— Следите за вашим произношением, Берк, — сказал полковник с мягкой укоризной. — Благородная осанка и изящные манеры откроют перед вами любые двери, но лишь в том случае, если не останется никаких, даже самых малейших указаний на ваше происхождение. А выговор выдает вас с головой.

— Слушаю, сэр. Но, прошу прощения, сэр, вы и сами немного картавите, как шотландец.

— Не всегда, — ответил Джек невозмутимо, — и то лишь потому, что я сам того хочу. Для меня это нечто вроде талисмана, Берк.

Юноша кивнул, хотя намек собеседника остался для него непонятным. Как бы там ни было, Сьюард, вышедший из самых низов, всегда служил для него образцом во всем, и коль скоро полковник пожелал, чтобы Берк выправил свой выговор, пусть будет, как он хочет.

— Что касается мистера Фроста, — продолжал Сьюард, — то я весьма признателен вам за заботу и сделаю все от меня зависящее, чтобы не испытывать впредь терпение этого джентльмена. Ну а теперь, быть может, вы хотите еще о чем-нибудь меня предупредить?

В его голосе чувствовался легкий сарказм, и Берк густо покраснел.

— Нет, полковник. Пожалуй, мне пора.

Юноша учтиво откланялся и вышел. По пути он едва не сбил с ног какого-то пожилого лысеющего джентльмена, который плелся ему навстречу по коридору, едва переставляя ноги. Вероятно, этот старый плут — еще один из присных полковника, решил про себя Берк. На Сьюарда работало множество людей, причем каждый из них даже понятия не имел о существовании остальных.

— Надеюсь, приятель, ты принес ему что-нибудь стоящее, — произнес Берк, широко ухмыльнувшись при виде старика. — Похоже, для нашего полковника настали трудные времена.

Пожилой джентльмен что-то уклончиво пробурчал.

Едва оказавшись в комнате, лорд Ноулз — а это был именно он — бросил раздраженный взгляд через плечо вслед юноше:

— Кто этот юный наглец с лицом Адониса[14]?

— Адам Берк, — отозвался Джек рассеянно.

— А кто он такой, этот Адам Берк? — не отступал Ноулз.

— Один из моих подчиненных. Он пользуется большим спросом в лучших домах города как лакей. Богатые господа требуют, чтобы их прислуга не только исправно исполняла свои обязанности, но и радовала при этом самый придирчивый глаз. Кроме того, он очень славный и толковый парень. Не так давно он поступил на службу в дом Фроста.

— Ясно, — отозвался Ноулз и, покряхтывая, опустился в кожаное кресло.

— Прошу простить меня за скверные манеры, сэр. Хотите, я прикажу подать чаю?

— К черту ваши манеры, Джек! — отозвался Ноулз равнодушно. — Я зашел, чтобы поинтересоваться, как у вас дела, и сообщить, что не далее как вчера у одного моего знакомого в Адмиралтействе в весьма резких выражениях потребовали вашей головы.

— Да? — произнес Джек.

— Фрост ворвался к нему в кабинет и принялся поносить вас на чем свет стоит.

Опять этот безутешный отец!

— Надеюсь, что его отзывы обо мне оказались верными. Было бы бессмысленно вешать на меня ярлыки, которых я не заслуживаю, тогда как есть много других, куда более подходящих.

— Не знаю. Меня это мало заботит. Само собой разумеется, Фросту тут же указали на дверь. — Ноулз приложил ко лбу носовой платок. — И все же постарайтесь, чтобы господа из высшего общества не слонялись тут без дела, путаясь у нас под ногами.

— Слушаюсь, сэр.

— Ладно. Ну а теперь, Джек, расскажите, что вам удалось выяснить за те две недели, что вы просиживаете в светских гостиных.

— Я был уверен в том, что Джеймисон предоставил вам мои отчеты.

— Не говорите чепухи, — прервал его Ноулз, громко фыркнув. — Джеймисон сообщает мне лишь жалкие крохи сведений, которыми, по его мнению, я уже располагаю или буду располагать в самом скором времени, но не более того.

