), так и роунгарры умели отличать столетнего драконыша от заматерелого ящера, прожившего в пещерах несколько тысяч лет.

Чешуйка, которую Эррнгрид держала в руках, принадлежала черному дракону, одному из подвидов южных ящеров, самцу, в возрасте далеко за… перед глазами крутились такие маленькие вытянутые кружочки…и их количество все увеличивалось, а она не могла сосчитать.

«— Это нолики, дорогуша. И ты еще поговори мне о пользе физкультуры».

Короче, ящер был старым, древним, она назвала бы его хранителем времени, если бы времени требовались хранители.

Ящер многое видел, знал, помнил. Хорошо, что пещера пустует много веков, но ведь куда-то он делся. Внезапно вынырнувшая из темноты рука резко тронула за плечо, Эррнгрид вскрикнула и гневно посмотрела на… бледную руку. В полумраке, двух огоньков Рэма и еще пары Лирна не хватало, чтобы осветить все по-настоящему, выступило бледное лицо.

Прямо как тогда в Сером Порту. Только вот шрам стал намного меньше, даже не шрам, а просто неровный блик от затухающего звездного малыша.

— Мы сейчас на обрыве, дальше только вниз, — тонкие губы Рэма зашевелились. И правда, они стояли на краю огромного грота, ни потолков, ни стен не было видно — густая темнота, едва разряжаемого тоненькими всполохами звезды, была плотной и живой.

Вот, невезуха, снова вниз, что ли? Она едва ноги переставляет.

«— Не хочу, не пойду. Зачем?

— Самое время его задать, ведь такой хороший вопрос — зачем. Как жаль, что его так мало задают. Задавали бы чаще, может, делали бы меньше глупостей. Какое-то невнятное приключение, зачем-то полезли на гору, дырку в обшивке сделали, потом вон едва себя в пещерку втащили. А зачем?

— Не знаю, просто…

— Смелее, продолжай.

— Просто в драконьих пещерах всегда находишь что-нибудь интересное…

— Помимо дракона?

— Его… и я подумала, а вдруг повезет, и мы что-нибудь да найдем.

— Что же, если не найдете, то хотя бы разомнетесь».

Из темноты выступил Лирн, напряженный и молчаливый, они с Рэмом переглянулись.

«Общаются», — сообразила Эррнгрид.

Молодой раайэнне зажег еще одного звездного малыша, малыш, пузатый и круглощекий как все малыши, крутился в воздухе над гротом, освещая собой то, что могут осветить малыши. То есть, почти ничего. Но это ничуть его не расстраивало, он веселился и жил одним днем, как умеют только дети.

Всматриваясь в отражающий отблеск пещеры, эльфы поняли, что грот не такой и глубокий, дно вот тут, совсем рядом, можно, даже, спрыгнуть, но решили не шуметь, под ногами было столько хлама: кости… и животных тоже, остатки мебели, кухонной утвари, одежды, блестящих пуговиц, печной трубы, не считая кинжалов, ножей, мечей, доспехов. Здесь встречались обломки мачт, якоря, книги…

«— Да книги-то ему зачем?

— В целях повышения образованности…Она спрашивает, зачем сдались ему книги, а вот зачем ему гальюнные фигуры — нет».

Зверь тащил все, что не приколочено, а все, что было приколочено, естественно, отколачивал: валялись и огромные напольные часы с серебряным песком, вытекающим из трещины в розоватом стекле (каждая песчинка была частью магии времени: могла ускорить или замедлить его ход, перенести в прошлое или будущее, и именно поэтому струйку песка все обходили стороной); дырявые картины в сломанных и облезлых рамах, руки и ноги каких-то статуй, кресла с дырами вместо обшивки, стулья с высокими резными спинками, для гостей, не иначе — дракон оказался ценителем комфорта и искусства. И, собственно, гостей.

Впервые за много времени, на лицах раайэнне проступило некое подобие улыбки. Улыбка получилась вымученной, они незаметно поглядывали в сторону Эррнгрид, которая надулась и молчала.

Несмотря на то, что разговоры не велись, эльфы прекрасно друг друга понимали, обходясь без языка слов и жестов.

Телепатия. Одно из умений раайэнне, накрывая своим полем, они открывают друг другу крохотное пространство в своем разуме, совсем немного и неглубоко, так, чтобы можно было общаться на сторонние темы.

Ощущение такое, что стоишь в узкой прихожей или плохо освещенном коридоре с тысячью дверей, которые все время исчезают и появляются в новом месте — над головой, сбоку, снизу. Иногда двери хлопают…. дверьми, по-другому не скажешь, иногда, в дверях нет дверей. То есть, нет дверного полотна, но идти туда не хочется. За этой видимой пустотой царит… невидимая пустота, что ли…

«Надеюсь, тебе не придет в голову писать мемуары и это никто никогда не прочтет».

Общение с внутренним голосом происходило в голове у Эррнгрид, а вот кто предоставил свою голову для их общего разговора?

Так Эррнгрид еще не приходилось общаться. Она чувствовала себя не в своей тарелке, ей все время казалось, что ее со всех сторон смотрят, ощупывают, давят, жмут, теснят.

С братом они не разговаривали, а передавали друг другу цвета и картинки. Здесь же происходил разговор в обычном смысле слова, то есть мысли.

Спускаться решили все же по веревкам. Благополучно достигнув дна пещеры, ну или того дна, в которое обычно стучат снизу, Эррнгрид почувствовала еще один запах — тяжелый, маслянистый, с которым она познакомилась еще на Земле.