— Завтра до обеда я в Москве, а потом на электричке уезжаю в Калинин на первенство республики по боксу.

— Так ты ещё и боксёр? — воскликнул Высоцкий.

— Есть немного, в прошлом году выиграл юниорское первенство Европы.

В общем, с Плотниковым договорились, что завтра я сам к нему подъеду часам к 11, а с Владимиром Семёновичем рамы расстались если и не как друзья, то уж точно, как хорошие знакомые. Щербакова попыталась было меня уговорить остаться на ночь, обещала постелить в дальней комнатушке, но когда я представил, как эта нетрезвая женщина полезет в мою постель, а мне, давшему клятву верности Инге, придётся её обламывать… Нет, вдруг и не полезет, шут её знает, но, в любом случае, когда эти гости разойдутся? Мне что, в 4 утра спать ложиться? Нет уже, лучше я на квартире Пугачёвой нормально отосплюсь.

[1] Получил он ее лишь восемь лет спустя на первой церемонии кинонаграды «Ника». И тогда, однако, режиссёру награду никто не хотел отдавать навсегда. Владимир Меньшов каким-то чудом сумел унести её домой.

[2] Американская гитаристка, известная своим совместным выступлением с Майклом Джексоном в поддержку нескольких его туров.

[3] Композитором кинофильма изначально был Зацепин, которому и принадлежала идея картины, Пугачева попросила включить несколько композиций юного поэта и композитора Бориса Горбоноса, якобы инвалида из Люберец. Режиссер согласился, а позднее было установлено, что никакого Горбоноса нет, а песни написала сама Пугачева. Зацепин серьезно обиделся — и на мистификацию, и на то, что его мнение в данном вопросе не учли.

[4] Салон Ники Щербаковой располагался в квартире с выходом на крышу, в шикарном доме на Садовом кольце около Малой Бронной. Там собирались как диссиденты, так и ревнители советского строя жизни, но преимущественно люди, имеющие отношение к искусству. Салон, как и другие аналогичные места, где собиралась так называемая богема, находился под «колпаком» у КГБ. Правда, к концу 70-х под нажимом комитетчиков такие салоны стали прикрываться. Щербакова, встав в середине 80-х перед выбором — заграница или тюрьма, выбрала заграницу.

[5] Роль Высоцкого в спектакле «Пугачёв».

[6] Писатель, поэт, драматург, переводчик, архитектор, живописец — Михаил Анчаров считается одним из основоположников жанра бардовской песни в Советском союзе.

[7]https://www.youtube.com/watch?v=lAKxxOXAj6k&t=4s далеко от идеала, но хотя бы ознакомить с мелодией

Валерий Плотников обитал вместе с семьёй хоть и в центре столицы, в Пестовском переулке, но ютились в полуторке. А ванную комнату он использовал в качестве лаборатории.

— Мы вчера только под утро разошлись, — посетовал он, моргая воспалёнными глазами. — Но я жену предупредил, чтобы в 8 утра меня разбудила, я же обещал тебе фото отпечатать.

А что, вполне неплохо мы с Высоцким получились. Оба в профиль, я при этом на полголовы его выше, даже учитывая, что бард на тусовке был обут в ботинки на солидном каблуке. Вчера никто не разувался, правда, и ковров на полу в зале, где мы фуршетили, я что-то не приметил. На фотографии Высоцкий слегка улыбается, я тоже, но смущённо, и даже, мне кажется, на чёрно-белом фотоснимке заметно, что у меня покраснели щёки и уши.

И это было ещё не всё. Плотников снимал весь вечер, так что я обнаружился и на других фотографиях. На одной я с маленьким бутербродом в руке стою между Пугачёвой и Стефановичем, слушаю, как Алла мне что-то втирает. Кажется, про «Сопот» разговор шёл, она спрашивала, что там с песней для фестиваля? Ещё на одной фотографии я на заднем плане, тянусь к какой-то тарелке вилкой, а на переднем в камеру улыбается Борис Мессерер[1].

Когда я заикнулся про деньги, Плотников печально покачал головой:

— Максим, ты о чём? С друзей я денег не беру.

Вот как, мы, оказывается, друзьями стали? Нет, я в общем-то не против дружить с человеком, вхожим в элиту, так сказать, отечественной культуры, потому и не рискнул вставать в позу, мол, у сурских собственная гордость. Поблагодарил и бегом в метро, нужна гнать на Вешняковскую-11, куда Стефанович с Пугачёвой должны были уже скоро подъехать.

