Пришлось пообещать, что у Бушманова будет право первой ночи. В конце концов, издательство «Молодая гвардия» — одно из самых известных в СССР, и публиковаться под его эгидой мечтают многие авторы. В самом деле, сколько писателей годами обивают пороги и «Молодой гвардии», и куда менее престижных издательств в надежде увидеть свои творения отдельно изданной книгой, или на худой конец в каком-нибудь сборнике. А тут мне, 17-летнему (ладно, ладно, не ворчите, пусть уже почти 18-летнему) оболтусу делают такие предложения, так с чего я должен отказываться?

А спустя сутки после возвращения из Москвы встретиться со мной захотел Георг Васильевич Мясников. Пригласил к себе в кабинет к 8 утра, из-за этого снова пришлось отпрашиваться, на этот раз с первой пары.

Судя по виду второго секретаря обкома партии, он собрался сказать мне что-то хорошее. И я не ошибся, потому что речь зашла о «Грэмми».

— Пришлось, конечно, попотеть, — стал набивать себе цену Мясников. — Ходил к Ермину, тот сделал запрос в Министерство культуры, в ведомстве Демичева тоже изобразили какие-то телодвижения, после чего они всё же пришли к решению, что надо бы премию тебе всё-таки вручить. И не только вручить, но и сделать это публично, с привлечением средств массовой информации.

— Ого, с чего это вдруг?

— Что значит «с чего»? Что значит «вдруг»? Это твоя заслуженная награда, другое дело, что нашла она тебя не сразу. Ну так и доставлять её пришлось с другого конца земного шара. Демичев пообещал подтянуть не только газеты, но и телевидение. Решили назло нашим западным недоброжелателям доказать, что даже их никчемные награды находят своих героев… Извини, немного погорячился с «никчемными», но ты мою мысль, надеюсь, понял?

— Да я и не обижаюсь, «Песня года» куда круче какого-то «Грэмми», — добавил я в голос толику сарказма.

— А чем тебе наша «Песня года» не нравится? — вкрадчиво поинтересовался Георг Васильевич.

— Да вы что, я же совершенно искренне сказал! Нашу «Песню года» смотрит вся страна… У них «Грэмми», правда, тоже вся Америка смотрит, но населения в СССР больше, значит, и «Песню года» народу смотрит больше.

— Смотри у меня, — то ли в шутку, то ли всерьёз погрозил он мне указательным пальцем. — Короче говоря, вручать тебе премию будут 9 марта, на следующий день после празднования Международного женского дня и накануне твоего дня рождения. Такой вот тебе подарок, с моей, кстати, подачи дату выбрали, так что цени.

— Георг Васильевич, мой ансамбль вечером 8 марта в драматическом театре участвует в концертной программе, посвящённой Международному женскому дню. Мы успеем на поезд?

— Мы с тобой 9-го утром летим на самолёте — я буду тебя сопровождать в качестве официального представителя — так что успеем, не переживай. Я тоже, кстати, буду в театре, награждать вместе с Ерминым передовиков… передовиц… передовичек… Тьфу! Короче, награждать лучших женщин города и области. А церемония твоего награждения пройдёт в Министерстве культуры, и «Грэмми» тебе вручит, возможно, сам Демичев. Он в последнее время неважно себя чувствует, но, надеюсь, сил вручить тебе статуэтку у него хватит. Костюм-то есть приличный?

— Увы… Был один, так я в него уже не влезаю, всё больше в джинсах.

— Надо купить, — сурово сдвинул брови Мясников. — Чтобы всё — как положено: выглаженный костюм, белая сорочка, галстук, начищенные ботинки…

— Может, без галстука, как-нибудь более демократичное?

— Демократичное — это вон пусть в Америках у себя они хоть голышом вручают друг другу премии, а у нас всё серьёзно. Так что озаботься, уж купить у тебя или даже пошить на заказ есть на что, думаю, на книгах и песнях нормально зарабатываешь. Не хочу, чтобы в Москве надо мной из-за тебя посмеивались.

Так и пришлось заняться поиском приличного костюма. Но дело это оказалось нелёгким, то, что предлагала отечественная текстильная промышленность, меня категорически не устраивало. В итоге так и пришлось идти в ателье «Берёзка», располагавшемуся напротив Кукольного театра на Московской, выбирать самому ткань и доплачивать за срочность, чтобы успели сшить к 8 марта, так как в этот день ателье по случаю праздника уже не работало.

