И сановники, и простые жители вдруг «увидели себя на краю гибели». Оборонять город на стены поднялись даже женщины и подростки. Сам виновник осады Иоанн Палеолог был в первых рядах защитников у Романовых ворот. Штурм начался 24 августа после полудня – именно в этот день суфий Мирсаит предрек туркам победу – и продолжался до конца дня. Лаоник Халкокондил утверждал, что на стороне османов бился валашский господарь Влад II, отец Влада Цепеша, более известного как Дракула… По легенде, город спасло чудо. В небе, над летящими стрелами и пушечными ядрами, сражающие узрели лик Богородицы, вселивший в защитников отвагу, а в сердца османов – ужас. В действительности от осады Константинополь избавили вести о мятеже тринадцатилетнего брата Мурада II, «младшего» Мустафы. Византийские источники традиционно приписывают эту неприятность изворотливости политики Палеологов, но на самом деле заслуга в этом принадлежит амбициозному «Великому Караману».
Мятежники обложили Бурсу, но переброска войск от Константинополя вынудила их отступиться. Положение осложнялось тем, что претензии «младшего» Мустафы поддерживали все больше анатолийских бейликов. Неизвестно, во что вылилось бы противостояние братьев, если бы не предательство Ильяс-паши, визиря принца Мустафы. В 1423 году, после ожесточенного сражения близ Изника, Мустафа попал в руки старшего брата и по его приказу был задушен тетивой от лука… К 1426 году Мурад II, чье право на власть больше никому не казалось сомнительным, окончательно вернул в состав османской державы все малоазийские бейлики: Айдын, Гермиян, Ментеше, Теке и прочие – кроме Карамана, находившегося под покровительством Шахруха, сына Тамерлана.
На европейском фронте в это время дела шли не менее успешно. В 1423 году османский полководец Турхан-бей подступил к Фессалоникам. Не имея возможности помочь городу, империя спешно продала его за 50 тысяч золотых Республике Святого Марка[62]. В том же году константинопольские послы прибыли в Эфес в почти тщетной надежде убедить Мурада II заключить мирный договор. После продолжительных раздумий молодой султан все же согласился, но на унизительных и суровых для Византии условиях. За империей оставалась лишь небольшая территория и несколько городов – Анхиал, Деркос и Месемврия. Иоанн VIII, еще недавно собиравшийся манипулировать османскими принцами по своему усмотрению, признал себя вассалом Мурада и обязался выплачивать огромную дань – 300 тысяч золотых монет ежегодно. Чтобы покрыть дефицит бюджета, императору пришлось распродать последние фамильные драгоценности…
Тяжелое положение Константинополя и удачный рейд Турхан-бея на Балканах напомнили европейским соседям о реальности османской угрозы. В ставку султана устремились обеспокоенные послы из Византии, Валахии, Сербии, Трапезунда, Генуи и даже от родосских рыцарей. Не принял Мурад лишь венецианцев… Когда в марте 1430 года османы захватили принадлежавшие республике Фессалоники, султан позаботился уведомить Иоанна, что «не тронул бы этого города, будь он в руках ромеев, но не может допустить венецианцев между ним и греками». Однако жителей Фессалоник Мурад от расправы уберег. Заключенный со Светлейшей Республикой мирный договор гарантировал ее гражданам право свободного морского сообщения и торговли во всех подконтрольных туркам землях, но обязывал за османское терпение выплату ежегодной дани в размере 100 тысяч монет.
В 1431 году турки взяли город Янину, возобновились набеги газиев на приграничные территории венгров, особенно участившиеся после смерти в декабре 1437 года императора Священной Римской империи и венгерского короля Сигизмунда. В середине 30-х годов османы подавили антитурецкие выступления в Албании, Валахии и части сербских земель. Мурад II тем временем занимался модернизацией и реформированием армии. В первую очередь он позаботился о своевременном пополнении рядов янычар и развитии артиллерии – «бог войны» играл на полях сражений все бóльшую роль, всего за одно поколение превратившись из пугающей диковины в важнейший фактор, изменивший правила ратного дела.