Я всё же успел вернуться до их приезда. Кстати, завалившись в квартиру ночью, до кухни я не добрался, разделся и рухнул на уже разложенный диван. А поутру, проснувшись, обнаружил в раковине гору немытой посуды. На некоторых тарелках застывшие куски еды, чашки потемнели от кофе и чая. К своему изумлению, рядом с пачкой соды тут же обнаружил моющее средство «Fairy», знакомое мне по моему будущему. Хотя чего удивляться, Алка катается за границу, может позволить себе привезти оттуда импортное моющее средство. Да и здесь, в Москве, вполне могла приобрести, просто нужно места знать и иметь соответствующие связи. Тут даже нашлась губка для мытья посуды в виде поролоновой рукавицы, которую нужно было надевать на руку. Так что за десять минут, кабы не раньше, все тарелки оказались перемыта и сложены стопкой на столе, как и два отмытых до блеска стакана.

Потом я сунулся в холодильник: несмотря на поздний фуршет, в животе с утра уже урчало. Обнаружил во внутренностях «Донбасса» слегка заветревшиеся ломтики сыра, полкаталки сервелата и пару бутылок кефира. Был бы с похмелья — кефир пришёлся бы к месту. В хлебнице лежала половина нарезного, в стенном шкафчике нашёл индийский чай и сахар. Взял одну из отмытых чашек, заварил себе чай, сделал бутерброд с колбасой и сухим, но ещё не потерявшим вкус сыром, и в общем-то результатами завтрака оказался удовлетворён. А после этого и поехал искать тот самый Пестовский переулок.

Теперь же, вернувшись обратно, прежде чем раздался дверной звонок и на пороге объявились Алла Борисовна и Александр Борисович, успел ещё и по-быстрому прибраться в квартире, а в холодильник закинуть купленные в соседнем магазине продукты. Пугачёва, увидев результаты моей деятельности, оказалась в лёгком шоке, а Стефанович задумчиво покряхтел, но промолчал. А я попрощался, быстро собрался и рванул на Ленинградский вокзал.

На электричку успел впритык, хотя в общем-то можно было подождать и последнюю, которая отправлялась в 22.00. И надо же такому случиться, что я оказался в одном вагоне со своим тренером! Вкратце рассказал Анатольичу о своих приключениях в Москве, похвалился фотками с Высоцким и Пугачёвой, что вызвало у Храбскова прилив неподдельной зависти.

— Вот ведь жизнь у тебя, Максим, какая насыщенная, — вздохнул он, возвращая мне фотографии. — И откуда всё это вдруг взялось? Я же помню, каким ты в клуб пришёл, ну, извини меня, рохля рохлей. И вдруг как всё резко переменилось. Словно бы тебя подменили!

Знали бы вы, Валерий Анатольевич, как близки к истине… Да скажи я правду — всё равно не поверили бы. Это вон Сергей Борисыч к такому выводу пришёл, ну так он провёл большую предварительную работу, прежде чем вызвал меня на тет-а-тет.

Первым делом отправились в гостиницу «Центральная», выделенную для участников турнира. Находилась она аккурат напротив цирка, который почему-то и принимал первенство республики. Питание — в кафе при гостинице, оно работало с 8 утра до 8 вечера, это вам не почти круглосуточный ресторан.

За нами был забронирован 4-местный номер. То есть за нами и ещё одним спортсменом и тренером. Боксёра звали Хафиз Нигматуллин, он представлял Башкирскую АССР, город Нефтекамск. Вес — первый полусредний, является чемпионом своей республики. Впервые приехал биться на первенство РСФСР под руководством личного тренера Рудольфа Мухамадеевича Гибадуллина. Наставники между собой тут же скорешились, а мы с Хафизом тоже нашли общий язык.

Вообще-то он был потрясён, что удостоился чести жить в одном номере с такой знаменитостью, для него это в первую очередь — чемпион Европы среди юниоров. Музыкой парень интересовался постольку-поскольку, но запись нашего ВИА у него имелась, и вот когда выяснилось, что это мой коллектив — я в его глазах поднялся на вообще недосягаемую высоту. Книги он не читал вообще, читал только то, что задавали по школьной программе, и то через пень колоду. Так что мои литературные потуги для него вообще ничего не значили. Человек твёрдо решил стать великим боксёром, всё остальное — побоку. Но поскольку я в прошлой жизни о «великом боксёре» по имени Хафиз Нигматуллин никогда не слышал, видимо, что-то у него не сложится.