— О… Ну, в этом полете никто не соответствует описанию твоего отца. Кого ты спас?

— Она говорит, что ее зовут Джель-Клара Мойнлин. Женщина. Не очень красивая. Около сорока лет, — сказал Вэн, даже не посмотрев на нее; Клара напряглась, но потом сообразила, что перенесенное испытание, несомненно, отразилось на ее внешности.

— Мойнлин, — прошептал голос. — Джель-Клара, да, она участвовала в этом полете. Но возраст не соответствует, мне кажется. — Клара кивнула, чувствуя, как вновь начала болеть голова, а голос продолжал: — Посмотрим, имя соответствует. Но она родилась шестьдесят три года назад.

Сила и темп приливов боли увеличились. Клара, должно быть, застонала, потому что девушка Долли что-то крикнула Вэну и снова склонилась к ней.

— Ты выздоровеешь, — сказала она, — но я попрошу Генриетту сделать тебе еще один укол снотворного, ладно? Когда проснешься, тебе будет лучше.

Клара, не понимая, смотрела на нее, потом закрыла глаза. Шестьдесят три года назад!

Сколько потрясений может перенести человек и не сломаться? Клара ломалась нелегко: изыскатель Врат, четыре полета, все очень трудные, любого достаточно, чтобы всю жизнь преследовали кошмары. У нее страшно начинала болеть голова, когда она пыталась думать. Замедление времени? Так называется то, что происходит в черной дыре? Неужели в мире прошло двадцать или тридцать лет, пока она вращалась в бездонном гравитационном колодце черной дыры?

— Хочешь поесть? — предложила с надеждой Долли.

Клара покачала головой. Вэн, раздраженно поджав губу, поднял голову и сказал:

— Как глупо предлагать ей еду. Дай ей выпить!

Вэн не такой человек, чтобы можно было ему угодить, согласившись с ним, даже если он прав, но мысль неплохая. Клара позволила Долли принести что-то похожее на крепкое виски: она закашлялась и подавилась, но согрелась.

— Милая, — неуверенно сказала Долли, — а этот, ты понимаешь, из убитых, он был твой друг?

У Клары не было причин отрицать.

— Да. Мы с ним любили друг друга. Но поссорились и разошлись, а потом снова начали сближаться, но… А потом Робин оказался в одном корабле, а я в другом…

— Робби?

— Нет. Робин. Робин Броадхед. На самом деле он Робинетт, но очень чувствителен относительно своего имени… В чем дело?

— Робин Броадхед. О, Боже, да! — сказала Долли. Она выглядела удивленной и пораженной. — Миллионер!

И Вэн поднял голову и подошел.

— Робин Броадхед, конечно. Я его хорошо знаю, — похвастал он.

Во рту у Клары неожиданно пересохло.

— Знаешь?

— Конечно. Знаю много лет. Да, конечно, — сказал он, припоминая, — я слышал, как он спасся из черной дыры много лет тому назад. Как интересно, что ты тоже там была. Понимаешь, мы деловые партнеры. Я получаю от него и его предприятий почти две седьмых своего дохода, включая роялти, которые выплачивают мне компании его жены.

— Его жены? — прошептала Клара.

— Ты что, не слушаешь? Я сказал, да, его жены!

А Долли мягко добавила:

— Я много раз видела ее на ПВ. Когда ее включили в число десяти самых изящных женщин, когда она получала Нобелевскую премию. Она очень красива. Милая! Не хочешь ли еще выпить?

Клара кивнула, голова снова заболела, но она смогла собраться и сказать:

— Да, пожалуйста. Еще выпить.

Почти два дня Вэн старался быть хорошо расположенным к бывшей подруге своего делового партнера. Долли была добра и старалась помочь. В их ограниченном наборе ПВ-лент не было снимков С.Я., но Долли с помощью своей куклы показала карикатуру на Эсси, а когда соскучившийся Вэн потребовал, чтобы она показала представление с куклами, сумела отделаться от него. У Клары было много времени для размышлений. Хоть она была ошеломлена и измучена, простые арифметические действия были ей доступны.

Она потеряла больше тридцати лет своей жизни.

Нет, не своей — жизни всех остальных. Она не больше чем на день-два старше того момента, как оказалась в обнаженной сингулярности. Тыльные стороны ладоней у нее исцарапаны и избиты, но на них нет темных пятен старости. Голос у нее охрип от боли и усталости, но это не голос старухи. Она не старуха. Она Джель-Клара Мойнлин, чуть старше тридцати, но с ней произошло нечто ужасное.

