Она уставилась на Сьюарда, недавний испуг сменился торжеством. Ее чуть было не подвело собственное тело — и не только потому, что оно с такой готовностью откликнулось на его единственный жаркий поцелуй, но еще и потому, что пылкая страсть, которую ей сулил этот поцелуй, была способна раз и навсегда вытравить из ее души горькие воспоминания. И тем не менее победа осталась за нею.

По другую сторону разделявшей их узкой пропасти Сьюард учтиво склонил голову, как бы признавая свое поражение. Она не могла оставить его последний жест без ответа.

С торжествующей ухмылкой воровка выступила вперед и отвесила своему врагу глубокий поясной поклон, пародируя движения офицера и джентльмена. Затем она отступила за дымоход. Отсюда ей уже нетрудно будет удрать. Тайные пути, пролегавшие высоко над землей, находились вне пределов досягаемости для полицейских и сыщиков с Боу-стрит[4], а также для Джека Сьюарда.

К утру Призрак должен исчезнуть. Его место займет Энн Уайлдер, состоятельная дама из высшего общества, еще недавно всеми признанная первая красавица, а ныне убитая горем вдова, на которой лежала обязанность сопровождать на светские рауты юную дебютантку… Никто ее ни в чем не заподозрит.

Тем не менее, хотя Энн и знала, что она в безопасности, внутренний голос подсказывал ей совсем иное. И, помилуй Бог, ей нравилось это ощущение.

Глава 2

Сэр Роберт Ноулз перебирал бумаги на своем бюро, а Генри Джеймисон и двое других мужчин, находившихся в комнате, терпеливо ждали, пока он соизволит обратить на них внимание. Джеймисону пришло в голову, что хозяин кабинета умышленно тянет время. Впрочем, кому он надеялся таким образом досадить?

Со стороны Ноулз казался ничем не примечательным и довольно благодушным на вид человеком, однако его розовая, как у младенца, кожа и помятое одутловатое круглое лицо совершенно не соответствовали его подлинному нраву. Джеймисон знал, что сам он полная противоположность Ноулзу: худощавый, властный и надменный. В те редкие минуты, когда Джеймисон мог позволить себе подобную самооценку, его невольно забавляло то, что за двумя совершенно разными обликами скрывались столь схожие во многих отношениях характеры.

Вот уже тридцать лет Ноулз и Джеймисон боролись друг с другом за первенство в тайном комитете министерства внутренних дел, где оба занимали одинаково неопределенные и одинаково высокие посты. Несмотря на то что должности не сулили им никаких выгод в виде титулов или званий, они давали возможность собирать важнейшие сведения и с их помощью расстраивать одни заговоры, содействовать успеху других, а также, анализируя полученную информацию и доводя ее до сведения нужных людей, оказывать тайное влияние на деятельность кабинета министров.

На данный момент преимущество в этой борьбе принадлежало Ноулзу, однако такое положение вещей едва ли могло длиться вечно. Этого просто не должно было случиться хотя бы потому, что Генри Джеймисон самой судьбой был предназначен властвовать. Не обладать подобием власти, а властвовать по-настоящему. Но в последнее время позиции Джеймисона на политической арене заметно ослабли, и одного его личного влияния уже не хватало для того, чтобы проводить в жизнь угодные ему решения. Вот почему он был вынужден искать опору на стороне, чтобы упрочить свое могущество и оградить собственные интересы. И вот почему ему был так нужен Джон Генри Сьюард — один из лучших сыщиков, когда-либо состоявших на службе у правительства.

— Вам удалось установить личность вора? — спросил Ноулз, не поднимая глаз.

— Нет, сэр, — ответил Сьюард. — Пока нет.

Джеймисон поднес веснушчатые пальцы к губам, краешком ока подметив, что бюро Ноулза, которому последний намеренно постарался придать устрашающий вид, не оказало никакого воздействия на полковника Сьюарда. Тот стоял перед ним, вытянувшись в струнку.

— А почему, черт возьми? — вставил молодой лорд Веддер.

Типичный светский хлыщ, разряженный в пух и прах, словно попугай, волею случая ввязавшийся в игру куда более серьезную, чем он сам мог вообразить. Лорд Веддер был приглашен на эту встречу в качестве представителя принца-регента[5] и оставался здесь с молчаливого согласия Джеймисона. Тот уже давно подметил, что попугаи порой тоже оказываются не совсем бесполезными.

