— Ну-у-у, — протянул бармен.

— Ну-у-у, — передразнил его собеседник, — пришьет он меня, как дешевую свинью. Да и потом, кто мне его даст, у меня уже была судимость, мой материальный и социальный статус не позволяют мне держать ребенка в принципе, по закону то есть. И если они узнают, что я взял его себе, меня…

— Тебя…

— Да, меня отправят в кутузку, а это место, извини, не для меня.

— Ладно, успокойся, выпей-ка ещё.

— Давай, — не колеблясь ответил он.

Осушив четвертый стакан пива, он закусил какой-то ерундой.

— Все, приятель, мне пора у меня с часу до трех, — он посмотрел на часы, — а время — без пятнадцати три. А ещё шлёпать три квартала.

— Пять долларов, братан.

Убийца с грустью посмотрел на только что вынутую из кармана пятидолларовую бумажку.

— И это называется «American Dream» [4]. Сдачи не надо, — съехидничал он. Затем вышел из заведения и быстрым шагом пошел вдоль однообразно выстроившихся домов. Быстро одолев три квартала (время уже было без семи минут три) он зашел в двадцатиэтажное здание с названием «Американская благотворительная ассоциация — Здоровье и жизнь». Поднялся на шестой этаж, где красовалась огромная надпись «Детский приют». Зайдя в единственную дверь в холле, он оказался в коридоре с большим количеством дверей слева и справа. Он зашел в комнату номер 603. Где сидела полная женщина в белом халате и что-то писала.

— Здравствуйте, — улыбнувшись сказал он, — моё имя — Теодор Уайт я пришел к Стивену.

— Вы сегодня задержались, мистер Уайт, ещё немного и мы бы уже закрылись, — также улыбнувшись ответила женщина. — Идите за мной!

Она вышла, Теодор пошел за ней, по-прежнему держа в руке огромного плюшевого льва. Они прошли пять дверей и зашли в 613, которая представляла собой большую игровую комнату, в которой играли около десяти ребят. Не успели они открыть дверь, как один мальчик сразу вскочил и побежал к вошедшим.

— Папа! — радостно вскрикнул он.

— Пожалуйста, — добрым голосом сказала женщина, — не забывайте, через пятнадцать минут закрываемся на тихий час.

— Хорошо, спасибо.

Теодор взял ребенка за руку, зашел в комнату и сел на мягкий диван.

— Это тебе малыш. Держи.

— Спасибо, пап.

— Веселишься?

— Да.

— Чем занимались сегодня?

— Ходили по городу, заходили даже в Дисней Лэнд. На американских горках кататься не дали, зато повеселились здорово. Пришли уже давно. Мисс Питерсон сказала, что ты скоро должен прийти. Прошло уже больше часа, я начал уже бояться, что ты не придешь.

— Малыш, как же я мог про тебя забыть, ты же знаешь, я каждый день прихожу и буду приходить.

— Я знаю. Ещё сегодня рисовали.

Он отбежал в другой конец комнаты, подошел к двенадцати расположенным друг с другом ящичкам, открыл один из них, на котором было написано Стивен П. Андерсон. Достал какой-то листочек, деловито захлопнул его и подбежал обратно к Теодору.

— Смотри.

Он показал пальцами на трогательную разноцветную картинку.

— Это я, это — ты, это — наш дом.

— Какой огромный, — улыбнулся Теодор.

— Мы будем жить там, я знаю.

— Обязательно, малыш.

Он сделал серьезное лицо, затем опять посмотрел на рисунок.

— Ох малыш, — он вздохнул, — красиво.

Малыш Стивен тоже стал серьезным, что было очень не характерно для одиннадцати веселившихся малышей.

— Папа.

— Да.

— А когда мы можем пойти домой? Уже почти всех ребят забрали по домам, приходят новые, а я здесь уже больше года. Уже многих забрали папы и мамы. Почему моя мама никогда не приходит ко мне? Почему ты меня не забираешь. Ты не хочешь чтобы я жил с тобой?

С этими словами он опустил глаза и они у него стали постепенно краснеть.

У Теодора на душе стало тревожно.

— Нет, что ты говоришь, конечно хочу. Просто… Как же тебе объяснить малыш. Я сейчас немного занят, я работаю, зарабатываю большие деньги и строю нам большой, большой дом. Точно такой же как у тебя на картинке.