Когда она проснулась на второй день, усилившаяся и локализовавшаяся боль подсказала ей, что она больше не получает уколов обезболивающего. К ней склонился Вэн с мрачным лицом.

— Открой глаза, — рявкнул он. — Можешь теперь немного отработать свой полет.

Какой неприятный человек! Но она жива, ей становится лучше, и она должна испытывать благодарность.

— Звучит разумно, — сказала Клара, садясь.

— Разумно? Ха! Не тебе решать, что разумно; я здесь решаю, — объяснил Вэн. — У тебя только одно право на моем корабле. Ты имела право быть спасенной, и я тебя спас; все остальные права принадлежат мне. Особенно потому, что из-за тебя мы возвращаемся на Врата.

— Милый, — неуверенно сказала Долли, — это не совсем так. У нас достаточно пищи…

— Не той пищи, что мне нужна! Заткнись! И ты, Клара, должна ответит за причиненные беспокойства. — Он протянул руку за спину. Долли, очевидно, поняла, что ему нужно, и сунула ему в руку тарелку со свежевыпеченным шоколадным печеньем. Он взял печенье и принялся есть.

Ну и тип! Клара убрала волосы с глаз и холодно взглянула на Вэна.

— Как я тебе отплачу? Как она?

— Конечно, — ответил Вэн, жуя, — она прибирается в корабле, но еще… О! Хо! Ха-ха, забавно, — он подавился, разбрасывая кусочки шоколадного печенья. — Ты имеешь в виду постель? Какая ты глупая, Клара, я не совокупляюсь с некрасивыми старухами.

Он потянулся за печеньем, а Клара стерла с лица крошки.

— Нет, — сказал он серьезно, — речь о более важном. Я хочу все знать о черных дырах.

Клара села, старясь говорить мирно.

— Все произошло очень быстро. Я не очень много могу тебе рассказать.

— Расскажи, что можешь. И не пытайся врать!

О, Бог мой, подумала Клара, сколько мне еще терпеть это? И «это» означало не просто невыносимого Вэна — всю ее возобновившуюся и лишенную смысла жизнь.

Ответ на вопрос «сколько» — одиннадцать дней. Достаточно времени, чтобы самые большие синяки на руках и теле побледнели, чтобы лучше узнать Долли Уолтерс и пожалеть ее, узнать Вэна и научиться презирать его. Но недостаточно, чтобы преодолеть усталость и решить, что же делать с жизнью.

Но жизнь не ждет, пока она будет готова к ней. Корабль Вэна вошел в док на Вратах. И вот она здесь.

Сам запах Врат изменился. И уровень шума другой — гораздо громче. Больше всего изменились люди. Казалось, на астероиде нет ни одного человека, который мог бы узнать Клару после ее отлета тридцать лет — тридцать дней — назад, в зависимости от того, каким временем пользоваться. Много людей в форме.

Это ново для Клары и не очень приятно. В «старые дни», как бы субъективно ни понимать это выражение, людей в военном можно было увидеть раз-два за день. В основном это были получившие увольнительную члены экипажей с крейсеров четырех держав. И никто из них не имел оружия. Теперь все не так. Военные повсюду, и все вооружены.

Послерейсовые отчеты тоже изменились. Вы возвращались, грязный, истощенный, испуганный, потому что до последнего момента не были уверены, что выбрались благополучно, и вас тут же усаживали перед оценщиками, собирателями данных и бухгалтерами. Что именно вы нашли? Что в этом нового? Чего оно стоит? Непрерывно задавались вопросы, а от оценщиков зависело, будет ли ваш полет жалкой неудачей или — это бывало гораздо реже — принесет вам богатство. Изыскателю Врат нужно уметь выживать, когда он закрывается в своем непредсказуемом корабле и устремляется в Безумную Волшебную Поездку. Но для того чтобы процветать, нужно не только это. Нужно благоприятное заключение допрашивающих.

Эти допросы никогда не были приятны, но теперь все стало гораздо хуже. Никакой единой команды корпорации не было. Было четыре команды, по одной от каждой державы-учредителя. Размещались они теперь в зале, где когда-то помещался главный ночной клуб и казино — в Голубом Аду, и в нем были выделены четыре небольших помещения, каждое с флагом на двери. Бразильцы допрашивали Долли. Представители Китайской Народной Республики захватили Вэна. Американский военный полицейский взял Клару за руку, и когда лейтенант в форме советской военной полиции нахмурился и схватился за свой «калашников», американец тоже нахмурился, и рука его потянулась к «кольту».