– Умеешь ты, Зина, обвести вокруг пальца, – признал Эммануил.

В глазах у Зины плясали озорные искорки.

– А если так, – улыбнулась она, – отложи великий и страшный день, предречённый тобою в Писании. О чём я тебя уже просила.

Сейчас он впервые ощутил поражение. Это надо же было податься на её уловки и наговорить глупостей. Хитрая она всё-таки, хитрая и умная.

– Как сказано в Писании, – сказала Зина, – «Я, Премудрость, обитаю с разумом, и ищу рассудительного знания».

– Но ты же сказала мне, что ты – не Божественная Премудрость. Что ты ею только притворялась.

– Это уж ты сам разбирайся, кто я такая, я не стану делать это за тебя.

– А тем временем ты будешь водить меня за нос.

– Да, – кивнула Зина, – потому что это тебя расшевелит.

– Так вот это зачем! – поразился Эммануил. – Ты устраиваешь все эти штуки, чтобы меня пробудить! Точно так же, как я пробудил Херба Ашера!

– Возможно.

– Так, значит, ты – мой пробуждающий стимул? Я думаю, что я сотворил тебя, чтобы вернуть себе память, чтобы вернуть себе себя, – подытожил он, пристально глядя на Зину.

– И вновь возвести тебя на твой престол, – добавила Зина.

– Так что же, да или нет?

Зина сделала вид, что не может оторваться от управления машиной.

– Отвечай.

– Возможно, – сказала Зина.

– Но если я сотворил тебя, я могу…

– Ты сотворил всё, что только есть, – перебила его Зина.

– Я тебя не понимаю. Я не могу за тобой уследить. Ты танцуешь, приближаешься ко мне, а затем вдруг увиливаешь.

– А в результате ты пробуждаешься, – сказала Зина.

– Да, – кивнул Эммануил, – и отсюда следует вывод, что ты – пробуждающий стимул, который я сам когда-то установил, зная, что мой мозг будет травмирован и я утрачу память. И ты, Зина, раз за разом возвращаешь мне мою истинную природу. А тогда… тогда я, пожалуй, знаю, кто ты такая.

– Кто? – повернулась к нему Зина.

– Этого я не скажу. И ты не сможешь прочитать в моем уме, потому что я его закрыл. Я сделал это сразу же, как только пришел к этой мысли.

Потому что, подумал он, это для меня слишком много, слишком много даже для меня. Я не могу в это поверить.

Херб Ашер пребывал под глубочайшим впечатлением, что он уже видел этого мальчика, Манни Палласа, возможно – в какой-то прошлой жизни. А сколько жизней мы проживаем? – спросил он себя. Это что, вроде магнитофонной плёнки, проигрываемой раз за разом?

– Этот мальчишка, он очень похож на тебя, – сказал он жене.

– Правда? А я и не заметила.

Как и обычно, Райбис пыталась сшить платье по журнальной выкройке и, как обычно, с нулевым успехом: по всей комнате валялись обрезки материи, вперемешку с грязными тарелками, переполненными пепельницами и мятыми, засаленными журналами.

Херб решил посоветоваться со своим бизнес-партнёром, средних лет чернокожим по имени Элиас Тейт. Они с Тейтом уже несколько лет держали розничный магазин аудиопродукции. Однако Тейт смотрел на работу в магазине «Электроник Аудио» как на некое дополнительное занятие: центральным интересом его жизни была миссионерская деятельность. Тейт проповедовал в маленькой окраинной церквушке перед преимущественно чернокожей паствой. Смысл его проповедей неизменно сводился к следующему:

ПОКАЙСЯ! БЛИЗИТСЯ ЦАРСТВИЕ БОЖИЕ!

Хербу Ашеру казалось странным, почему культурный, образованный человек занимается такой чепухой, но это, в конце концов, было проблемой Тейта, а не вопросом для дискуссии.

– Вчера в одном голливудском клубе я встретил поразительного, очень необычного мальчишку, – сказал Херб своему партнёру, собиравшему в прослушивательной комнате магазина лазерный блок нового комплекта аппаратуры.

– А чего это вдруг тебя занесло в Голливуд? – пробормотал Тейт, не поднимая глаз от работы. – Клеился к киношникам в надежде стать актёром?

– Слушал новую певицу по имени Линда Фокс.

– Никогда о такой не слыхал.

– Она дико сексуальная, да и поёт хорошо. Она…

– У тебя есть жена.