Два дня спустя меня пригласил на встречу Сергей Борисович. Как обычно, на конспиративной квартире, которую мы промеж себя в шутку называли «чайной».

Поздравил с победой на первенстве РСФСР, поинтересовался моими делами и планами, затем неожиданно спросил с ироничной ухмылкой:

— Ну как тебе, понравилось богемное общество?

— Какое? — не сразу понял я.

— Которое собирается на квартире у некоей Ники Щербаковой.

— А-а… Вы и про этот постыдный факт моей биографии знаете, — понимающе кивнул я.

— Почему же постыдный? Ты вёл себя вполне пристойно… В отличие от некоторых гостей её салона. И песни пел… вернее, вторую песню спел правильную. Только зачем про волка какого-то ещё пел?

— Про волколака, — поправил его механически. — Это я так, немного похулиганить решил.

— Похулиганить… О твоём «хулиганстве» информация уже на следующий день дошла куда надо, хорошо ещё, что нам твоё дело спустили, велели разобраться на месте. Считай, от меня лично получил выговор.

В этот момент я мысленно перекрестился, что не стал исполнять «Над крестами вороньё», иначе, боюсь, так бы легко не отделался.

— А я вчера с Мясниковым общался, с Георгом Васильевичем, — продолжал Козырев. — Он не знает про наши с тобой дела, что мы вообще с тобой знакомы, но в разговоре упомянул про твои рацпредложения с джинсами и кооперативами. И что ты вообще предлагаешь сделать Пензенскую область экспериментальным регионом.

— Да? А вы что?

— А я как бы ненавязчиво намекнул, что твои задумки по-своему интересны, и могут иметь серьёзное экономическое обоснование… Ну и относительно «Грэмми». Знаешь, благодаря чему решили всё же вручить награду? Вернее, благодаря кому? Мистеру Скотту! Испугались некоторые, что в западных СМИ появится скандальная информация, будто обладателю «Грэмми» не отдают заслуженную награду. Скотт теперь наверняка попытается сделать с тобой интервью, ну или что-то вроде того, так что ты в разговоре с ним будь поаккуратнее. Не первый раз, но всё же… А то расслабишься и сболтнёшь что-нибудь не то.

— Насчёт этого не волнуйтесь, — легкомысленно пообещал я.

— Моё дело предупредить. А то вон даже поёшь не всегда то. Представляешь, если бы в той компании затесался журналист из капстраны, да хотя бы тот же Скотт? И затем о твоей выходке узнали бы на Западе… Боюсь, даже мне было бы после этого трудно тебе помочь. Так что помни мои слова: осторожность и ещё раз осторожность.

— Да я понял… Вы мне лучше скажите, как там дела у Брежнева?

— А что это тебя вдруг Брежнев заинтересовал? — посерьезнел Козырев.

— Так ведь сами говорили, плох он, вот и думаю, ведь наверняка ему уже подыскивают замену?

— Состояние стабильно тяжёлое, — как мне показалось, даже с некоей толикой сочувствия вздохнул Сергей Борисович. — И думаю, что на прежнюю должность он уже не вернётся, тут ты мыслишь в верном направлении. А что касается кандидатуры на пост генерального секретаря… Пока не могу ничего сказать, но вскоре ты сам всё узнаешь.

[1] Известный театральный художник, вторым браком был женат на Белле Ахмадулиной

[2] Девиз Мохаммеда Али

8 марта — это ещё робкая, но всё же весенняя капель, слепящее солнце и бездонное, лазурное небо! И сегодня, в Международный женский день, стоит именно такая погода. Накануне праздника написал несколько поздравительных открыток, отправил немногочисленным родственницам. А сегодня с утра мы с батей поздравляем маму, вручаем огромный букет тюльпанов и набор закупленных в Москве дезодорантов. С цветами в преддверии праздника напряжёнка, брал на рынке по 50 копеек за штуку. Для Инги и будущей тёщи, кстати, тоже. Успели с мамой по-быстрому навестить бабушку, поздравить с праздником, вручить помимо продуктовой передачки поздравительную открытку. Оказавшегося на работе главврача тоже поздравили, в смысле, я поздравил, как мужчина, вручил конверт, в котором помимо открытки находились несколько купюр.