— Что они хотят? — спросил старик.

— Тут дело не в том, что они хотят, скорее вопрос заключается в том, что теперь вы можете захотеть от нас, — послышался тот же голос.

— Понимаете ли, — заговорил другой, подходя поближе, так что в упавшем на него свете стало видно, что это Хэннеман, — рассмотрев все аспекты данного дела, ваша честь, и решив, что вы такой замечательный джентльмен, мы…

— Мы не станем сжигать ваш дом! — выкрикнул Блинки Уатте.

— Заткнись и дай человеку сказать! — раздалось сразу несколько голосов.

Хэннеман кивнул:

— Так оно и есть. Мы не станем сжигать ваш дом.

— Но послушайте, — запротестовал лорд, — я уже приготовился. И могу легко все вынести.

— Вы слишком просто ко всему относитесь, прошу прощения, ваша честь, — вмешался Келли. — Легко для вас, но совсем нелегко для нас.

— Понимаю, — сказал старик, хотя он ничего не понимал.

— Создается впечатление, — заговорил Тиоухи, — что за последние несколько часов у всех нас возникли проблемы. Некоторые связаны с домом, некоторые — с транспортировкой и размещением, если вы понимаете, куда я клоню. Кто объяснит первым? Келли? Кейси? Риордан?

Мужчины молчали.

Наконец, тяжело вздохнув, вперед выступил Флэннери.

— Дело в том… — начал он.

— Да? — мягко сказал старик.

— Ну, — продолжал Флэннери, — я и Тиоухи прошли половину пути через лес, как два проклятых дурака, и преодолели две трети болота с этой огромной картиной «Сумерки богов»… когда мы начали проваливаться.

— Вас оставили силы? — с сочувствием спросил лорд Килготтен.

— Нет, мы просто проваливались, ваша честь, проваливались в землю, — добавил Тиоухи.

— Боже мой, — пробормотал лорд.

— Тут вы совершенно правы, ваша светлость, — продолжал Тиоухи. — Понимаете, я и Флэннери и демонические боги вместе весим почти шестьсот фунтов, а это болото такое топкое, и чем дальше мы шли, тем глубже проваливались, и крик застрял у меня в горле, когда я вспомнил эти сцены из «Собаки Баскервилей» и представил себе какое-нибудь еще страшилище, которое преследует героиню среди болот, я представил, как она падает в глубокую яму, жалея, что не придерживалась диеты, но уже слишком поздно, и на поверхности разбегаются пузыри. Вот какие картины промелькнули перед моими глазами, ваша честь.

— И что было дальше? — поинтересовался лорд Килготтен, догадавшись, что от него ждут этого вопроса.

— А дальше, — ответил Флэннери, — мы пошли прочь, оставив проклятых богов среди их сумерек.

— В болоте? — слегка огорчившись, спросил старик.

— Ну, мы их прикрыли. Я хочу сказать, мы положили сверху наши шарфы. Богам не пришлось умирать дважды, ваша честь. Эй, ребята, вы слышали это? Боги…

— Да заткнись ты! — воскликнул Келли. — Вы настоящие болваны. Почему вы не принесли проклятую Картину обратно?

— Мы подумали, что приведем еще двух ребят, и они нам помогут…

— Еще двух! — вскричал Нолан. — Получается четыре человека и целая свора богов — да вы провалитесь вдвое быстрее, так что над вами поднимутся пузыри, олухи вы несчастные!

— Да? — изумленно проговорил Тиоухи. — Мне такое в голову не приходило.

— Ну, раз уж зашла речь… — промолвил старик. — Может быть, следует организовать спасательную команду…

— Мы уже это сделали, ваша честь, — сообщил Кейси. — Боб, ты и Тим быстро отправляйтесь туда и спасите языческие божества.

— А вы не расскажете отцу Лири?

— В задницу отца Лири!.. Идите!

Тим вместе с Бобом быстро зашагали в сторону леса.

Его светлость повернулся к Нолану и Келли:

— Я вижу, вы тоже принесли свою большую картину обратно.

— Ну, мы сумели отойти от двери на сто ярдов, сэр, — сказал Келли. — Я полагаю, вам интересно, почему мы ее возвращаем, ваша честь?

— Учитывая, что совпадение следует за совпадением, — сказал старик, возвращаясь в дом и надевая пальто и твидовое кепи, чтобы можно было стоять на холоде и закончить разговор, который обещал быть долгим, — признаться, мне действительно интересно.

