В знакомом зале собралось достаточно много народа. К счастью, в доспехах были всего двое, стоявшие за спинкой ярлова кресла, в котором и сидел глава клана Ас'Кайл, одетый в белую траурную рубаху без вышивки.

Сторону обвинения представляла дружная кучка орков, душ восемь, включая обоих пострадавших. Прокурорские обязанности исполнял коренастый жилистый тип в возрасте. Он пристально рассматривал меня, при этом выражение его лица было устойчиво кровожадное.

Сторону защиты никто не представлял. Во всяком случае, явно.

Речь свою прокурор начал с матюгов, пройдясь по моим родителям, родителям моих родителей (у деда номер два дернулся уголок рта, лицо стало не менее кровожадным, чем у прокурора, зал в районе кресла ярла возмущенно зашумел) и прочим родственникам. Обвинитель заявил, что его сын ужасно покалечен и от меня ему, Бьерну Черному Мечу, нужна только кровь. Потом он увидел физиономию деда, несколько сбился с мысли и согласился удовольствоваться вирой, но только в том случае, если я дополнительно к ней самой оплачу услуги доктора, в смысле мага. Если же маг не поможет, то так и быть, тогда я за свою добрую волю останусь жить, но руку он и мне сломает.

Дед тем временем справился с чувствами, его лицо приобрело безмятежное выражение. Только дедовы глаза продолжали враждебно посверкивать в направлении обвиняющей стороны. По причине своей низкой квалификации обвинение не удосужилось подготовиться к процессу. Хотя бы навели справки о родственных связях обвиняемого, прежде чем высказываться о них, прибегая к ненормативной лексике и оскорбительным выражениям. За это в Оркланде обычно убивают, если только статус матерщинника не слишком высок.

Мне стало смешно. Даже если имелась возможность получить с меня что-то по суду, обвиняющая сторона только что ее потеряла. А насколько я понял ярла, он еще и слов этого Бьерна ему не простит, кто бы за тем ни стоял. Можно сказать, передо мной стоял и брызгал слюной в мою сторону без пяти минут труп, имеющий весьма призрачные шансы уцелеть, и то, если вовремя подскажут, куда его завел длинный язык.

Пока ярл допрашивал пострадавших, я продумал свои дальнейшие действия. Четыре полосы на щеке одного из хулиганов, более-менее сохранившего боеспособность, не дали ребятам увернуться от признаний о цели визита. О вторжении в мою комнату они, кстати, умолчали.

— Что, без насилия никак было не обойтись? — презрительно ухмыльнулся ярл.

— Да кто они такие, чтобы отказывать! — закипятился пострадавший. — Рабыни! Эта эльфийская тварь кровь мне пустила.

В зале захихикали. Дед тем не менее сохранил серьезность. Несмотря на явное презрение, которое своим обвинением вызвал пострадавший, серьезность самого обвинения от этого никуда не делась. Раб за пролитую кровь свободного подлежал смерти. За исключением случая, если он защищал имущество или интересы хозяев. Известное понимание среди орков находили также действия раба, убившего за свою женщину, хотя в большинстве случаев решение было за хозяином. Привлечение хозяина как владельца движимого имущества к ответственности за оправданное обстоятельствами убийство, совершенное его рабом, не имело перспектив быть одобренным на тинге, но возможность кровной мести могла заставить поступиться совестью и представителя слабого рода. В данном случае обе девушки были свободны, а я выступал как посторонний, который, кстати, вообще не имел права кого-то калечить или убивать, вступаясь за рабыню. Даже если рабыня — моя женщина.

— А почему ты решил, что они рабыни? — спокойно спросил дед. — Они просто пленницы, пришлют выкуп, опять станут свободными. И не просто свободными, а из хороших родов.

Юноша хотел возразить, но быстро передумал. Строго говоря, дед был прав, при всей призрачности границы между рабами и пока просто пленными, она в орочьих понятиях все же присутствовала. На островах, бывало, пленниц даже в жены брали, в материковых кланах такое было гораздо реже, но тоже случалось. Не говоря уже о том, что весло забитого трофеями корабля с недостатком численности в команде психологически гораздо комфортнее вручить пленному, а не рабу.

