А потом — похороны жертв, перед которыми он тоже виноват. Это вечное чувство вины, от которого ни жить, ни дышать, ни работать спокойно... эти глаза матерей, эти лица в гробах!

И еще, и еще: вылазка оборотней, волнения среди лигистов-радикалов, межрасовые стычки, нападения на улицах и налет антигомов на станцию, вылившийся в сокрушительный прорыв сразу из двух миров... Два демонских рода сначала не думали разрушать станцию, просто удрать пытались, эмигрировать (кое-кого собирались судить, и они решили суда не дожидаться). Но когда защитники станции преградили им путь, а ход назад оказался отрезан, антигомы просто подорвали зал, перекорежив аппаратуру и спровоцировав выплеск иномирной жизни. Экологи потом с ума сходили, зачищая территорию, а жертв сколько было! Только среди персонала — восемнадцать трупов и девять тяжелораненых. А среди местных жителей? Больше двухсот человек...

Что ж вас мир никак не берет? Сколько можно...

— Милорд! — Со вспыхнувшего медиашара смотрело встревоженное лицо Дензила. — Милорд, вампиры выступили! Захвачена станция в Одессе! Вампы угрожают открыть пробой в мир Горриныч, если их требования не будут выполнены...

А вечером, когда все кончилось, пришел Лёшка. Посмотрел на стол, где одиноко стояли едва початая бутылка коньяка и полупустой бокал, коротко, невесело присвистнул, присел рядом, глянул в лицо...

— Ты чего это?

— Ничего. Устал.

— Да уж слышу. С таким настроением только вешаться. Руку дай...

— Не надо.

— Дай, дай. Коньяком он вздумал усталость лечить. Видали вы такое? Я-то получше коньяка буду.

— Не надо, оставь. Брось, слышишь?! Не трогай.

— Да что с тобой? Вроде не пил...

— Нет. — Дим покачал головой, и в боку опять что-то болезненно ворохнулось. — Хотел... но это трусость. Да и смысла нет. Пей не пей — ничего не исправишь. Понимаешь, Лёш? Ни-че-го не исправишь!

Он мог сказать и другое. Как усталость стала постоянной и неотступной и прогнать ее уже не получается даже злостью. Как давно не удается уснуть без снотворного. И даже со снотворными подолгу лежишь, глядя в темноту. Как часто и больно сжимают сердце невидимые ладони, когда натыкаешься на очередной ненавидящий взгляд... на очередные развалины, очередную память о своих делах... Днем эмоции удается загнать под контроль, днем все глушит работа... а ночью прошлое берет свое, наваливаясь то бессонницей, то кошмарами, снова и снова возвращая момент, когда мог, мог, должен был поступить иначе, и все же поддался.

И ничего не изменишь. Ничего не исправишь. Хоть подохни.

Но этого не скажешь. Волоки свою ношу и молчи. А переживания свои засунь куда подальше. Права на них у тебя нет и не будет.

А Лёш стоит рядом и молчит. Статуя Командора... И — может, послышалось — рядом прошелестело:

— Исправим...

Дим резко выпрямился — так что бок просто полоснуло болью. И потому вопрос, готовый рванулся с губ, замер... и куда-то поплыла темная комната...

— Это что такое? Дим, ты... Где тебя так?

— На станции. Щит — штука хорошая, но взрыва ему не сдержать. Вот и приложился боком. Подумаешь.

— Ты совсем рехнулся. Дензил, врача, быстро!

И в темноте затихающий шепот:

— Все можно исправить. Дим, мы попробуем... можем попробовать. Держись.

Боль растаяла, и Вадим снова ощутил себя Димом. В зале совещаний перед судом Координаторов.

Значит, вы построгали барьер... Неужели это возможно? Так много энергии! — подал голос кто-то из Стражей.

— Возможно. Тогдабыло возможно. Вместе. Но сейчас мы — и никто на Земле — не сможем восстановить барьер, когда он обрушится. В крайнем случае перезамкнуть на себя. Но это не выход, лишь отсрочка.

— А отсрочка не поможет? — как-то очень спокойно спросил Даниэль, словно что-то проверял.

— А смысл? Что изменится за четыре месяца? Появится новый источник?

— Допустим.

