– Это было весело, – прошептала Миа у своей двери, и я могла только согласиться с ней.

Я чувствовала себя капельку Зорро, защитником слабых и обездоленных. С этим благородным чувством я и уснула.

Почему мне не приснилось ничего хорошего, а только человек в шляпе с огромным ножом, преследовавший меня по пустынным улицам Хэмпстеда, я не знала. Мне казалось, что с моими ногами что-то не так, они были такими тяжелыми, что я едва могла оторвать их от земли. А человек с ножом все приближался и приближался. Я хотела позвать на помощь, но не смогла произнести ни звука. Вместо этого я пошла, спотыкаясь, к единственному дому, где мне могли помочь. Увидев дверь цвета мяты, я поняла, что сплю. Конечно. Надеюсь, за дверью меня ждет Генри.

Я с облегчением обернулась к моему преследователю.

– Я вырежу тебе на лбу знак Зорро! – воскликнул он.

Человеком в шляпе оказался Чарльз, но на нем была не шляпа с полями, а его охотничья шапка. Я недоуменно уставилась на него. Что мое подсознание хотело мне этим сказать?

– Надеюсь, когда я вернусь, тебя уже здесь не будет, – сказала я. Затем осторожно приоткрыла дверь.

– Наконец-то. – Генри сунул голову в зазор. – Могу я войти?

– Конечно, – кивнула я, жестами пытаясь отогнать Чарльза. – Подожди немножко, я тут быстренько... э-э... приберусь.

– Не нужно. – Генри с усмешкой закрыл за собой дверь. – Почему ты так поздно? Я уже думал, ты не придешь.

– Мы с Миа должны были кое-что сделать. Небольшой косметический ремонт в саду миссис Спенсер-старшей. Она сегодня говорила ужасные вещи о маме и Лотти. И поэтому мы спилили ее дурацкого павлина.

– Мистера Снаглза?

– Как? Ты тоже его знаешь?

Генри засмеялся.

– Каждый знает мистера Снаглза. И вы его действительно?..

– Разнесли в щепки, – гордо ответила я. – Конечно. Хотела бы я быть рядом, когда она утром выглянет из окна.

Генри оглянулся и потер озябшие голые руки. Как обычно, он был в джинсах и футболке. А в моем сне стояла настоящая зима.

– Может, пойдем куда-нибудь? Например, на Лондонский глаз? – спросил он, и прежде чем я смогла ответить, мы уже очутились в стеклянной капсуле на вершине колеса обозрения, и весь Лондон лежал у нас под ногами.

– Это сделал ты, – сказала я.

Мне было бы сложно вообразить такое, так как Эрнест водил нас сюда на экскурсию в сентябре, но очередь была такая длинная, что нам пришлось отказаться от намерения прокатиться на колесе.

– Да, я. – Генри обнял меня за талию и притянул к себе. – Романтично, не находишь?

Действительно.

Капсула была пуста и не двигалась. Полностью прозрачная, она открывала фантастический вид. Только зеленая дверь не очень вписывалась в эту футуристическую картину. Откинув голову, я посмотрела сквозь стекло в небо. Звезды мерцали очень ярко, чему, наверное, поспособствовал Генри, но это не имело значения.

– Просто прекрасно, – прошептала я.

– Это ты прекрасна, – серьезно возразил Генри, и на мгновение я забыла и о звездах, и обо все остальном.

Что может быть важнее в целом мире, чем целоваться с Генри под стеклянным куполом высоко над залитым огнями Лондоном? Тепло разлилось по моему животу, и Генри тихо застонал, когда я прижалась к нему. Он поцеловал меня крепче и запустил пальцы в мои волосы.

Что-то с силой ударилось в стекло над нами, и я вздрогнула. Вот опять. И еще раз. Что-то врезалось в нашу капсулу, а затем ухнуло вниз.

– Что это?

Удары раздавались все чаще. Бум. Бум.

– Это точно не я, – сказал Генри.

Большие, яркие глыбы столкнулись на стеклянной крыше.

– И не я, – заверила я.

Генри посмотрел вверх.

– Для града слишком большой размер. Они выглядят как... Кошки счастья?

