— Эти самоубийства найдут достойное отражение в моей книге, — ответил Майк, — и, поскольку диктофон выключен, я могу сказать вам, что они — пример явления, которое статистики называют «групповой эффект».

— Чарльз Диккенс называл это «картофельным эффектом», — вставил Олин.

— Простите?

— Когда призрак Джейкоба Марли впервые заговаривает со Скружем, Скруж говорил ему, что он всего лишь капля горчицы на куске недоваренной картофелины.

— Вы полагаете, это смешно? — в голосе Майка зазвучали ледяные нотки.

— В том, что связано с номером 1408, мистер Энслин, я ничего смешного не нахожу. Абсолютно ничего. Слушайте внимательно. Сестра Ви, Селеста, умерла от сердечного приступа. К этому моменту она уже страдала болезнью Альцгеймера средней степени, а заболела ей в очень раннем возрасте.

— Однако, ее сестра в полном порядке, о чем вы упомянули чуть раньше. Более того, являет собой пример реализации американской мечты. Как и вы, мистер Олин, если судить по внешнему виду. При том, что вы многократно заходили в номер 1408 и выходили из него. Сколько раз? Сто? Тысячу?

— На очень короткие промежутки времени, — уточнил Олин. — Знаете, ситуация та же самая, что с комнатой, заполненную ядовитым газом. Если задерживаешь дыхание, все будет в порядке. Я вижу, сравнение вам не нравится. Вы, без сомнения, находите его вычурным, даже нелепым. Однако, поверьте мне, очень удачное сравнение.

Он сложил пальцы домиком под подбородком.

— Так что возможно, некоторые люди быстрее и сильнее реагируют на обитателя этого номера. Вы же знаете, среди увлекающихся подводным плаванием одни люди переносят изменение наружного давления гораздо легче других. «Дельфин» открылся без малого сто лет тому назад, и за это время персонал отеля пришел к твердому убеждению, что 1408 — отравленный номер. Он стал частью истории этого дома, мистер Энслин. Никто не говорит о нем, как никто не упоминает о том, что четырнадцатый этаж, это, кстати, свойственно большинству отелей, на самом деле тринадцатый… но все сотрудники это знают. Если обнародовать все факты, связанные с этим номером, получится потрясающая история… только вряд ли ваши читатели получат от нее удовольствие.

Я, например, не сомневаюсь, что едва ли не в каждом отеле Нью-Йорка случались самоубийства, но я готов поспорить на свою жизнь, что только в «Дельфине» двенадцать человек покончили с собой в одном номере. И, оставляя за кадром Селесту Романдю, нельзя сбрасывать со счетов смерть постояльцев 1408 номера от естественных причин. Так называемых естественных причин.

— И сколько их было? — мысль о том, что в 1408 люди умирали и от так называемых естественных причин, не приходила Майку в голову.

— Тридцать, — ответил Олин. — Как минимум, тридцать. Мне точно известно о тридцати.

— Вы лжете! — слова сорвались с губ Майка, прежде чем он успел их остановить.

— Нет, мистер Энслин, заверяю вас, не лгу. Или вы действительно думали, что мы держим номер пустым из-за суеверий или нелепой нью-йоркской традиции… может, идеи, что в каждом старом отеле должен обитать по меньшей мере один призрак, звенящий в своем номере невидимыми цепями?

Майк Энслин осознал, что такая идея, пусть и не сформулированная, безусловно, присутствовала на страницах его новых «Десяти ночей». И раздражение в голосе Олина (должно быть, так же раздраженно ученый разговаривал бы с туземцем, размахивающим гадальной доской) не добавило Майку спокойствия.

— В гостиничном бизнесе есть суеверия и традиции, мистер Энслин, но мы не позволяем им вмешиваться в дела. Когда я только начинал работать, на Среднем Западе еще говорили: «Когда скотоводы в городе, пустующих номеров нет». Если номер освобождается, мы его тут же заполняем. Единственное исключение, которое я сделал из этого правила, и наш разговор — единственный на эту тему, номер 1408, на тринадцатом этаже, сумма цифр на двери которого равняется тринадцати.

Олин пристально смотрел на Майка Энслина.

