Незадолго до этого начались неприятные налеты авиации на наши суда вдоль всего восточного побережья. Помимо океанских судов, направлявшихся в крупные порты, ежедневно в море или в портах на побережьях находилось около трехсот двадцати судов водоизмещением от пятисот до двух тысяч тонн каждое, причем многие суда перевозили уголь в Лондон и на юг страны. Только некоторые из этих небольших судов имели зенитные пушки, и поэтому вражеские самолеты сосредоточили свои действия на этой легкой добыче. Они атаковали даже плавучие маяки. Эти суда — верные слуги моряков, стоящие на якорях в открытых местах близ отмелей у наших берегов, были полезны для всех, в том числе даже для мародерствующих немецких подводных лодок, и ни в одну предыдущую войну их никто никогда не трогал. Теперь же несколько плавучих маяков потопили или повредили, причем хуже всего пришлось плавучему маяку у устья реки Хамбер, где яростным пулеметным огнем были убиты восемь из девяти членов команды судна.

Система конвоирования оказалась столь же эффективной защитой от нападения самолетов, как и от подводных лодок. Однако делалось все возможное, чтобы найти какое-нибудь вооружение для каждого судна. Поскольку зенитных пушек не хватало, использовались все средства, какие были под рукой. Однажды немецкий воздушный пират был сбит сигнальной ракетой. Флот метрополии смог выделить для английских и союзных торговых судов на восточном побережье некоторое количество пулеметов с расчетами. Эти моряки с их оружием переходили с одного судна на другое, сопровождая их в каждый рейс через опасную зону. К концу февраля смогла оказать помощь и армия, и, таким образом, была создана организация, позднее ставшая известной под названием «морская королевская артиллерия».

Не весь горизонт был мрачен. Во внешних морях после уничтожения «Адмирала графа Шпее» в декабре действий вражеских рейдеров уже более не наблюдалось и продолжалась работа по очищению этих морей от германских судов. В течение февраля шесть немецких судов вышли из Испании, пытаясь добраться до Германии. Но удалось это только одному из них. Из остальных пяти судов три были захвачены, одно затоплено самой командой и одно потерпело крушение в Норвегии. Семь других немецких судов, пытавшихся в течение февраля и марта прорвать блокаду, перехватили наши сторожевые корабли. Все они, кроме одного, были затоплены по приказу их капитанов. Всего к началу апреля 1940 года было захвачено нами или затоплено самими немцами семьдесят одно немецкое судно общим водоизмещением 340 тысяч тонн; двести пятнадцать немецких судов оставались запертыми в нейтральных портах. Увидев, что наши торговые суда вооружены, немецкие подводные лодки отказались от применения пушек и стали использовать торпеды. Затем они перешли от торпед к самому недостойному средству ведения войны — скрыто поставленным минам. Я уже говорил, как мы реагировали на применение магнитных мин и как преодолели эту опасность. Тем не менее, больше половины наших потерь в январе произошло из-за этих мин и больше двух третей всех потерь составили суда нейтральных стран.

12 марта было долгожданным днем, когда флот метрополии смог вновь занять Скапа-Флоу в качестве своей главной базы.

Более полугода постоянной напряженной и спешной работы возместили пробелы, вызванные беспечностью мирного времени. Три главных входа в залив были защищены бонами и минами, и в Кирк-Саунде, через который проникла подводная лодка Прина, потопившая «Ройал Оук», были расставлены три дополнительных брандера. Число брандеров должно было еще больше увеличиться. База охранялась крупным гарнизоном и зенитными батареями, число которых продолжало расти. Предполагалось сосредоточить здесь свыше 120 зенитных орудий с множеством прожекторов и аэростаты заграждения, чтобы держать под своим контролем воздух над якорной стоянкой флота. Не все эти меры были завершены, но противовоздушная оборона, тем не менее, стала мощной. На подходах к Скапа-Флоу непрерывно патрулировало много мелких судов, а на случай появления в дневное или ночное время вражеских самолетов на аэродромах в Кейтнессе находились две или три эскадрильи «харрикейнов», которые можно было направить на врага с помощью одной из самых лучших радарных установок, какие тогда существовали. Наконец-то флот метрополии имел свою базу. Это была знаменитая база, откуда в предыдущую войну королевский военно-морской флот правил морями.

Хотя, как нам теперь известно, вторжение во Францию, Бельгию и Голландию было назначено на 10 мая, Гитлер еще не установил точной даты более ранней операции — нападения на Норвегию. Многое должно было предшествовать этой операции. 14 марта Йодль записал в своем дневнике:

В планирующих отделах германской военной машины шла кипучая работа. Одновременно и эффективно осуществлялась подготовка к нападению на Норвегию и к вторжению во Францию. 20 марта Фалькенхорст сообщил, что он со своей стороны готов к осуществлению плана «Везер». Во второй половине 16 марта фюрер созвал военное совещание, на котором была предварительно установлена дата дня «Д», по-видимому, 9 апреля. Адмирал Редер доложил на этом совещании:

С начала года Советы всей своей мощью ударили по финнам. Они удвоили свои усилия с целью прорвать линию Маннергейма до оттепели. Увы, в том году весна и оттепель, на которую финны, оказавшиеся в тяжелом положении, возлагали надежды, запоздала почти на шесть недель. Большое советское наступление на Карельском перешейке, которое продлилось сорок два дня, началось 1 февраля и сопровождалось интенсивными авиационными бомбардировками складов и железнодорожных узлов в тылу. Общему наступлению пехоты предшествовал десятидневный интенсивный обстрел из советских орудий, стоявших вплотную друг к другу. После двухнедельных

боев линия Маннергейма была прорвана. Воздушные налеты на ключевой форт и базу Вийпури стали еще интенсивнее. К концу месяца система обороны на линии Маннергейма была дезорганизована, и русские смогли сосредоточить свои усилия на подступах к Вийпури. Финнам не хватало боеприпасов, и их войска были истощены.

Пресловутая корректность, которая лишала нас всякой стратегической инициативы, в равной степени препятствовала всяким эффективным мерам по отправке вооружения Финляндии. До сих пор мы сумели послать финнам из наших скудных запасов лишь незначительное количество материалов. Во Франции, однако, к финнам проявлялось более теплое и глубокое чувство, которое энергично поддерживал Даладье. 2 марта, не проконсультировавшись с английским правительством, он согласился послать Финляндии пятьдесят тысяч добровольцев и сто бомбардировщиков. Мы, конечно, не могли оказать помощь в таком же масштабе. Это было гораздо больше, чем позволяло благоразумие, принимая во внимание документы, которые были найдены у немецкого майора в Бельгии, и непрекращающиеся донесения разведки о непрерывном увеличении германских войск на Западном фронте. Однако решили послать пятьдесят английских бомбардировщиков. 12 марта кабинет решил снова пересмотреть планы десантных операций в Нарвике и Тронхейме, за которыми должна была последовать высадка войск в Ставангере и Бергене как часть плана оказания более широкой помощи Финляндии, в которую нас вовлекли французы. Эти планы должны были быть готовы к исполнению 20 марта, хотя необходимое разрешение от Норвегии и Швеции не было получено. Между тем 7 марта Паасикиви снова отправился в Москву, на этот раз для обсуждения условий перемирия. 12 марта финны приняли русские условия. Все наши планы десантных операций снова были положены под сукно, и войска, которые сосредоточивались для этих операций, были частично рассредоточены. Тем двум дивизиям, которые были задержаны в Англии, теперь разрешили отправиться во Францию, и ударные силы, которые мы собирались использовать для операций в Норвегии, уменьшились до одиннадцати батальонов.