Сразу же в памяти всплыл Вольдемар, который тоже хотел отправить меня на тот свет похожим способом. В тот раз мне на помощь пришёл сотрудник госбезопасности, сейчас же… Сейчас выручила Елена Андреевна. Она оказалась расторопнее Анатольича, опустив на голову Василия тот самый табурет, которым я колошматил его подельника. Вася сразу обмяк, а я не без труда сдвинул с себя этот центре обмякшей плоти и (кажется, гортань не повреждена) поблагодарил мою спасительницу:

— Спасибо, Елена Андреевна, если бы не вы…

— Да не за что, — кивнула она. — Лида, заткнись, пожалуйста, воешь как сирена, а то сейчас соседи милицию вызовут. Хотя… Был у тебя шанс, но ты им не воспользовалась.

Один из душегубов, которого я отпустил, уже успел сделать ноги. Оставшихся двоих мы надёжно спеленали, после чего Анатольич отправился искать телефон-автомат. Я подумал, что найти в этом захолустье таксофон — задача не из лёгких, однако Храбсков вернулся уже минут через пятнадцать.

— Автомат не нашёл, зато через два дома у соседей стоит телефон, с него и вызвал.

В ожидании самого тренера, а затем и милиции Елена Андреевна проводила с Лидой воспитательную беседу. Но та, судя по её остекленевшему взгляду, казалось, отключилась от всего вокруг происходящего. В состояние транса она впала моментально после того, как старший администратор велела ей заткнуться, и теперь, казалось, ничто не может вернуть её в реальный мир. И в этот момент вдруг из своей спаленки показался мальчонка, не без труда удерживающий в руках … мой диктофон. Я тут же кинулся к нему на помощь, не дай бог уронит.

Выходит, и обыска дожидаться не пришлось, моя вещь возвращается ко мне. Но на мальчонку по-прежнему было жалко смотреть. Мне даже в какой-то момент захотелось оставить аппарат парнишке, хотя на кой он ему, дошколёнку? Ему бы лучше одежонку приличную да еды нормальной. И его сестрёнке заодно. Мать называется!

В той же спаленке под кроватью обнаружилась и упаковка кассет. Конечно, условия, в которых жили дети, это… Аж ком в горле встал. Что-то я к старости становлюсь сентиментальным… Так-то я, конечно, понимал, кто и что я и, как мне казалось, сумел более-менее адаптировать сознание в соответствии со своим молодым телом. Но всё же тот, сейчас уже 60-летний Варченко, что сидит где-то глубоко внутри молодого Максима, изредка прорывается наружу. Как вот сейчас… В прежней жизни в свои 17 лет я бы вряд ли воспринял вид несчастных детишек столь эмоционально.

К моменту появления милиции спеленатые бандиты давно уже очухались. Матерились, извивались, пытаясь освободиться, но в ответ разве что удостоились нескольких лёгких пинков, чтобы особо не дёргались.

— Ого, да это, похоже, Вася Кукушкин, он же Кукуха! — радостно осклабился капитан, и его такими же довольными улыбками поддержали приехавшие с ним лейтенант и сержант. — Как удачно получилось, его милиция уже полгода ищет по всей стране, а он к старой знакомой всё же пожаловал. Шевченко, помнишь, я говорил начальству, что за домом нужно наблюдение установить? Не послушали… А это кто с тобой, Вася? О-о, похоже, Колян Дымов, по кличке Дымок. Дымок, ты свои лёгкие табаком ещё не сжёг?

Дальше последовала сцена надевания наручников, составления протокола по поводу драки с порчей личного имущества в виде куртки Анатольича, и препровождения уголовников в «уазик».

— А с вами что будем делать, гражданка Борисова?

Та вышла из ступора, когда её Васю, как оказалось, старого знакомого и нынешнего сожителя, который приводил сюда бухать своих дружков, уводили под белы рученьки. Из её глаз градом хлынули слёзы, одновременно она жаловалась на свою несчастную судьбу, мол, появился в доме мужик, хоть как, но помогал, а теперь она одна с двумя детьми, да ещё уволенная из гостиницы, пойдёт по миру. Я подумал, что чем с такой мамашей жить, уж лучше детям будет в детдоме, как бы ни кощунственно это звучало.

И вот теперь капитан обратил внимание на уже переставшую выть, но пока ещё всхлипывающую Лиду.