— В этом номере случались не только самоубийства, инсульты, инфаркты и эпилептические припадки. Один мужчина, остановившийся в нем, это случилось в 1973 году, утонул в тарелке супа. Вы скажете, что такого просто не может быть, но я разговаривал с человеком, который работал тогда в службе безопасности отеля и видел свидетельство о смерти. Неведомая сила, обитающая в номере, вроде бы слабеет к полудню, в расчетный час, когда обычно сменяется постоялец, и однако я знаю нескольких горничных, прибиравшихся в номере, которые теперь страдают от сердечных болезней, энфиземы, диабета. Три года тому назад на этаже забарахлила система отопления, и мистер Нилу, тогда главному инженеру отелю, пришлось зайти в несколько номеров, чтобы проверить отопительные приборы, в том числе и в 1408. Он прекрасно себя чувствовал, и в самом номере, и потом, но на следующий день умер от массивного кровоизлияния в мозг.

— Совпадение, — отмахнулся Майк. Но ему пришлось признать, что Олин — мастер своего дела. Будь он вожатым летнего лагеря, до того бы перепугал детей, что после первого круга историй о призраках у лагерного костра, девяносто процентов запросилось бы домой.

— Совпадение, — повторил Олин, тихим голосом, с ноткой сожаления к собеседнику. Протянул старомодный ключ, соединенный кольцом с не менее старомодной латунной пластиной. — У вас с сердцем все в порядке, мистер Энслин? С кровяным давлением, с нервами?

Майк обнаружил, что ему потребовалось приложить немалое усилие, чтобы поднять руку… но, стоило заставить ее двигаться, все пошло, как по маслу. И когда брал ключ, пальцы его, насколько он мог судить, совершенно не дрожали.

— Претензий нет, — Майк зажал в кулаке латунную пластину. — А кроме того, на мне счастливая гавайская рубашка. Зря, что ли, я ее надевал.

Олин настоял на том, чтобы сопроводить Майка на четырнадцатый этаж, впрочем, тот особо не возражал. Ему хотелось понаблюдать за трансформацией, через которую предстояло пройти мистеру Олину, едва они покинули бы его уютный кабинет и зашагали по коридору к лифтам, хотелось увидеть, как он вновь превратится в несчастного менеджера отеля, бедолагу, попавшему в писательские когти.

Мужчина в смокинге, Майк догадался, что это управляющий ресторана или метрдотель, остановил их, протянул Олину несколько листков, что-то прошептал на французском. Олин ответил также шепотом, на том же языке, кивнул, быстро расписался на каждом из листков. В баре пианист играл «Осень в Нью-Йорке». С такого расстояния звук долетал до них эхом, как музыка, которую слышишь во сне.

Мужчина в смокинге со словами: «Merci bien»[12] — повернулся и пошел по своим делам. Олин вновь попросил разрешения донести до номера маленький чемоданчик, и Майк опять ответил отказом. В лифте взгляд Майка, как магнитом, притянуло к тройному ряду кнопок. На каждой кнопке цифры, все, как положено, и надо приглядеться повнимательнее, чтобы заметить, что за кнопкой 12 следует кнопка 14. «Словно, — думал Майк, — они лишили промежуточное число права на существования, убрав его с панели управления лифтом. Глупость… и, однако, правота на стороне Олина. Такое можно увидеть в отелях по всему миру».

— Мистер Один, — нарушил затянувшуюся паузу Майк, когда кабина пошла вверх. — Мне любопытно. Почему вы не поселили в 1408 фиктивного постояльца, если уж этот номер так вас пугает? Или другой вариант, почему вы не записали этот номер на себя?

— Полагаю, боялся, что меня обвинять в мошенничестве, если не сотрудники официальных органов и активисты организаций, защищающих гражданские права, поверьте мне, менеджеры отелей вздрагивают при упоминании о законах, обеспечивающих гражданские права, совсем как ваши читатели, которым ночью слышится звон цепей, то мои боссы, как только до них дошла бы такая информация. Если я не смог убедить вас держаться подальше от номера 1408, сомневаюсь, что мне бы удалось достигнуть лучших результатов, убеждая совет директоров «Стэнли Корпорэйшн» в правомерности своего решения никого не селить в этот номер из-за страха перед призраками, благодаря которым заезжий коммивояжер выпрыгнул из окна и разбился в лепешку об асфальт Шестьдесят первой улицы.