Тут он, без сомнения, был прав. Джеймисон и Ноулз вели друг с другом бесконечную игру в жмурки, делясь информацией лишь в той мере, в какой это соответствовало их собственным целям. Все остальные сведения они утаивали, с тем чтобы впоследствии использовать их с выгодой для себя. К сожалению, слишком часто ставкой в этой игре оказывалась карьера, будущее или даже жизнь другого человека, как, например, в случае с Джоном Кашманом.

Воспоминание о последнем не могло не опечалить Джека.

— Джеймисон твердо стоит на том, что, как только вор будет схвачен, он сразу же должен стать жертвой «несчастного случая», — продолжал Ноулз. — По его уверениям, если содержание интересующего нас письма просочится в печать, нам всем грозят крупные неприятности.

— Мне тоже об этом говорили. И не однажды.

Ноулз принялся грызть ноготь.

— Мне кажется, он хочет, чтобы все, кто знает об этом проклятом письме, были устранены.

— Все?

Ноулз вздохнул.

— В этом нет ничего удивительного. Преданность Джеймисона монархии переходит всякие границы.

Джек попытался объединить эти разрозненные данные в некую систему. Очевидно, письмо, о котором шла речь, имело какое-то отношение к королевскому двору, и Ноулз не исключал того, что, как только документ будет возвращен или его уничтожение подтвердится, сам Джек может оказаться лишним свидетелем.

Но тут возникал и другой, еще более интересный вопрос: зачем Ноулзу понадобилось сообщать ему об этом? Все услышанное им сегодня требовало тщательного осмысления… хотя в последнее время он начисто утратил способность анализировать.

— Тот самый грабитель, Джек…

— Сразу же после нашей последней с ним встречи Призрак исчез. Но я убежден в том, что следующая попытка ограбления — лишь вопрос времени, и намерен ее предотвратить.

Ноулз удовлетворенно кивнул и, с трудом поднявшись на ноги, направился к двери.

— Очень хорошо, Джек. И все же постарайтесь поскорее довести расследование до конца, пока Джеймисон не приказал удушить нас обоих в собственной постели только за то, что нам на глаза попалось его драгоценное письмо.

— Да, сэр.

Ноулз немного помолчал.

— Я знаю, вам это может показаться пустой тратой слов, но, верите ли вы мне или нет, я ваш друг, Джек, и хотел бы оставаться им и впредь. Если я когда-нибудь вам понадоблюсь…

— Благодарю вас, сэр, — отозвался Джек учтиво, ожидая от собеседника какого-нибудь знака, который подсказал бы ему, что именно тот надеялся услышать в ответ. Однако ничего подобного не последовало. Дверь открылась и снова закрылась прежде, чем Ноулз успел произнести еще хотя бы слово.

Джек в замешательстве опустился в кресло. Он так и не смог выявить причину, побудившую Ноулза предложить ему свою помощь. Впрочем, в последнее время он вообще стал утрачивать прежнюю ясность рассудка. Будь такое и впрямь возможно, он бы решил, что в его мозг проникла отрава.

Каждую ночь женщина-воровка являлась ему в бесчисленных снах, соперничавших один с другим в эротической откровенности. Охваченный возбуждением и досадой, Джек просыпался по утрам, изнывая от неудовлетворенного желания. Однако и день не приносил ему покоя, ибо каждое утро он подвергался иной, более утонченной пытке. При свете дня его мысли были заняты Энн Уайлдер. Его восхищало в этой даме все: ее столь редкая в высшем обществе прямота, ее манера вести разговор и даже легкий беспорядок в прическе, который, как ни странно, делал ее еще привлекательнее.

Хуже всего было то, что он догадывался о причине своего интереса к этой особе. Пусть она вышла замуж за аристократа, однако ее предки по происхождению вряд ли были немногим выше его самого. О нет! Еще более непростительной глупостью с его стороны было то, что в глубине души он все же лелеял смутную надежду, слабую искру уверенности в том, что она не отвергнет его ухаживаний.

Абсурд!

Энн Уайлдер, каким бы ни было ее прошлое, вышла замуж за человека, которого весь свет считал образцом любви и супружеской верности.

Что в самом деле могло привлечь ее после подобного брака в таком человеке, как он?

Тело Джека покрылось капельками пота. Мышцы его живота сжались до боли от неукротимого желания. Он перевернулся, оказавшись над упругим, стройным телом.