Долгая ночь
© А. Мельников, перевод, 1997

Перед жилым домом собралась наша обычная компания: Гомес, Тони, Барон, Сэм Песочный человек и другие. Тони по привычке скакал на одной ножке, то и дело ударяя меня по руке. Наконец мне это надоело, и я сказал ему, если он не прекратит, я сделаю из него отбивную. Тони рассмеялся, широко открыв рот, так что стали видны его большие белые зубы. И начал вместо меня бить по руке Барона. Барону это не понравилось, и он довольно сильно шлепнул Тони. Тони заорал и подступил к Сэму, уже изрядно глотнувшему рому, и принялся наносить ему быстрые легкие удары.

Дело было вечером, в октябре. В такие вечера и случаются всякие истории. Бывает, кого-то изобьют, а другим и дела до этого нет. Мы ждали появления Руди Вердугоса. Он сидел в забегаловке через улицу, откуда доносились звуки музыки. Звуки эти были красными, зелеными, голубыми, розовыми — как лампочки, которые вспыхивали на панели музыкального автомата. Мы топтались на тротуаре, демонстрируя прохожим наши широчайшие брюки с моднейшими отворотами, а также кожаные сандалии — гуарачи — цвета спелого апельсина. На мне была новая черная рубаха.

— Привет, — сказал появившийся наконец Вердугос.

В черной спортивной куртке, буквально висевшей на его тщедушном теле, Вердугос был парень с огоньком, и за это мы его любили.

— Руди, Руди, Руди! — заговорили мы все наперебой.

Он был старше нас.

— Ладно вам, заткнитесь, — сказал он с улыбкой.

Мордочка у него была узкая, крысиная, а изо рта торчали мелкие острые зубки.

— Что вы тут делаете, ребята?

— Тебя ждали, Руди, — отвечали мы хором.

— Да? — удивился он. — Ладно, я вам кое-что покажу.

Мы взглянули на его вытянутую вперед ладонь. На ней лежал кастет.

— Что это? — полюбопытствовал кто-то из нас.

— Эх ты, недоумок, — сказал Тони. — Это кастет из латуни. Сгодится в хорошем деле.

— Такая штука нужна, чтобы как следует поколотить погромщиков, когда те явятся сюда и станут срывать с нас, пачучос[6], одежду, — спокойным тоном объяснил Вердугос. Глаза же его при этом горели. — Это еще ерунда. У меня надежные связи.

— Вот это да… — удивились парни.

Я же не проронил ни слова и только наблюдал за ним.

— Держитесь ко мне поближе, — самым серьезным тоном продолжал Вердугос. — И старайтесь немного заработать.

Тут появились трое пьяных, которые громко распевали какую-то песню, шагая вдоль Темпл-стрит. Вердугос окинул их презрительным взглядом.

— Паршивые гринго, — выдавил он из себя. — Вот что я вам скажу: сегодня ночью здесь будет потасовка.

— Да!.. — дружно подхватили мы.

— В газетах пишут, — сказал я, — что прошлой ночью на берегу пачучос пырнули ножом какого-то матроса.

— Не верь ты этим газетам, — отрезал Вердугос, сверкнув глазами. — Мы имеем право здесь жить! Разве нет?

— Конечно, конечно, Руди, — сказали мы не вполне уверенно.

Я чувствовал себя одиноким. Внезапно мне показалось, что я не знаком с этими ребятами. Я вообще толком никого не знал. Ни Тони и Гомеса, ни Вердугоса с Бароном. Не понимал, на кой черт им нужны были их дурацкие прически, зализанные назад черные, сверкающие, как у селезней, волосы.

Кто-то вскрикнул. Откуда-то повалил дым. Люди забегали вокруг трехэтажного здания, словно тараканы. Из подвального помещения полыхнуло пламя. Его красные языки взметнулись вверх, охватив старые побеленные сухие доски дома. Я услышал крик моей мамочки.

Я тоже крикнул ей в ответ и помчался вдоль аллеи.

— Не бойся, мама! Не бойся!

— Позвоните в пожарную команду! — истошно закричал кто-то.

Я наткнулся на шланг, которым поливают сад. Вокруг меня суетились люди. Мама уже спустилась на землю с третьего этажа и кричала мне:

— Фредди, Фредди, будь осторожен! Будь осторожен!

Струя воды из шланга с силой ударила в горящее дерево. Послышалось шипение. Откуда-то донесся рев пожарной сирены. Он стремительно приближался, и в следующее мгновение пожарные машины с грохотом подъехали к горящему дому. Кругом забегали пожарные. Я отошел в сторону, чтобы им не мешать. Вода хлынула из настоящих пожарных шлангов.