— Ну так что мы с вами будет делать? Что молчите, Лидия Витальевна? Что голову повесили?

— Нечего мне сказать.

— Раз нечего, то, видимо, придётся вам проехать с нами.

Она посмотрела на капитана исподлобья, её верхняя губа дрогнула, как у хищника.

— А детей мне с собой в камеру?

— Так мы вас надолго не задержим… Пока. Кто-то из соседей сможет за детьми приглядеть, пока будем оформлять вам подписку о невыезде?

— Нет у меня таких соседей.

— Что ж вы, гражданка Борисова, столько лет здесь живёте, а с соседями так и не подружились? Дети посещают дошкольное учреждение?

— Посещают, — бурчит она, опустив глаза.

А стоявшие рядом сынок и дочурка вцепились пальчиками в её грязный халат, глазёнками огромными хлопают, и молчат.

— Такое ощущение, что их кормят только там, а дома они щепки грызут… Даже не знаю, что с вами делать. Хоть тоже детей в отделение отправляй.

И посмотрел почему-то на меня. Я пожал плечами:

— Я свои вещи в общем-то вернул, так что писать на Лидию Витальевну заявления не вижу особой нужды. Особенно учитывая наличие у неё двух несовершеннолетних детей.

— Значит, обойдёмся без заявления, — не скрывая облегчения, заключил капитан.

Не скрывала облегчения и Елена Андреевна. Думаю, лишний скандал, связанный с подведомственной гостиницей, ей ни к чему. А историю с теперь уже бывшей горничной, может быть, как-то удастся спустить на тормозах.

— А за курточку указанные в протоколе 65 рублей вам Кукушкин, скорее всего, будет выплачивать компенсацию, находясь в заключении, — подытожил представитель органов правопорядка, обращаясь к моему тренеру. — Выплаты, конечно, не сразу и не вот, но рано или поздно своё вернёте. Срок ему светит сто процентов, и суд, уверен, не будет тянуть с отправкой Кукушкина в места не столь отдалённые.

Милиция отбыла восвояси, и мы остались вчетвером: я, Анатольич и Елена Андреевна, а напротив нас кусавшая губы Борисова, в которую мальцы вцепились так, словно боялись, что мамку у них отнимут.

— Вот что, Лидия, — глядя в глаза бывшей горничной, жёстко произнесла старший администратор. — Завтра придёшь в отдел кадров и напишешь заявление по собственному желанию, потом ко мне на подпись. Так уж и быть, не будем портить тебе трудовую книжку 33-й статьёй. Хотя бы сможешь себе какую-нибудь работу подыскать. И не надо на меня смотреть волчицей! Ты вообще должна в ноги упасть вот этому молодому человеку, молиться на него, что он не стал писать на тебя заявление… Ладно, идёмте, товарищи, это всё равно, что об стенку горох. Не забудь, Борисова, завтра в отдел кадров за расчётом. Так уж и быть, рассчитаем, чтобы хоть было чем детей кормить, пока новую работу не подыщешь. Если не явишься — придётся по 33-й увольнять за прогулы.

По пути к машине Елена Андреевна всё вздыхала, жалела детей, у которых такая беспутная мать.

— Ну вот кто из них вырастет? — вопрошала она, напряжённо глядя на освещаемую фарами заснеженную дорогу. — Этого забрали, так она другого себе такого же уголовника найдёт. Уж на что я не люблю детские дома, но мне кажется, это единственный выход из данной ситуации. Да и… Да и в конце концов можно попасть в приёмную семью. Я сама выросла в приёмной семье, мои родители погибли при бомбёжке поезда, а меня, 4-летнюю, ревущую от ужаса девчонку, удочерила одна из спасшихся при бомбёжке женщин.

Голос её на мгновение дрогнул, но она тут же справилась с эмоциями и уже более твёрдо произнесла:

— Я тоже одна растила сына с семи лет, так уж получилось, не уберегла мужа, сгорел от рака за три месяца… Но старалась, чтобы мой Лёша ни в чём не нуждался. Парень закончил институт в позапрошлом году, сейчас в Москве в конструкторском бюро работает, вот жениться вроде как собрался. Я считаю, рано, надо в столице сначала нормально обустроиться.

Видно, давно у неё не было повода выговориться, раз так откровенничает с почти незнакомыми людьми.

— Скучно одной, наверное, вечерами? — спрашивает Анатольич с долей сочувствия в голосе.