Теперь и я их увидела. То, что сыпалось с неба и разбивалось о стеклянную крышу, оказалось японскими машущими кошками из пластика. Одна из них, бело-красная, как раз приземлилась над нашими головами, и пока она медленно соскальзывала с купола, казалось, что она смотрит нам прямо в глаза.

Генри отпустил меня.

– Ну, Лив, если ты сделала это не нарочно, тогда, боюсь, твое подсознание кое-что хочет тебе сказать.

Я знала, что он прав: в конце концов, это все еще мой сон. Дождь из кошек счастья вызвала я. Очевидно, мое обеспокоенное подсознание предупреждало меня не обжиматься с Генри, а наконец поговорить.

– Извини, – сказала я и опустилась на скамейку.

Странный град прекратился.

– Тебе не понравилась кошка?

Генри сидел на другом конце скамейки, и я была благодарна ему за это расстояние. Я посмотрела на него внимательно впервые после того, как открыла дверь. Он выглядел бледнее обычного, а под его серыми глазами залегли глубокие тени.

– Ты заразился от Эми?

Генри поднял бровь.

– Ты хотела поговорить о желудочно-кишечных инфекциях?

Мне показалось, или я услышала нотки гнева в его голосе?

– Нет, я только хотела узнать, все ли с тобой хорошо.

– Спасибо. Я выпил чаю с ромашкой, принял вомекс и уютно устроился в своей постели. В целях безопасности ведро стояло рядом, так что ковер не пострадал. – Он немного натянуто улыбнулся. – Что случилось, Лив?

– Почему я никогда не была у тебя дома? Я даже не знаю, как выглядит твоя комната.

Ну, надо же с чего-то начать.

– О, это легко исправить, – заявил Генри, и вместо скамейки в капсуле колеса обозрения я оказалась на краю кровати. Напротив, на стуле у письменного стола сидел Генри и улыбался мне. – Вуаля – моя комната. Я только убрал ведро и немного прибрался.

– Я не это имела в виду, – возразила я, с любопытством осматриваясь.

Здесь было немного мебели, только широкая кровать, рабочий стул и письменный стол. Одежда, вероятно, находилась в шкафу за выкрашенными белой краской раздвижными створками. Моя зеленая дверь совершенно не подходила к красно-бело-голубой цветовой гамме.

Книги были просто сложены вдоль стен – очевидно, Генри не требовались полки. На одну из стопок опиралась гитара. Над кроватью висело баскетбольное кольцо, соответствующий мяч лежал на ковре, пушистой версии британского флага. На письменном столе были сложены учебники и писчая бумага, а рядом стояла музыкальная шкатулка, которую я подарила ему на Рождество. Картин совсем не было, только большая пробковая доска над столом, на которой висели листовки, открытки и фотографии. В том числе и наша с Осеннего бала. Я встала, чтобы подробнее рассмотреть снимки.

– Постель только застелена, – сказал Генри и, потянув меня за руку, усадил к себе на колени.

Мои колени мгновенно превратились в пудинг. Неужели это то самое время и место, чтобы доказать Леди Тайне, маме и всем остальным заинтересованным (включая меня), что все они ошибались насчет моей сексуальной отсталости? Конечно, соблазн был велик, тем более что улыбка Генри никогда не была столь притягательной, но потом я вспомнила град из кошек счастья, который послало мое подсознание. Что если это было только началом? Кто знает, что еще оно выкинет в попытках заставить меня наконец поговорить с Генри и прояснить кое-какие важные вещи? Я оттолкнула его, стараясь не отвлекаться на блеск его глаз.

– Генри, я не хочу знать, как выглядит твоя комната и что твоя кровать застелена недавно, – начала я. – Хотя... на самом деле, уже... но тогда твоя кровать должна быть настоящей... в любом случае, она должна быть реальной, когда мы...

Нет, так не пойдет. Я сделала шаг назад и глотнула воздуха.

– Почему я никогда не была в твоей комнате? Почему Грейсон и Эмили знают о проблемах, о которых ты мне ничего не рассказывал? Почему я не знакома со всеми этими людьми на фотографиях в действительности?

Генри вздохнул.

– Ты же сейчас здесь.

– Это не то же самое!

– Нет, – согласился Генри. Из ниоткуда на ковре возникла пара кроссовок, посыпались носки, шесть штук, живописно разбросанных по комнате. На подоконнике появился горшок с совершенно высохшим комнатным растением.