В начале следующего, 1513 года Селим, которого многие, включая собственных братьев, считали солдафоном, продемонстрировал неожиданную сторону своего характера. Первой жертвой его коварства стал шехзаде Коркут. Средний из Османов, незадолго до воцарения Селима отказавшийся от борьбы за власть и присягнувший новому султану, проживал с его разрешения в Манисе, откуда время от времени досаждал брату прошениями о переводе его на остров Лесбос. Несомненно, Селим испытывал к Коркуту родственные чувства, однако мнительная натура Свирепого взяла свое: он отправил в Манису поддельные письма, в которых от имени влиятельных османских сановников предлагал Коркуту восстать против самого себя. После длительного размышления тот согласился…
В марте 1513 года войско Селима внезапно атаковало Манису. Коркут бежал, пытался скрыться в горной пещере, но был изловлен янычарами и 13 марта казнен. Похоронили шехзаде в Бурсе. По преданию, несколько лет спустя Селим случайно оказался на могиле брата. Сентиментальный, как и все очень жестокие люди, Явуз-султан разрыдался и горько укорял себя за чрезмерную подозрительность, подтолкнувшую его на убийство. Вдруг он заметил стоявшего невдалеке преданного слугу Коркута по имени Пияле. Растроганный и пристыженный такой верностью, Селим пообещал старику любую награду по его выбору, но тот отказался и заявил, что будет и впредь присматривать за могилой своего господина…
Так же, как Коркута, Селим I обманул и старшего брата. Подложными письмами он спровоцировал его отдать своей армии приказ покинуть зимние квартиры и двинуться якобы на соединение с недовольными новым султаном союзниками. 24 апреля 1513 года войска двух Османов схлестнулись под Енишехиром, что неподалеку от Бурсы. В разгар сражения Ахмет, действительно неважный наездник, свалился с лошади и попал в плен, где его тоже ожидала встреча с шелковым шнуром… Вскоре вслед за отцом отправились и трое сыновей мятежного принца. Рассказывая о Селиме I, итальянский историк XVI века Паоло Джовио вкладывал в его уста такие слова: «…нет большего наслаждения, чем править, не опасаясь и не подозревая своих родных в предательстве». Что ж, последней серьезной преградой на пути к этой радости оставался племянник Явуза Мурад, укрывшийся в Иране у своего тестя, шахиншаха Исмаила Сефевида.
К Исмаилу I султан Селим испытывал давнее и сильное чувство: ревность одного амбициозного завоевателя по отношению к другому, помноженная на праведную ярость оскорбленного в лучших чувствах религиозного фанатика. Проще говоря, суннит Явуз ненавидел шиитов, в особенности кызылбашей. Хваленая толерантность османов по отношению к адептам так называемых «покровительствуемых» авраамических религий стабильно давала сбой в случае с еретическими течениями внутри исповедуемого ими ислама. Впрочем, в отличие от христианских держав или иудейских общин, мощное шиитское государство под боком у Османов угрожало легитимности династии, претендовавшей на статус лидеров мусульманского мира и главных защитников истинной веры. Опасным для власти османских султанов было и растущее влияние Исмаила I на почитаемый янычарами дервишский орден бекташи. Любой из этих причин – или даже одного тщеславия Селима I – было, с точки зрения турецкого владыки, вполне достаточно для начала войны.
Как и большинство своих затей, кампанию против шахиншаха Явуз начал с кошмарного преступления: чтобы обезопасить тыл османов при вторжении в Иран, он решил уничтожить возможную «пятую колонну», то есть попросту истребить в восточных областях империи всех шиитов. Властями были составлены проскрипционные списки[108] «еретиков» в возрасте от 7 до 70 лет. За их головы солдатам и добровольным палачам из числа местных жителей выплачивались награды, что вызвало целую волну ложных доносов и всевозможных спекуляций. «Если же исполнители приговоров с целью получить плату за большее число голов казнили и невинных, то да простит им это Бог в Судный день», – отмечали османские историки.
