— Здравствуй, Иван Эмметович, — ответил русский, протягивая руку. Райан вспомнил, что последний раз они стояли так близко друг к другу на бетоне Шереметьевского аэродрома в Москве. Тогда у Головко в руке был пистолет. Для каждого из них это был не лучший день, но, как часто бывает, забавно вспоминать, чем все обернулось. Головко, который почти — хотя и неудачно — сумел предотвратить величайшее в советской истории бегство, занимал теперь пост первого заместителя председателя КГБ. Добейся он успеха, вряд ли ему удалось бы подняться столь высоко, но за то, что он так проявил себя — хотя его усилия кончились неудачей, — его заметил президент страны, и карьера стремительно двинулась вверх.

Личный телохранитель Головко расположился в кабинете Нэнси вместе с Джоном Кларком, а самого Головко Райан проводил к себе в кабинет.

— Ничего особенного. — Русский разочарованно обвёл глазами голые стены. Только посреди одной Райан повесил довольно приличную картину, взятую в федеральном хранилище, и над вешалкой был прикреплён, разумеется, совсем не обязательный для государственного учреждения фотопортрет президента Фаулера.

— Зато у меня прекрасный вид из окна — не то что у тебя. Скажи, статуя Железного Феликса все ещё стоит посреди площади?

— Пока стоит. — Головко улыбнулся. — Насколько я понял, твой директор куда-то срочно уехал?

— Да, президент решил, что ему нужно безотлагательно с ним посоветоваться.

— По какому вопросу? — На лице Головко появилась лукавая улыбка.

— Представления не имею, — пожал плечами Райан и тоже улыбнулся. По многим вопросам, подумал он.

— Мы оба оказались в нелёгком положении, правда?

Новый председатель КГБ тоже не был профессиональным разведчиком — по сути дела это не было чем-то необычным. Очень часто на посту председателя этой организации, пользующейся такой мрачной славой, появлялся партийный функционер, однако партия тоже уходила в прошлое, и Нармонов выбрал для этой должности учёного, специалиста по информатике. Предполагалось, что он вдохнёт новую жизнь в главное шпионское агентство страны, сделает его более эффективным. Райан знал, что сейчас на столе Головко в его московском кабинете стоит персональный компьютер фирмы «Ай-би-эм».

— Сергей, я всегда говорил, что, если в мире восторжествует здравый смысл, у меня не станет работы. Посмотри, что происходит вокруг нас. Хочешь кофе?

— С удовольствием, Джек.

Через несколько минут гость удовлетворённо заметил, что кофе весьма хорош.

— Нэнси готовит его каждое утро. Итак, чем могу тебе помочь?

— Мне часто приходится слышать такой вопрос, но впервые в подобном заведении. — Из груди русского вырвался гулкий смешок. — Боже мой, Джек, тебе не кажется, что нынче происходит нечто похожее на наркотический сон?

— Нет, не кажется. Недавно я порезался во время бритья и не проснулся.

Головко пробормотал что-то по-русски, но Райан не разобрал слов. Впрочем, это не имело значения — переводчики доложат ему, когда примутся за обработку звукозаписи.

— Мне поручено отчитываться перед нашим парламентом о деятельности комитета. Твой директор благожелательно отнёсся к нашей просьбе о совете.

— Что ты, Сергей Николаевич, никаких проблем, — не мог удержаться Райан. — Я готов знакомиться со всей информацией КГБ и буду счастлив дать совет относительно того, что докладывать парламенту и от чего воздержаться.

— Спасибо, Джек, но председатель может не понять нас.

Покончив с шутками, они перешли к делу.

— Мы рассчитываем на принцип «услуга за услугу», — заметил Райан. Переговоры начались.

— И какая услуга вам требуется?

— Информация о террористах, которых вы раньше поддерживали.

— Мы не можем пойти на это, — покачал головой русский.

— Но почему?

— Ни одна разведывательная организация не может предать доверившихся ей людей и функционировать дальше.

— Вот как? Тогда скажи это Кастро во время очередной встречи, — заметил Райан.

— Ты набираешься опыта, Джек.

