А потом пламя схлынуло, оставив на асфальте дымящийся пепел, и человек, пошатнувшись, опустил руки. Постоял секунду, повернул голову к невидимому спутнику, подождал, пока рядом встанет сердитый парень, что-то ему выговаривающий, и они пошли дальше, настороженно озираясь.
Изображение замерло. Зажегся свет, все зашевелились, словно стряхивая впечатления от увиденного.
— Итак? — послышался уверенный голос. — Что вы обо всем этом думаете?
— Абсолютно точно — это не мистификация. Мои люди проверяли.
— Не только ваши.
Хозяин кабинета с насмешкой осмотрел гостей. Имен здесь никто не говорил — предполагалось, что если ты оказался здесь, то, по крайней мере, имена присутствующих знать должен.
— А в чем, собственно, дело? Мы знали, что в нашем мире есть магия...
— Но мы не представляли масштабов!
— Да, эти серые людоеды, мягко говоря, впечатляют.
— Не в этом дело. Людоеды, конечно, интересно, но их берут пули из обычного автомата, а их кровь — отнюдь не кислота. Это не чужие. А вот парень... хотелось бы познакомиться с ним поближе. Человек, который способен накрыть куполом целый город... это по меньшей мере интересно. Найдите его. И доставьте сюда.
— Слушаюсь, сэр.
— Задействуйте все контакты. Все абсолютно. И приготовьте все нужное.
— Да, сэр.
Когда Март почтительно, явно на инстинктах, склонил голову, Лёш выдохнул, придушив на корню невесть откуда накативший приступ паники. Какого черта, ведь память Алекса никогда не зацикливалась на Вадиме-темном. Раньше.
...Забыл свое место, братишка? — Драконья плеть похлопывает по обтянутой джинсами ноге. — На колени!
...Посмотри на свои руки, Алексей. — Взгляд Вадима придавливает как плита и сил дышать почти нет. — На них кровь. Теперь ты тоже убийца. Это ты их не спас, не защитил, не отговорил. Слышишь? Ты! Шесть здесь, двести шестнадцать в убежище, триста четыре в городе. Как тебе это?
И у твоих ног остывают тела...
...Камера, ребенок с ножом у горла, чашка с эликсиром прямо перед тобой.
— Я хочу слышать только «да». Ты понял? «Да», Алексей! Или эти детишки отправятся на встречу с родителями.
И сердце почти останавливается...
— Дим... — казалось, Повелитель пробует свое имя на вкус, как что-то непонятное, забытое.. — Дим... Был у меня когда-то брат, который называл меня так. Был. А потом он перешел на сторону Стражей. И предал меня. И посмел врать.
Словно откликнувшись на неведомое кодовое слово, стены комнаты (Дим специально скопировал их гостиную?) шевелятся. Подтаивают, превращаясь во что-то знакомое... очень знакомое.... до жути. Хищно поднимаются цепи с наручными кандалами.
Левый браслет все еще обернут тряпкой — тогда, в последнюю неделю он сделал эту обвязку, потому что на запястье воспалилась ссадина…
Дыхание сразу перехватило. Ты — мастер бить, Дим...
Один-ноль... Повелитель.
Нет. Не хочу. Я не хочу сейчас вспоминать это! Ведь было и другое.
Дим, работающий на износ над его планом. Его медиашар никогда не отключается, а дворцовый врач, с опаской оглядываясь, шепчет, что Повелитель, конечно, во всем прав, но такое количество стимуляторов никому не может пойти на пользу.
Дим, который всего раз, в тот первый день после исцеления сказал: «Прости», — но про себя говорит это почти каждый день, каждую встречу.
Дим на коленях над телами Тигра... и Зойки. И такой вихрь эмоций, что и антиэмпатический барьер не помогает. Его боль жжет изнутри, иссушает, и ты невольно делаешь то, что не делал с детства, — касаешься его плеча, успокаивая... утешая... и будто натыкаешься на взгляд, в котором боль мешается с надеждой и огромным изумлением: «Ты простил? Простил?»