— Все дело в моей спине, — продолжал Келли. — Она дтказала в менее чем пятистах ярдах от главной дороги. Позвонок выскакивает и не встает на место уже в течение пяти лет, а я испытываю мучения Христа. Я чихнул и упал на колени, ваша честь.

— Мне это знакомо, — кивнул старик. — Такое впечатление, что кто-то втыкает тебе в спину острый шип. — Старик осторожно коснулся спины, и все сочувственно закивали головами.

— Мучения Христа, как я уже говорил, — вздохнул Келли.

— Тогда я прекрасно понимаю, почему вы не смогли завершить свое путешествие. Удивительно, что вы сумели дотащить такую тяжелую картину обратно.

Келли моментально стал казаться выше, когда услышал оценку своего подвига. Он сиял.

— Ерунда. И я бы сделал это еще раз, если бы не кости над моей задницей. Прошу прощения, ваша честь.

Однако его честь уже перевел взгляд серо-голубых Глаз на Блинки Уатгса, державшего сразу двух красоток Ренуара и нетерпеливо переминавшегося на месте.

— О Господи, у меня не было проблем с болотами или со спиной, — заявил Уатте, который уверенно зашагал с двумя картинами, чтобы показать, как он легко с ними справляется. — Я добрался до дому за десять минут и принялся вешать картины на стену. И тут, у меня за спиной, появилась жена. Вам когда-нибудь случалась пережить такое: ваша жена стоит сзади и не произносит ни слова?

— Пожалуй, я могу припомнить похожие обстоятельства. — Старик силился вспомнить, бывало ли такое с ним, потом кивнул — действительно, подобные эпизоды хранились в его мерцающем сознании.

— Ну, ваша светлость, только женщина может так молчать, вы согласны со мной? И стоять как средневековый памятник. Температура в комнате стала понижаться так быстро, словно мы оказались за полярным кругом. Я боялся повернуться и оказаться лицом к лицу с Чудовищем, или с дочерью Чудовища, как я ее называю, чтобы отличать от тещи. Наконец я услышал, как она сделала вдох, а потом очень спокойно выдохнула, будто прусский генерал.

— Эта женщина голая, как сойка. А другая — как моллюск, выброшенный на берег прибоем.

— Но, — возразил я, — это работа знаменитого французского художника, изучавшего человеческое тело.

— Да придет за мной Христос! Французский! — возопила жена. — Юбки до половины задницы! Платье до пупка! Знаешь, что они делают ртом в грязных французских романах? А теперь ты пришел домой и вешаешь своих «французских» на стену! Почему бы тебе заодно не снять распятие и не повесить на его место толстую голую девку?

Ну, ваша честь, я просто закрыл глаза, и мне ужасно захотелось, чтобы у меня отвалились уши.

— Ты хочешь, чтобы на это смотрели наши мальчики перед тем, как лечь спать?! — продолжала моя жена.

Когда я немного пришел в себя, оказалось, что я иду по дороге с двумя голыми, как моллюски, красотками, ваша честь, прошу прощения.

— Они и в самом деле кажутся раздетыми, — заметил старик, взглянув на обе картины так, словно пытался найти в них то, о чем говорила жена этого человека. — Я всегда думал о лете, когда смотрел на них.

— С того момента как вам исполнилось семнадцать, ваша светлость, может быть. Но до того?..

— Гм-м, да, да, — пробормотал старик, и в одном из его глаз промелькнула тень былого распутства.

Потом этот глаз остановился, уперевшись в Бэннока и Тулери; те стояли у самого края смущенной толпы, каждый при огромной картине.

Бэннок принес свою домой и обнаружил, что проклятая штука не проходит ни в дверь, ни в окно.

Тулери как раз сумел затащить картину в дом, когда его жена справедливо подметила, что они окажутся единственной семьей во всей деревне, у которой есть Рубенс стоимостью в полмиллиона фунтов, но нет коровы!

Таким, в целом, был результат этой долгой ночи. У каждого имелась своя мрачная и жуткая история, и когда все они были рассказаны, холодные снежинки закружились среди храбрых членов местного отделения ИРА.

Старик ничего не сказал, потому что ему нечего было добавить, и они стояли молча, а бледные облачка дыхания уносил ветер. Потом, очень спокойно, лорд Килготтен широко открыл парадную дверь; у него хватило порядочности не кивать и не показывать.