— Какая разница! — заорал папаша Бьерн, чувствуя, что упускает инициативу. — Пусть пленницы, но все равно не свободные. Это не его женщины, не вправе он был свободных за них калечить.

— Как дело было? — не обращая на него внимания, обратился ко мне ярл.

Я обрисовал ситуацию.

— Проснулся оттого, что за стеной кричат, бьют кого-то. Потом у меня вышибли дверь (тут я слегка приврал, щеколда закрыта не была), появилась эта морда. — Я указал на поцарапанного, выразив жестом как можно большее презрение обоим приятелям.

Бьерн сжал кулаки… Сам виноват, неужели не знал, что из себя представляет его отпрыск? Посмотреть только на собутыльников, и сразу все становится понятно — наглый бездельник с претензиями. Сам Бьерн выглядел как умный, жесткий и сильный мужик, добившийся всего своим горбом. Но на сынке его, как водится, природа решила отдохнуть. И друзей себе нашел таких же. Теперь тупорылый повеса с не менее тупорылым другом втравили папу в крупные неприятности. Это стало возможным не в последнюю очередь из-за того, что они озвучили приукрашенную версию событий, приведших к получению телесных повреждений.

— Вломился с бабой в руке, — продолжил я. — Потом он врезал ей так, что чуть голова не отлетела. Платье рванул и на кровать бросил. А там я. Вот и сказал ему, что все, друг, спасибо, можешь идти.

— Врешь, ублюдок, — заорал Бьерн и толкнул поцарапанного, — говори, как дело было!

— Он сказал мне, чтобы я эльфийку, — по стенам зашептались, — в покое оставил.

— Ну раз ко мне в комнату не только затащил и на кровать бросил, но даже и платье разорвал, то я счел это подарком, так сказать, в счет будущей дружбы. Чтобы меня не оскорбило вторжение ночью в мои покои. — Ярл ухмыльнулся. По стенам тоже послышались смешки, судя по всему, симпатии были на моей стороне. Чересчур бесцеремонные ночные вторжения обществом не одобрялись, хозяин был вправе прикончить непрошеных гостей, не разбираясь, что им вдруг понадобилось. Я продолжил развивать успех. — Спасибо, говорю, за женщину, очень тебе благодарен, но ты тут лишним будешь. Подсказчиков мне не надо, сам справлюсь.

Собравшиеся начали посмеиваться довольно откровенно. Истец, он же пострадавший, ощерился, на изукрашенной кровоподтеками и синяками зеленой морде выражение смотрелось довольно забавно.

— В моей комнате, на моей кровати для посторонних места нет. А кто решит, что есть, будет потом на своих кишках валяться, — сделав паузу для пущего эффекта, абсолютно серьезным голосом добавил я.

— И что дальше? — продолжил расспросы ярл.

— А дальше он зачем-то выхватил кинжал, — пожал я плечами. — Пришлось его бить, пока меня не зарезал.

— Я за эльфа его принял, — попытался оправдаться виновный. В зале заржали.

— Ты что, в темноте не видишь? — умильным голосом уточнил ярл и запустил шпильку в район очень злого Бьерна. — От кого тебя мама тогда родила? Друг твой тоже в темноте не видит?

— Светлый он кожей, — сник оппонент.

Попытку Бьерна раскрыть пасть пресек ярл, жестом приказав молчать.

— Так что, родственники моей жены с островов у меня погостить не могут? — повысил ярл голос. — Без того, чтобы их в темноте резать не стали? За эльфов приняв? Что вообще эльф где-то, кроме тюрьмы, делать может? У моих детей тоже кожа светлая, — продолжил старик, — и что, ты, в темноте их встретив, сразу бы убивать стал? Так у меня и внуки есть, значит, им тоже в моем замке беречься надо? Как бы кто ночью не зарезал? Спросил ты, кто перед тобой? — в открытую заорал ярл на сопляка, даже не играя в объективность.

— Нет, — сразу упредил я возможную попытку соврать. — Молча за кинжал схватился.

— Дальше что было? — смягчив голос, обратился ко мне дед.

— Этот упал и остался лежать, появился второй. Увидел, что приятель лежит, сам на меня с кинжалом бросился.

— Спросить, кто ты или что другое, не пытался?