Вердугос с остальными парнями стояли на тротуаре с краю и смотрели на пожар.

Ко мне подошла мама.

— Ох, кого-то пожар застав внизу, в подвале! — крикнула она. — Там мертвое тело!

Я схватил маму за руки. Мы стояли и смотрели на дым, сквозь который почти ничего не было видно.

Запасные пожарные шланги лежали скрученными в одном месте и были похожи на клубок умирающих змей. Я почувствовал, что меня мутит.

Через пять минут из подвала вынесли обгорелый труп.

— Кто это? — На балконе второго этажа стояла Фанни Флорианна, громко притопывая ногами.

Мы не знали, кто погиб, даже тогда, когда подошли и посмотрели на покойника. Он был весь обгоревший, закопченный и мокрый, голова превратилась в черную головешку.

Пожарные вытащили все из его карманов и узнали имя этого человека. Это был Пескуарра, который делал ароматические свечи для магазина на Олвера-стрит.

Мама тяжело переступила с ноги на ногу.

— У него была беременная жена, — сказала она. — А теперь он умер… О Боже…

Я спустился в подвал. Пожарные уже ушли вперед и сгребали в кучу разные остатки к одной стене. Все было обгорелым и сырым. Меня душил дым.

Железная дверь бойлерной была открыта. Оттуда шел тяжелый запах горелой плоти и волос. Смрад ударил мне в нос, словно кулаком. Я протянул руку и взял клок человеческих волос. И спрятал находку в карман. Пожарные были слишком заняты и не заметили этого.

Наверху жена Пескуарры в этот момент увидела обгоревшее лицо своего мужа. И завыла нечеловеческим голосом.

Меня пронзила дрожь. Я догадался: кто-то окунул голову Пескуарры в кипящую воду. А затем вытащил его оттуда, бросил где-то и поджег помещение. Все было очень похоже на несчастный случай.

Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я швырнул мокрый пепел на бойлер. Затем, словно побитая собака, начал тяжело подниматься по ступеням наверх.

— Что с тобой? — вскричала мама, с опаской оглядывая меня с ног до головы.

— Ничего, — ответил я. — Оставь меня в покое.

Спускаясь в подвал, я не рассчитывал обнаружить что-либо особенное. Не думал, что такое может случиться. Мне было просто интересно.

Я выпроводил маму домой, а сам пошел в холл трехэтажного дома. Там пахло капустой и человеческим потом. Попасть в комнату Пескуарры не составляло никакого труда. Я удивился тому, что смог отыскать ее, бродя в дыму.

Меня шатало из стороны в сторону. Я и сам не знал, чего я ищу. Теперь Пескуарра навсегда покинул эту комнату и мог не беспокоиться относительно выплаты за нее арендной платы. Он был тихим, приятным человеком. Никогда ни с кем не разговаривал. Избегал всяческих неприятностей. Вероятно, поэтому я рассчитывал найти нечто такое, что раскрыло бы мне истину.

Я включил свет. Передо мной стояли ряды разноцветных ароматизированных свечей. И вдруг…

Кто-то щелкнул выключателем. Свет погас. Я почувствовал, как волосы у меня на голове встали дыбом, и нырнул под стол шириной в тысячу миль. Слышно было, как дверь приоткрылась. Кто-то стоял возле нее и ждал. Значит, я не был единственным человеком, который из любопытства пришел в комнату Пескуарры.

Любой зверь знает, что ему делать, если его загоняют в угол. Я тоже это знал. Каким-то чужим голосом я прошипел:

— У меня есть нож. Не входи сюда. Убирайся!

Неизвестный у дверей помедлил мгновение. Потом за ним захлопнулась дверь. Я слышал его шаги, когда он пересекал холл. Мне показалось также, что я слышал звон крошечных колокольчиков.

Я не стал торопиться вслед за незнакомцем. Я расслабился в тишине комнаты и выждал, пока высохнет испарина у меня на лбу.

Не прошло и пяти минут, как в комнате снова стало светло. Другие звуки привлекли мое внимание. На улице послышались чьи-то крики. Я быстро выбрался из комнаты Пескуарры, подбежал к пожарной лестнице и глянул вниз.

вернуться

6

Молодые американцы мексиканского происхождения из района Лос-Анджелеса, которые любят носить яркие одежды и прожигать жизнь; часто входят в местные банды. (Примеч. ред.)