Инна сидела с закрытыми глазами. Сосредоточенное выражение её лица свидетельствовало о предельном напряжении. Я обнял её за талию и прижался губами к её губам.

„Наконец-то!…“

Мы и раньше были телепатами, правда, скрытыми — поэтому не отдавали себе отчёт, что в минуты любви наша близость была не только телесной и духовной, но также и ментальной. На короткое время мы становились как бы одним существом из двух личностей, и в такие мгновения все наши мысли, переживания и ощущения были нашим общим приобретением. Нам это казалось естественным. Это и впрямь было естественным — для нас.

Как только наши разумы соприкоснулись, я уже не нуждался в подсказках со стороны Инны, так как и сам знал, что делать. Это оказалось проще простого — подпитывать её своей внутренней энергией, чтобы она могла заглянуть в мысли Леопольда.

В конце концов ей это удалось…

Однако, вместо ожидаемого образа ученика Мэтра, в сознании кота мы увидели пустоту — безграничную, беспредельную, пугающую. Мы отпрянули, попытались вернуться назад, но какая-то неведомая сила перекрыла нам путь к отступлению и толкнула нас вперёд, в пустоту. В ту же секунду окружающий мир померк в наших глазах, и мы потеряли ощущение пространства и времени.

Мы словно провалились в бездну и с головокружительной скоростью полетели вниз -

сквозь сплошной мрак

(который резал в глаза)

и мёртвую тишину

(которая звенела в ушах).

Всё наше естество пронизывал ледяной холод небытия. Ни двинуться, ни откликнуться — вслух или мысленно — мы не могли и с умопомрачительной скоростью неслись в Неизвестность.

К счастью, вскоре мы лишились чувств…

Когда я очнулся и открыл глаза, то в первый момент с удивлением подумал, что у кого-то хватило ума покрасить потолок в красный цвет. А если не ума, то дури уж точно.

Но затем я понял, что ошибся — надо мной был не потолок, а что-то вроде навеса, обтянутого красным шёлком. Я находился в просторной комнате, обставленной с большим вкусом и на старинный манер. Вне всяких сомнений, это была спальня. Я лежал навзничь на широкой кровати поверх мехового покрывала, моя голова покоилась на мягкой, набитой пухом подушке. А тот навес, который я сначала принял за потолок, оказался ни чем иным, как балдахином. Настоящим балдахином, чёрт побери!

На мне была чистая белая рубашка из какой-то похожей на батист ткани, короткие белые штаны, вернее, подштанники, а также длинные, почти до колен, красные носки. Мой наряд ни в коем случае не был предназначен для сна; мне явно не хватало фантазии, чтобы назвать то, во что я был одет, ночной пижамой.

То же самое можно было с уверенностью сказать и об Инне, которая лежала рядом со мной, только на другой подушке. Отороченная тонкими кружевами рубашка без рукавов, доходившая ей до колен, а выше талии плотно облегавшая её стан, была скорее нижней, чем ночной. Эту догадку подтверждали и чулки на её ногах — вряд ли здесь (хоть где бы мы сейчас ни находились) принято спать в чулках…

Я размышлял медленно, но в правильном направлении. Из отдельных частей мозаики в моей голове постепенно складывалась целостная картина.

Спальня. Кровать с балдахином. Ковры — явно старинные, но новенькие на вид. Окна — не прямоугольные, а закруглённые сверху, со ставнями. Тяжёлые шитые золотом шторы. Сводчатый потолок. Камин с чугунной решёткой, а над ним — чучело оленьей головы с ветвистыми рогами. На одном из рогов одиноко висел мужской халат тёмно-красного цвета. По моему представлению, именно в таких халатах английские аристократы времён Чарльза Диккенса сидели вечерами в удобных мягких креслах перед горящим камином и чинно дымили трубками. Между кроватью и широкой двустворчатой дверью стоял небольшой стол на причудливо изогнутых ножках, а справа и слева от него — два стула с мягкими спинками и сиденьями; на алом бархате спинок были вышиты золотом три небольшие короны.

