Жажда перемен — проклятие рода человеческого.

Или благословение.

— Не переживай, — сказал он. — Я доставлю его домой в целости и сохранности.

— Только бы он все понял! Мы готовы жертвовать ради него всем, чем угодно!..

Лорана продолжала говорить, но Танис не слышал ее голоса. В его голове раздавался голос другой женщины, другой матери: «Чем ты пожертвуешь для своего родного сына? Своим благосостоянием? Своей честью? Своим добрым именем?»

Это были слова Сары — Сары, заменившей мать Стилу Светлому Мечу.

Похолодев от ужаса, Танис припоминал видение. Он не вспоминал о нем годами, сумел выкинуть это из головы. Но вот он снова остановился в проклятой крепости Лорда Ариакаса, Рыцаря Такхизис. Расступились темные облака. Сквозь трепещущий разрыв в облачной завесе пролился серебристый свет Солинари, и Танис успел увидеть опасности и несчастья, вьющиеся вокруг его хрупкого сына, словно управляемый кем-то дождь. Тут Солинари снова поглотили темные облака, и видение пропало. И он забыл его.

До поры до времени.

— Что случилось? — Лорана, не на шутку перепуганная, пристально смотрела на него. Как же хорошо она его знала! Даже слишком…

— Ничего страшного. — Танис через силу выдавил успокаивающую улыбку. — Просто ночью мне приснился плохой сон. Наверно, он до сих пор на меня действует. Ну, тот, о войне, ты знаешь…

Лорана знала. Она тоже видела эти сны. И понимала, что он не говорит ей правды не потому, что не любит ее, и не потому, что не доверяет или не уважает ее, а просто потому, что не может сказать. С раннего детства он привык держать при себе и свои переживания, и обиды, и страхи. Выдавать слабости значило давать кому-то преимущество над собой. Она не могла упрекнуть его. Она видела, как он был всеми отринут. Получеловек в эльфийском обществе, он жил в Квалинести изгоем, не зная ни милосердия, ни жалости. Эльфы всегда давали ему понять, что он был — и будет — отверженным.

— Что скажешь о Рашасе? — тактично переменила она тему.

— А вот с Рашасом мне тоже неплохо бы выяснить отношения, — сказал Танис со злостью. — Чувствую, его это рук дело. Интриги, всегда интриги!

Удивляюсь, как это Портиос оказался с ним заодно.

— У Портиоса другие заботы, дорогой. Но теперь, когда Сильванести свободна от снов Лорака, Портиос наконец сможет вернуться домой и заняться делами своей страны.

Сны Лорака… Лорак был эльфийским королем, правителем Сильванести до Войны Копья. Видя, что его страна близка к гибели от руки вторгшихся в нее армий Владычицы Тьмы, Лорак попытался использовать один из могущественных волшебных Глаз Дракона, чтобы защитить свой народ, свою страну. Но вместо этого произошла трагедия: Лорак сам пал жертвой Глаза. Злой Дракон, Циан Кровавый Губитель, воцарился над Сильванести, наведя на Лорака темные сны.

Сны становились реальностью. Сильванести была заколдованной опустошенной страной, кишащей злобными тварями, которые являлись одновременно и реально существующими, и бредовыми видениями.

Даже после смерти Лорака и поражения Владычицы Тьмы Сильванести не была полностью освобождена от темноты. В течение многих лет эльфы боролись с пережитками сновидений, сражались с тьмой и злыми созданиями, которые продолжали скитаться по стране. Только теперь наконец эльфы избавились от них полностью.

Танис думал об истории, происшедшей с Лораком, и думал со злостью, что было вполне уместно в сложившейся ситуации. Опять какие-то эльфы действовали неразумно, не опасаясь возможных дурных последствий. Какие-то старые, идущие-своими-путями эльфы вроде сенатора Рашаса.

— По крайней мере теперь у Портиоса есть кое-что, что отвлечет его внимание от многочисленных неприятностей, — я имею в виду их с Эльханой будущего ребенка, — с самым жизнерадостным лицом, которое он только смог изобразить, вел Танис светскую беседу, шнуруя между тем свои кожаные латы.

Лорана смотрела на его доспехи, которые он никогда не надевал, кроме как в крайних, грозящих серьезными неприятностями, случаях. Она прикусила губу, но ничего не сказала, продолжая, по его примеру, разговор о политике.