— Потому что я был занят другими делами, — ответил Джек, невозмутимо глядя на Ноулза. — Сначала один тип по имени Брандет, затем ситуация в Манчестере, требовавшая моего внимания, и, наконец, эта печальная история с Кашманом. — На какой-то миг тон Джека стал холодным от бессильного гнева.

Ноулз оторвал Сьюарда от его обычных заданий, связанных с пресечением все новых и новых заговоров со стороны набиравшей силу оппозиции, специально для того, чтобы найти и задержать пресловутого Рексхоллского Призрака. Но если Джеймисону не нравилось то, что Ноулз забрал в свое распоряжение Сьюарда, которого Джеймисон считал своим личным агентом, то самому Сьюарду это было неприятно вдвойне. Последние слова полковника были явным напоминанием — если в таковом вообще имелась необходимость — о том, что он не находил в своем нынешнем поручении ничего из ряда вон выходящего.

Некий Брандет собрал целую небольшую армию на границе графства Дерби, однако Сьюард его опередил. События в Манчестере приняли куда более угрожающий оборот, так как в планы заговорщиков входило нападение на банки и тюрьмы. Сьюарду удалось внедриться в узкий круг их главарей и таким образом расстроить их замыслы прежде, чем они успели их осуществить. Кроме того, именно Джек Сьюард особенно яростно отметал постыдные обвинения, выдвинутые против Кашмана с подачи Джеймисона и Ноулза, — вплоть до того, что наотрез отказался участвовать в процессе.

Обо всем этом лорд Веддер даже не подозревал. Джеймисон невольно спрашивал себя, стал бы этот франт относиться к Сьюарду с таким пренебрежением, знай он, что, будь на то воля Сьюарда, тот мог бы уже трижды подстроить смерть лорда Веддера, причем без особых усилий и без каких-либо неприятных последствий для себя. Сам Веддер между тем поправил свои нелепые перчатки и, надменно поводя носом, разразился длинной нудной тирадой касательно долга Джека перед его будущим королем.

Джеймисон внимательно следил за реакцией своего агента на разглагольствования Веддера. Как он и предполагал, Сьюард оставался бесстрастным. Вот уже почти четверть века Джеймисон наблюдал за Джеком. На его глазах худощавый, жилистый подросток превратился в крепкого статного мужчину, настоящую гору мускулов, а прежняя вспыльчивость сменилась железным самообладанием.

Безупречные манеры и абсолютная безжалостность к окружающим — это сочетание поневоле приводило в замешательство. Сьюард мог в любой ситуации сохранять военную выправку, привитую ему его строгим воспитателем, однако в ответ на колкости лорда Веддера на его лице читался лишь вежливый интерес.

До чего же любопытное создание, этот полковник Сьюард! Даже Джеймисону, который уже давно привык манипулировать людьми по своему усмотрению, еще никогда не приходилось сталкиваться с подобной загадкой. Он не мог понять, почему Сьюард — один из самых опытных агентов, которых ему когда-либо удавалось подчинить своей воле, — позволял другим себя использовать, и это внушало ему беспокойство. Как быть, если личные интересы Сьюарда не совпадут с интересами тайного комитета министерства внутренних дел? Или, что еще хуже, с его, Джеймисона, собственными интересами?

— Это так не похоже на вас, Сьюард, — пробормотал Джеймисон, прервав затянувшуюся речь Веддера.

Полковник обвел всех присутствующих спокойным взглядом. Он знал, что все это время Джеймисон не спускал с него глаз.

— Неужели, сэр?

Изумительное хладнокровие. Необычайное чувство такта. Джек как-то раз обмолвился в разговоре с Джеймисоном, что этикет — единственное, что имеет для него значение. Идеологии возникают и уходят в небытие, религии появляются и исчезают, политические партии приходят к власти и снова ее теряют. И только вежливость остается одной из немногих вещей, всегда сохраняющих ценность в глазах любого цивилизованного человека.

вернуться

4

улица в Лондоне, на которой расположено здание главного суда по уголовным делам

вернуться

5

имеется в виду принц Уэльский, будущий король Англии ГеоргIV (1762-1830), в 1811 году назначенный регентом из-за психической болезни его отца, ГеоргаIII (1738-1820)