К началу нового десятилетия противостояние султаната и Венгрии из агрессивной дипломатии и мелких приграничных провокаций переросло в полномасштабные военные действия. Успешная операция против хорошо укрепленной новой столицы Сербской деспотии[63] города Смедерево воодушевила турок продолжить наступление и осадить Белград. В конце апреля 1440 года под его стенами появилось войско во главе с Мурадом II и Али-беем, правителем санджака[64] и военачальником рода Эвренос-оглу. Гарнизон недооценил численность османов, приняв турецкий авангард за очередной – совсем уж дерзкий! – набег и вышел навстречу противнику, но после короткой схватки вынужден был искать спасения в крепости.
Мощные белградские фортификации и в особенности наличие у обороняющихся пищалей превратили осаду в позиционную войну. Напротив городских стен османы возвели собственные укрепления, с которых бомбардировали город. Пока артиллерия пыталась пробить для пехоты брешь, турецкие саперы копали тоннели, в которых развернулась настоящая подземная война. В конце концов защитникам крепости удалось подорвать и засыпать османский подкоп. Полугодовая осада завершилась решающим штурмом и с суши, и с реки. Ценой больших потерь туркам удалось засыпать несколько участков крепостного рва и подвести осадные башни вплотную к городским стенам. Зазвучали сигнальные горны, и, расталкивая друг друга, янычары ринулись на лестницы. Причиной такого рвения было обещание Мурада II пожаловать титул бея тому, кто первым установит на стене Белграда османское знамя. Сам Али-бей бился в первых рядах, надеясь этим подвигом заслужить благосклонность султана и поднять свой престиж в глазах простых солдат.
Янычарам удалось прорваться на улицы города. Чтобы остановить продвижение отрядов врага, горожане лили на свои дома и османских солдат горящую смолу. Сильный пожар помешал туркам закрепить успех, и, чтобы избежать еще больших потерь, Мурад II велел отступать. Осенью турецкие войска покинули окрестности города. Белград устоял перед первым натиском османов, а сильно разрушенные за полгода осады укрепления были спешно восстановлены.
Несмотря на поражение турок под Белградом, европейские государи не могли игнорировать тот факт, что невольно подаренная им Тамерланом передышка закончилась. Перед лицом вновь возникшей османской угрозы христианский мир заговорил о необходимости объединения для борьбы с неверными. Самое активное участие в подготовке этого союза принимал и византийский император, еще в 1437 году отправившийся искать помощи западных держав. Известие об отъезде Иоанна сильно раздосадовало султана: «Мне не кажется правильным, что он… утруждает себя этим и тратится, – заявил Мурад II византийскому послу. – И что он выиграет? Вот я, если он имеет нужду в деньгах из-за расходов, ренты или чего-нибудь другого… готов ее удовлетворить».
Однако ценой серьезных политических уступок Палеологу все же удалось выгадать для Константинополя военную помощь единоверцев. В 1439 году, после подписания – пусть и против воли константинопольских ортодоксов – так называемой Флорентийской унии[65], папа Евгений IV призвал к организации нового крестового похода против турок. Формально во главе его встал семнадцатилетний венгерский король Владислав (Уласло) III Варненчик, но настоящим руководителем антитурецкой кампании был прославленный трансильванский воевода Янош Корвин Хуньяди. В 1441–1442 годах Белый Рыцарь, как за посеребренные латы прозвали Яноша, нанес османам несколько весьма чувствительных ударов. Только в одном из таких яростных молниеносных налетов – оскорбительно схожих с излюбленной тактикой турецких газиев – поляки и венгры захватили более пяти тысяч пленных, в том числе и зятя Мурада II, за освобождение которого впоследствии султан заплатил баснословный выкуп. Впервые за долгое время османы вели против европейцев сугубо оборонительную войну.