– Могу же я иногда помечтать, – резонно возразил Херб.

– Может, стоило бы пригласить её к нам на презентацию с раздачей автографов.

– Не тот у нас магазин.

– Это магазин аудиопродукции, того, что слушают, а эта твоя Линда поёт. Или её при этом не слышно?

– Насколько я знаю, она ещё не выпустила ни одного магнитного альбома и ни одной пластинки и на телевидении тоже не выступала. Я услышал её случайно, в прошлом месяце, когда ходил на аудиовыставку анахеймского торгового центра. Я же и тебя тогда звал.

– Сексуальность – проказа нашего мира, – сказал Тейт. – Этого похотливого, вконец свихнувшегося мира.

– И все мы отправимся прямым маршрутом в ад.

– Весьма на то надеюсь, – кивнул Тейт.

– А ты хоть понимаешь, что выбился из расписания? Выбился со страшной силой. У тебя этический код образца раннего Средневековья.

– Древнее, гораздо древнее, – покачал головой Тейт.

Он поставил на вертушку тестовый диск и включил новый блок. На экране тестера появилась кривая, вполне приличная, но всё же не идеальная; Тейт нахмурился.

– Я же почти с ней встретился. Я был почти с нею рядом, правда – недолго. Изблизи она выглядит лучше, чем любая женщина, какую я в жизни видел. Вот посмотришь когда-нибудь и сам убедишься. Я знаю – интуиция никогда меня не обманывает, – что она быстро взлетит на самый верх.

– Вот и чудесно, – рассудительно сказал Тейт. – Я что, разве против? Напиши ей письмо, как поклонник. Поделись с ней своей интуицией.

– Элиас, – сказал Херб, – этот вчерашний мальчишка, он был как две капли похож на Райбис.

– Правда, что ли? – вскинул глаза Тейт.

– Если бы Райбис могла б хоть на секунду привести в порядок свои растрёханные мысли, или что уж там копошится у неё в голове, она бы сразу заметила. Но она же не может ни на чём сосредоточиться. Этого мальчишку, она его практически не видела. А он бы мог быть её сыном.

– Возможно, есть нечто такое, чего ты ещё не знаешь.

– Кончай, – устало отмахнулся Херб.

– Мне бы хотелось взглянуть на этого мальчика, – сказал Элиас.

– У меня было такое чувство, словно я знал его прежде, в какой-то другой жизни. На какое-то мгновение она начала ко мне возвращаться… – Он опять махнул рукой. – Я её потерял. Я не мог ухватить её, удержать. Более того, мне казалось, что я начинаю вспоминать целый другой мир. Совершенно другую жизнь.

– Опиши мне её. – Элиас отложил работу и выпрямился.

– Tы был старше. И не чёрный. Очень старый человек в длинной мантии. Я находился вроде как в космосе; у меня перед глазами мелькнул словно бы кадр заледенелого унылого пейзажа, и это была никак не Земля. Элиас, а вдруг я с другой планеты и какая-то мощная сила подавила мои настоящие воспоминания другими, фальшивыми. А этот мальчишка – не знаю уж почему, – из-за его появления мои настоящие воспоминания начали всплывать? А ещё у меня всё время было чувство, что Райбис очень больна. Больна и почти при смерти. И ещё какие-то иммиграционные чиновники с пистолетами.

– У иммиграционных чиновников нет пистолетов.

– И космический корабль. Долгий полёт на очень большой скорости. Спешка, чтобы зачем-то куда-то успеть. А главное, за всем этим ощущалось присутствие чего-то странного, сверхъестественного. Нечеловеческого. Может, это был какой-то инопланетянин, и я тоже инопланетянин, а та ледяная пустошь – это наша с ним родная планета.

– Херб, голуба, да у тебя крыша едет, – сказал Элиас. – Едет медленно и плавно, тихо шурша черепицей.

– Я понимаю. Но какую-то секунду всё это показалось мне настоящим, действительно бывшим. А вот ещё послушай. – Теперь он оживлённо жестикулировал. – Катастрофа, несчастный случай. Наш корабль врезался в другой корабль. И ведь тело моё это помнит, помнит удар, долгую боль.

– Сходи-ка ты к гипнотизёру, – сказал Элиас, – пусть он тебя загипнотизирует и заставит всё вспомнить. Ведь ясно же, что ты – кошмарный инопланетянин, запрограммированный взорвать наш мир. Тебя просветить, а в кишках – бомба.