— Спасибо, Сергей. Моё правительство весьма благодарно вашему президенту за его недавнее заявление относительно терроризма. Черт побери, мне нравится Нармонов как человек, и ты знаешь это. Сейчас мы изменяем мир, дружище, перестраиваем его. Давай избавимся ещё от нескольких неприятных проблем. Ты ведь сам был против того, чтобы твоё государство поддерживало террористов.

— Почему ты сделал такой вывод? — спросил первый заместитель председателя КГБ.

— Сергей, ты — профессиональный разведчик. Трудно представить, чтобы ты одобрял действия неуправляемых преступников. Я, разумеется, придерживаюсь такой же точки зрения, хотя в моём случае большое значение имеет личное отношение к ним.

Райан откинулся на спинку кресла, и его лицо приняло холодное выражение. Он никогда не забудет Шина Миллера и других членов Армии освобождения Ольстера, которые совершили две серьёзные попытки убить Джека Райана и его семью. Всего три недели назад, после нескольких лет юридических манёвров, трех обращений в Верховный суд, после демонстраций и требований, чтобы губернатор Мэриленда и президент Соединённых Штатов помиловали преступников, Миллер и его сообщники один за другим вошли в газовую камеру в Балтиморе и через полчаса были вынесены оттуда — мёртвыми. И пусть Бог сжалится над их душами, подумал Райан. Если у Него отсутствует отвращение к убийцам. Теперь одна глава в его жизни закрылась навсегда.

— А этот недавний инцидент?..

— С индейцами? Только подтверждает мою точку зрения. Эти «революционеры» торговали наркотиками ради денег. Эти люди, которых вы финансировали, обратятся против вас самих. Пройдёт несколько лет, и у вас будет с ними куда больше неприятностей, чем когда-то у нас. — Это было совершенно точно, и оба понимали справедливость слов Райана. Комбинация терроризма с торговлей наркотиками вызывала все большую озабоченность русских. Свободное предпринимательство быстро развивалось в преступном мире России, что беспокоило как Райана, так и Головко.

— Итак, каким будет твой ответ? Головко задумался.

— Я поговорю с председателем. Он согласится.

— Помнишь, что я сказал в Москве два года назад? Зачем для ведения переговоров дипломаты, когда есть настоящие люди, способные сами решить все проблемы?

— Я ожидал цитату из Киплинга или что-то не менее поэтичное, — сухо заметил русский. — Так каковы же ваши отношения с конгрессом?

— Если говорить коротко — рассказывай правду, — усмехнулся Райан.

— Неужели мне понадобилось пролететь одиннадцать тысяч километров, чтобы услышать подобное объяснение?

— Выбери в своём парламенте нескольких человек, которым ты доверяешь, которые не разгласят полученную от тебя информацию и которым сам парламент доверяет и считает совершенно честными (вот это будет действительно трудно), и посвящай их во все, что, по твоему мнению, им следует знать. Тебе придётся установить правила поля…

— Правила поля?

— Это — бейсбольный термин, Сергей. Он означает, что к каждому игровому полю применяется специфический набор правил.

Глаза Головко сверкнули.

— Понимаю. Это — полезное выражение.

— Далее — каждый из них должен признать незыблемость правил и никогда не нарушать их. — Райан замолчал. Он заметил, что говорит назидательным тоном, а это было несправедливо по отношению к коллеге по профессии.

Головко нахмурился. Именно это будет самым трудным — никогда, ни при каких условиях не нарушать правила. Деятельность разведчика редко бывает чёткой и определённой, а конспирация была одной из составляющих русской души.

— У нас все прошло успешно, — добавил Райан. Действительно ли успешно? — подумал он. Сергей знает, правда это или нет… пожалуй, ему известно кое-что, недоступное для меня. Он мог бы сказать мне, есть ли у нас утечка закрытой информации в конгрессе после разоблачения Петера Гендерсона… Однако он знает и то, что мы сумели проникнуть во многие операции КГБ, несмотря на маниакальную страсть русских к абсолютной секретности. Да и они сами открыто признали это — утечка сотрудников КГБ на Запад подорвала десятки тщательно задуманных и великолепно подготовленных операций против Америки и других демократических государств. В России, как и в США, секретность была необходима не только для достижения успеха, но и для того, чтобы скрыть неудачу.