И, наконец, это странное нижнее бельё на нас с Инной. Я попытался представить верхнюю одежду, которая бы органически вписывалась в эту обстановку…

— С ума сойти! — выругался я вслух. — Что за чертовщина?!

Инна повернулась ко мне лицом и распахнула глаза.

— Уже очухался?

— Кажется да, — неуверенно ответил я. — А ты?

— Не знаю. Вот лежу и думаю: что с нами происходит, куда мы попали?

— Уже есть идеи?

Инна вздохнула.

— Пока ясно одно: всё это не сон. Нас перенесло в какое-то другое место.

— И, если это не декорация, — я неопределённо взмахнул рукой, указывая на всю комнату, — то мы оказались в прошлом.

— Или в какой-то сказочной стране.

— В другом измерении?

— Возможно.

Я поднялся и сел в постели.

— Ну, и устроил нам Леопольд!

— Мы сами виноваты, — сказала Инна. — Нечего было лезть ему в голову. Ведь мы знали, что он обладает колдовской силой, но не контролирует её.

Я должен был признать, что она права.

— Конечно, виноваты. Вот и влипли в историю.

— Но почему такой мрачный тон? Почему «влипли»? — За притворной бодростью своих слов Инна пыталась скрыть растерянность. — С чего ты взял, что эта история непременно должна быть плохой? А может, как раз наоборот — мы попали в добрый, радостный мир.

— И интересно было бы исследовать его, — закончил я её мысль.

— Конечно. Я бы с удовольствием пожила здесь какое-то время. По крайней мере, эта комната производит на меня хорошее впечатление. А тебе она нравится?

— Ещё бы! — Я широко ухмыльнулся. — Особенно кровать. Я давно мечтал заняться с тобой любовью на таком широком ложе.

Инна улыбнулась мне в ответ:

— Иронизируешь, значит, не теряешь оптимизма.

— Насчёт любви на этой кровати я вовсе не иронизирую, — серьёзно ответил я. — Хотя и оптимизма не теряю.

Мы встали с кровати на покрытый коврами пол и тут же нашли две пары комнатных тапочек, будто бы специально предназначенных для наших ног.

— А может, и специально, — отозвалась Инна.

Я не стал возражать, потому что и сам не был уверен в обратном.

Шторы на обоих окнах спальни были раздвинуты, ставни открыты, и комнату щедро заливал дневной свет. Мы подошли к одному из окон и распахнули его настежь. В лицо нам подул свежий, наполненный ароматом цветов и трав ветер.

Я почти по пояс высунулся из окна и огляделся вокруг. Дом, где мы находились, стоял на холме с покатыми склонами. Судя по всему, он был двухэтажный, и наша комната располагалась на втором этаже. Широкий двор был обнесён невысокой крепостной стеной — скорее декоративной, нежели предназначенной для защиты от внешнего вторжения. Между домом и стеной раскинулся пышный цветник, а дальше, впереди и справа от нас, простиралась до самого горизонта бескрайняя равнина, сплошь поросшая буйными степными травами. Слева, шагах в ста от дома, начиналась лесостепь, которая, постепенно густея, незаметно переходила в лес.

Небо над нами было чистым, почти безоблачным, только вдали, над самым горизонтом зависла одинокая тучка.

— Самый обычный пейзаж, — спокойно произнесла Инна. — Ничего особенного, ничего неземного. И время года соответствующее — конец лета, начало осени. Если это другой мир, то он брат-близнец нашего. Можно подумать, что мы перенеслись на твой родной юг.

Я с сомнением хмыкнул.

— На юге нет таких лесов.

— Зато есть такие степи. Впрочем, я… — Вдруг Инна умолкла и быстро повернулась к двери.

„Поблизости кто-то есть,“ — сообщила она, перейдя на мысленную речь. — „Он направляется к нам.“

„Это человек,“ — добавил я уверенно, хотя понятия не имел, откуда мне это известно. Просто чувствовал, что с другой стороны к двери подходит человек. И даже не один, а…

„Двое людей,“ — уточнила жена.

„Да, двое. Один из них ребёнок.“

„Точнее, подросток… Ну и чудеса! Даже не верится, что ещё вчера мы не подозревали о наших способностях. Словно кто-то навёл на нас чары.“