Дим, напоминающий атланта, потому что шатается от усталости, хрипит, но держит этот чертов мир на своих плечах. Однажды он просто теряет сознание во время разговора, потому что подавление волнения среди вампиров выпило из него все силы и нервы, а за помощью он, как всегда, и не подумал обратиться.
Дим...
— Нервничаем? — Низкий голос пропитало напряжение.
Да, Диму тоже это не слишком нравилось. И вместо того чтобы шарахаться, Лёш мог бы и чем-то полезным заняться — например, поддержать...
— Есть немного. — Лёш заставил себя улыбнуться. И уставиться на брата с восхищением. — Ди-им... мне УЖЕ жалко Ложу.
— Неужели? — На бледном лице мелькнула тень улыбки.
— Точно. После сегодняшнего они будут кошмары видеть!
Дим странно посмотрел на него... и ничего не сказал. Бросил взгляд в зеркало и уронил:
— Тогда пошли. Да, Март. Насчет твоей «гадюки»...
Чем уже и изолированней общество, тем более в нем привержены ритуалам и традициям. Ложа фактически правила примерно девятью миллионами демонов. Много это или мало? Но ритуальные заморочки у них были на высоте.
Пещера была освещена, но не в полную силу.
Это намек гостю о его примерном статусе — гость важный, но не главный. И неравный им.
На полу змеились знакомые узоры — аналог человеческих гербов. Дим машинально посчитал — двенадцать цветов. Во встрече заинтересовано двенадцать кланов. Из тридцати. Мало. Опять-таки это могло означать всякое, но в комбинации с неполным освещением смысл тот же. Гость ожидаем, и с ним будут говорить... не более.
Я-асно...
Посреди пещеры, прямо перед сиденьями патриаров Ложи стояло подобие стула. Каменное, но с подлокотниками и ножками, даже с узорами на спинке.
Дим неожиданно ощутил, что звереет. Вот как, значит.
Они заранее отказывают ему в равенстве. Поэтому и стул из камня. Хотели бы показать уважение — принесли бы нормальный. С поверхности. Тут они есть, не у всех, конечно. Хотели бы показать уважение — приготовили бы место для его свиты. Хотели бы... Но они не хотят.
Ну хорошо же.
Дим движется вперед спокойным, размеренным шагом, намеренно не говоря приветствия. Ни у дверей (так обычно делают демоны рангом пониже), ни на середине пути. Оказавшись рядом с отведенным ему местом, он останавливается.
В пещере мертвая тишина.
«Дим?»
«Позже, Лёш. Поверь, я знаю, что делаю».
«Хорошо».
Вадим молча смотрит на «стул». Долго, несколько секунд, пока тот не рассыпается в песок. Поднимает глаза на патриаров. И идет дальше. Каждый шаг здесь — вызов.
Но с этими по-другому нельзя.
Лишь перед самой площадкой он замедляет шаги. Медленно вытягивает руку, с наслаждением ловит вспышки тревоги, почти страха...
Он почти чувствует, как мечутся в их головах встревоженные мысли о пустой пещере (секретность, преисподняя, секретность...) и о том, как легко рассыпался камень от его касания...
Но он всего лишь призывает кресло. Оно смотрится здесь странно, но это к лучшему. К лучшему...
— Добрый вечер, господа. Представимся?
Демоны обычно «не видят» людей.
Люди для них — никто. Стадо, которое «пасут» Стражи, слабаки, которым почему-то достались солнце и жизнь на поверхности. Демоны забыли, что когда-то сами ушли с поверхности, потому что в пещерах тогда можно было выжить. А наверху почти нет...
Демоны стараются не видеть людей. Тех, кого когда-то бросили выживать как придется, без помощи.
Демоны ненавидят Стражей. Почему светлые подонки не дают им жить в свое удовольствие? Почему захапали себе источники и не делятся?
Давным-давно демоны забыли, что именно они, тогда, до Катастрофы, отвечали за охрану и баланс источников... И не уберегли.
Демоны стараются ненавидеть Стражей. Тех, кого предали, оставив расхлебывать Катаклизм без энергии, практически голыми руками. Легче ненавидеть того, кого предаешь, чем испытывать вину. Так легче жить...