В течение всего времени, отведенного на подготовку к походу, Явуз вел интенсивную переписку с Исмаилом I, всячески провоцируя его напасть первым. Шахиншах отвечал сдержанно и призывал налаживать добрососедские отношения. Селим, не желавший оказаться меж двух фронтов, вел переговоры и с европейскими державами и выторговал гарантии мира и безопасности на своих западных границах. Патологически недоверчивый, он все же захватил с собой в Иран европейских послов – в качестве не только заложников, но и изумленных свидетелей мощи османского оружия и величия нового султана. Еще одной мерой для подрыва могущества шахиншаха стало выдворение Селимом иранских купцов и запрет на торговлю шелком, приносившую Сефевидам большие прибыли.
В мае 1514 года Селим I объявил газават персидским «безбожникам и еретикам», дабы «укрепить Священный закон и пресечь его нарушение». Летом того же года османская армия пересекла границы Сефевидского государства и, не встречая сопротивления, двинулась вглубь вражеской территории. Исмаил I избегал прямой конфронтации, положившись на тактику «выжженной земли». Его отряды отступали, старательно уничтожая на пути турок любые запасы продовольствия и особенно источники пресной воды – жизненно важного ресурса в условиях тяжелейшего перехода под палящим персидским солнцем. Тяготы похода и сомнительное обоснование кампании против соседей-мусульман вызывали все усиливающееся недовольство в рядах османских воинов. Янычары открыто роптали и даже однажды, якобы случайно, обстреляли султанский шатер. Наконец 23 августа 1514 года турки настигли войско Исмаила I в Чалдыранской долине. Советники предложили Исмаилу атаковать османов ночью, когда те не смогут вести прицельный артиллерийский огонь, но шахиншах презрительно отверг этот план: «Я не разбойник с большой дороги, нападающий на путников в темноте!» – заявил он.
В начале сражения, как это и предусматривала излюбленная тактика османов, перевес был на стороне шиитов. Исмаил I возглавил атаку своей конницы и лично зарубил одного из турецких командиров. Тяжелая иррегулярная кавалерия иранцев – джангевары, то есть «идущие в бой» – смяла османских застрельщиков и начала теснить янычар. Воины шахиншаха поняли, что угодили в ловушку, лишь когда оказались под прямым огнем пушек и мушкетов. Несмотря на проявленное джангеварами мужество, конная лава оказалась бессильна против шквала пушечных ядер. Уничтожение тяжелой кавалерии означало безоговорочный разгром войска шахиншаха – ни конные лучники, ни пешее ополчение не могли противостоять вооруженным мушкетами янычарам. Исмаил I, под которым пуля убила лошадь, едва не попал в руки османов. Только самопожертвование одного из его телохранителей, выдавшего себя за шахиншаха, спасло лидера шиитов от позорного плена и смерти.
Османские источники оценивают потери противника в пятьдесят тысяч человек (явное преувеличение турками собственных заслуг, но…) Их победа была полной. Лагерь и обоз достались янычарам. Через две недели, 6 сентября, султанские войска без боя заняли и разграбили столицу Сефевидов Тебриз, где Селиму в руки попала шахская казна и его гарем. Однако даже богатая добыча не могла в этот раз успокоить совесть турецких солдат. План Селима переждать холода в Тебризе и по весне возобновить наступление на шиитов янычары встретили с неприкрытой враждебностью. Армия наотрез отказалась зимовать в Иране и явно не желала продолжать сомнительную войну с единоверцами.
Хотя Явуз и не добился желаемой абсолютной победы, иранская авантюра все равно принесла Османам немалые выгоды: меньше чем за год они искоренили оппозицию в своих восточных областях, на много веков вперед определили ирано-турецкую границу, контроль над гористыми участками которой позволил империи не опасаться внезапных нападений с востока. Кроме того, Селим распорядился угнать из Тебриза в Константинополь тысячи искусных иранских зодчих, и благодаря их умениям впоследствии обогатилась материальная культура Османской империи. Под контроль турок попал важный участок Великого шелкового пути от Тебриза до Алеппо. И все же султан не испытывал полного удовлетворения.