— Правда? — Стивен поднял голову и горящими глазами радостно посмотрел на Теодора.

— Да. Ты же видишь, если бы я не хотел, чтобы ты со мной жил, стал бы я приносить тебе такие подарки и приходить каждый день? А? Подожди ещё немного, и мы переедем в огромный дом, устроим там настоящий Дисней Лэнд. Ещё лучше того, куда ты сегодня ходил.

— Здорово.

— Конечно.

Тут в комнату зашла та самая женщина.

— Мистер Уайт, время.

— Да, да.

— Не очень приятная женщина, — с хитрым голосом прошептал Теодор. — Она всегда меня прерывает. Мне придется уйти, малыш.

— Ты завтра придешь?

— Как всегда.

— Не задержишься?

— Нет, — ответил Теодор, — даю слово.

— Хорошо, пап, пока!

Он обнял «отца» и Теодор вышел.

— Он вас ждал сегодня все полтора часа, мистер Уайт, — говорила женщина, идя вместе с Уайтом по одному коридору.

— Я уже извинился перед ним, за то что опоздал.

— Я хотела сказать, — они остановились, — что я вас очень уважаю мистер Уайт. Я же вижу, что материально вы не очень обеспечены, но вы покупаете ему подарки. Я вижу как вы любите его. У нас, к глубокому сожалению, больше нет ни одного отца или матери, который бы столь регулярно приходил к своему ребенку.

— Просто я действительно люблю его, — серьезно ответил Уайт.

— Знаете, я вас давно хотела спросить.

— Я вас слушаю.

— Вы же знаете, что документы о его родителях сгорели и мы ничего не знаем о его родственниках или настоящих родителях. Здесь как бы история, окутанная загадками.

— Я знаю, мисс Питерсон, что вы хотели спросить.

— Я хотела спросить, вы знали его родителей?

— Нет, его мать я не знал.

— А отца? Он жив?

— Да, он жив, но его настоящего отца лучше никогда не знать. — резко сказал он быстро ушел прочь.

И всё-таки, как бы охранники не грозились, «эту суку» решили всё же выпустить через пять дней, как и обещали. Сами охранники с удовольствием держали бы его голодом в этом карцере, до скончания дней. Но начальство запретило нарушать устав, и больше чем на 10 дней (в зависимости от нарушения) в карцере держать нельзя. Охранники невзлюбили Питера с самого начала. Потому что если он затевал очередную драку, разнимать приходилось им. И даже если они сразу остановили драку, им всё равно был выговор за то что они не следят за дисциплиной так, как нужно в этой колонии.

Он лежал в уже знакомой ему комнате с мокрыми полами и текущим потолком. Он даже наизусть помнил стук и порядок открывания шести громких засовов на двери.

Вот и сейчас дверь снова загрохотала, засовы стали по очереди открываться и вот! В двери показались уже три знакомых рожи.

— Вставай, замухрышка! — прошипел охранник.

От бездвижимости у Питера затекли ноги и он с трудом мог шевелить ими, не говоря уже о руках. Он неуклюже, лежа на полу, повернулся в сторону выхода.

Они подошли и резко, как обычно здесь, подняли его на ноги и потащили его к выходу. Сначала он беспомощно шарил ногами по полу, но потом постепенно стал ощущать пол под собой. Охранники постепенно отпускали его и уже через минуту, он спокойно стоял и даже шел. На руках и ногах по-прежнему были надеты наручники.

— Куда мы идем, — шепелявя произнес Питер, — черт вас побери!

— Жрать идем, умник!

— Всё, я умолкаю.

Питеру, пролежав в карцере почти 120 часов, удалось поесть только один раз, только потому что кормили здесь раз в два дня. А для Питера — особая норма — раз в три дня.

Спустившись по знакомой лестнице, пройдя мимо проходного поста охраны, они подошли к узкой, но высокой двери, это была столовая. Также как и на прогулке, здесь была толпа, потому что заключенных было много, а запускали по одному. Питер стоял переминаясь с ноги на ногу и растирая руки (наручники с него сняли, т. к. во время пребывания в столовой существовало правило, снимать наручники).