— Я знаю, Эльхана очень довольна. Она так давно хотела ребенка. И не сомневаюсь, что Портиос тоже счастлив, хотя и старается делать вид, что его отцовство — не больше чем исполнение долга перед своим народом. Я вижу теплоту в их отношениях, которой не было никогда раньше, и начинаю надеяться, что теперь они будут заботиться друг о друге.

— Главное, вовремя, — пробормотал Танис. Он не слишком любил свояка. Завязав дорожный плащ, он взял вещмешок и наклонился поцеловать жену.

— До свидания, любимая. Не терзайся слишком сильно, если мы вернемся не тотчас же.

— О Танис! — Взгляд Лораны проникал в самую его душу.

— Не бойся. Мы с мальчиком нуждаемся в длинном разговоре. Теперь я это вижу, а должен был увидеть давно. Но я надеялся… — Он запнулся и не стал продолжать. Потом добавил:

— Словом, если что — пришлю тебе весточку.

Пристегнув меч, он еще раз чмокнул ее в щеку и вышел.

Следы его сына найти было несложно. Весенние дожди поливали Солантус целый месяц, и следы лошадиных копыт глубоко и четко отпечатались на грязной дороге. Единственный, кто, кроме Гила, проезжал этим путем за последнее время, был сэр Вильям, доставивший письмо от Карамона, но он ехал в противоположном направлении, следуя в Соламнию, тогда как «Черный Лебедь» был расположен на пути, ведущем в Квалинести, на юг.

Танис ехал спокойным шагом. Восходящее солнце сверкало в небе огненным серпом, в траве блестела роса. Утро выдалось ясным и достаточно свежим, так что плащ оказался весьма кстати.

«Гилу должна понравиться такая прогулка», — сказал сам себе Танис. С преступным удовольствием он предался воспоминаниям о другом сбежавшем юноше и его ночном путешествии. — У меня-то лошади не было, когда я решил уйти. И я ушел пешком из Квалинести на поиски Флинта. У меня не было ни денег, ни цели, ни головы на плечах. Удивительно, как я остался в живых.

Танис горько рассмеялся, покачав головой. «Но я был одет достаточно бедно, чтобы не привлечь внимание грабителей, не имел средств на гостиницу и поэтому избежал стычек и драк. Ночи я проводил, бродя под звездами, и мог дышать полной грудью.

Ах, Гил, — вздохнул Танис, — я постоянно совершал одну и ту же ошибку, которую я сотни раз запрещал себе делать. Я ограничивал тебя, стеснял твою свободу. Узы были сотканы из шелка, созданы с любовью, но от этого они не перестали быть узами. А как иначе я мог поступить? Ты так дорог мне, сынок! Я так тебя люблю! Я не хотел, чтобы с тобой произошло какое-нибудь несчастье…

Прекрати ныть, Танис! — оборвал он сам себя. — Так только накличешь беду, и можно себе представить, во что все это выльется. Сегодня прекрасный день, Гил на чудесной верховой прогулке. А потом мы проговорим всю ночь, и это будет настоящий, откровенный разговор по душам. То есть твой разговор, сынок. Я буду только слушать и стараться понять. Обещаю тебе».

Танис продолжал ехать по следам лошади Гила. Он увидел, как юноша, отпустив поводья, предоставил лошади свободу, увидел следы бешеного галопа — и у лошади, и у всадника закружилась от свободы голова. Но потом Гил успокоил лошадь, и дальше они вполне разумно ехали ровным шагом, чтобы не утомить коня.

— Ну что же, совсем неплохо, малыш, — одобрительно пробормотал Танис. Гордость за сына согрела его.

Выкинув из головы беспокойство, он начал придумывать, что скажет Рашасу из Талас-Энтиа. Танис хорошо знал этого эльфа. Примерно того же возраста, что и Портиос, Рашас обожал власть и ничего более политических интриг не любил. Он был самым молодым эльфом из тех, что когда-либо заседали в Сенате. Говорили, что он выживал своего отца до тех пор, пока старый эльф не пал духом под его давлением и не уступил сыну свое место.

Во время Войны Копья Рашас мешал Солостарану, Беседующему-с-Солнцами.

Преемник Солостарана, Портиос, теперь тоже боролся с этими интригами.