— Серых не удержать обычными средствами. Они впитывают магию, как губка. Нужны или барьеры, или станции. Или их комбинация. Тогда существовали узловые точки — станции, специально построенные, чтобы фиксировать и пресекать любые пробои. Вовремя уничтожать агрессоров.

— Сейчас этих станций нет.

— Нет. Но они должны быть построены раньше, чем падет барьер! Именно поэтому мы с Алексом и решили обратиться за помощью к демонам: вместе мы сумеем построить станции в срок.

— Но это... это же означает выпустить демонов на поверхность! — Пабло смотрел испытующе. — Можем ли мы допустить такое?

— Можем. У нас общий враг. Лучше пропустить часть, которая согласна прилично себя вести, чем драться на два фронта. К тому же не все кланы стремятся наверх. Кто-то неизбежно останется на Уровнях.

— Разумно, — кивнул Даниэль. — Что скажете, коллеги?

Стражи зашумели. Кто-то называл все это бредом, кто-то

просчитывал минусы и плюсы от возможного соседства с демонами, кто-то просто бубнил под нос о молокососах, взявшихся учить старших и опытных. Вадим молча стоял, пережидая всю эту суету.

И — странно, конечно, — ему казалось, что все это как-то не всерьез. Координаторы уже что-то решили. А его позвали, чтобы убедиться. Или передумать.

Наконец все понемногу умокли, и Пабло ободряюще улыбнулся Диму:

— Мальчик мой, ты уверен, что сможешь сплотить кланы вокруг себя?

Уверен? Нет. Быть таким же беспощадным, как альтер эго, он не мог. Придется придумывать что-то другое. Нет, не уверен. Но слишком многое от этого зависит.

— Я должен.

Воцарилось молчание.

— Ну что? — Даниэль вдруг солнечно улыбнулся. — Убедились, коллеги?

— Более чем. Кажется, мы получили много больше, чем рассчитывали...

— Теперь у нас есть надежда.

— Что ж... Да будет так, — наклонил седую голову старик Пабло.

Согласно кивнул Даниэль. Их примеру последовали Нинне (кому, как не ей, было знать, насколько правдивы слова Дима о слабеющем барьере и грозящей всем беде) и Светлана. Но Савел не был бы Савелом, если бы промолчал:

— Кординатор Пабло, я, конечно... — Он собирался сказать «вас весьма уважаю», но был прерван Александром. Тот сказал, пристально глядя на сына:

— Я верю в тебя, Вадим. В вас с Лёшкой, — поправился он.

Папа... отбивающийся от серых... «Дим, домой!»... Димка успевает заметить, как отец падает на траву... Нет. Этого уже не будет. Не допущу.

— Мы верим тебе. Прости нас за это испытание.

Испытание?

Первый нож ткнулся в землю у ног, выбив искры из гранитной щебенки.

— Стоять.

— Нельзя!

— Кому нельзя? — Лина старательно улыбнулась, глядя в суровые детские лица. — Что, и наследнице тоже? Или мать назвала другую пpеeмницу?

Юные фениксы переглянулись.

— И с чего бы это кому-то запрещен ход в пещеру Пламени?

— Не знаем. — Светленькая Полинка сердито нахмурилась. — Но тебе — нельзя. Приказ.

— Изложите подробно.

Лина несколько раз тренировала девчонок на общих сборах, а дисциплина у фениксов была на высоте, поэтому те среагировали моментально:

— Стоять на страже. Никого не пускать. Внутрь не входить.

— А как не пускать?

Самая младшая, Ульяна, ответила, явно кого-то цитируя:

— Всеми средствами.

Ага. А ножи-то по-прежнему на изготовку. А в ход-то пустят не задумываясь. Убить не убьют, но хоть раз да поранят. А подранком она мать не остановит.

— А если, предположим, этот «кто-то» решит сдаться?

Девочки снова переглянулись.

— Ты, что ли, сдаваться, собираешься?

— Ну, предположим.

Время уходит... Нет его. Совсем нет. Ни на какие хитрости нет.

— Не знаю... — начала Полинка.

— Пропустите меня, — попросила-потребовала Лина. — Девочки, бывает в жизни так, что выбирать надо, кому верить. Пропустите. Я должна спасти Марианну и Анжелику. Пожалуйста...

— ...замечены в пособничестве и укрывательстве беглой осужденной... в нарушении приказов главы клана... установлено, что именно они, презрев законы чести, тяжело ранили Хранительницу Анну...