— Так чего ты хочешь? Чтобы Тилль всю жизни при тебе привязанным ходил? Сказала: «нет», значит, «нет». Теперь хоть вой, хоть локти кусай, ты сама Тилля оттолкнула. Может, будет тебе впредь наука, чтобы головой думать, а не языком зря молоть. Забудь Тилля и живи дальше.

— А если не забуду, что ты мне сделаешь? — Похоже, Марьяна снова начинала терять власть над собой.

— Если узнаю, что ты к его жене хоть близко подошла, задеру юбки и выпорю. — Арвид ответил так буднично, что я как-то сразу поверила. Да, действительно, выпорет. — А то ты, похоже, совсем забылась. Пора в чувства приводить.

Марьяна открыла рот, чтобы что-то сказать, но, видимо, посмотрев Арвиду в глаза, промолчала. Он тоже это заметил и спросил, устало потирая виски.

— Ну вот скажи, что ты за человек такой? Мало того, что безмозглая совсем, так еще и характер преотвратный. Ты куда детей тащить собралась посреди зимы?

— На наш хутор. Ты думаешь, если за мной мужика нет, так меня каждый теперь обидеть может? А я теперь — не рабыня. Я и наместнику могу пожаловаться. — Марьяна смотрела на нас с вызовом.

— И чем ты собралась до этого хутора среди ночи добираться? — Арвид снова повернул разговор так, что речь шла не о Марьяне и Тилле, а о совершенно обыденных вещах. Ты учти, у меня кони еще после похода не отдохнули. Можешь прямо сейчас начать писать наместнику (пока он еще наместник), но я свою скотину калечить не дам.

— Но, как же… — Марьяна выглядела ошеломленной. Казалось, такая мысль просто не приходила ей в голову. А ведь и правда, подумалось мне, сюда она приехала на тех телегах, что дал наместник из Швингебурга. На торг ездила на наших телегах. А на чем сейчас собралась срываться среди ночи?

— А вот так. — Пожал плечами Арвид. — Коней не дам, людей — тоже. Люди — не железные, мы два дня провели в дороге, а до этого — рубились с врагом в ночном лесу. Устали все так, что не знают уже, где верх, где низ. А я теперь должен срывать солдат по тревоге, потому что у тебя любовь не сложилась?

— А если утром? — Марьяна потянулась к кувшину с питьем, что стоял на столе и жадно отпила прямо из кувшина. — Я ведь так не смогу, чтобы с ним в одном селе жить, и не думать. Если люди начнут говорить…

— Сможешь. А если люди начнут говорить, переморгаешь и будешь жить дальше. — Припечатал Арвид. — Ты, главное, почаще мелькай по селу заплаканным лицом да кричи погромче, чтобы точно говорить начали.

Арвид встал, обошел всхлипывающую Марьяну и в задумчивости прошелся из угла в угол. Я думала, что он уже все сказал и мы сейчас пойдем домой, оставив Марьяну саму разбираться со своей жизнью. Но, как оказалось, Арвиду еще было что сказать.

— Скажи, Марьяна, — спросил он, — тебя в замке Эльстергофа хоть чему-нибудь учили? Я сейчас о чем полезном спрашиваю, если ты не поняла?

— О чем? — После нескольких вспышек вендка выглядела такой же смертельно уставшей, как и мы, но не сдавалась. Я даже невольно восхитилась ее упрямством.

— О том, например, когда надо сеять горох, а когда сажать репу? Сколько сена надо запасти, чтобы зиму прокормить десяток овец? Сколько дерева можно взять с леса, чтобы лес не оскудел?

— А вы знаете? — Спросила Марьяна все еще с вызовом, но уже поспокойнее. — Сами ведь говорили, что все больше в походах…

— Так мы и в походах по земле ходим, не по воздуху летаем. — Арвид позволил себе немного расслабиться и пошутить. — Я всегда знал, что хочу хозяйничать на своей земле, поэтому везде, где мы ночевали у селян, слушал, спрашивал, приглядывался… Копил каждый медячок, чтобы потом, если в чем ошибусь, моей семье не пришлось до весны голодать. И сейчас я к старосте прислушиваюсь, но помыкать собой не даю.

А теперь подумай: приедешь ты на хутор. Ты знаешь, сколько там у тебя людей?

— Две семьи. Так стояло в грамоте. — Ответила Марьяна, чуть запнувшись.

— А сколько в тех семьях работников, а сколько — старых и малых? Знаешь?

— Я поняла. — Марьяна склонила голову еще ниже. — Уговорили. До весны — останусь. А потом мне бабушка Ружа подсказывать будет.

— Да никто тебя не уговаривает. — Арвид равнодушно пожал плечами. — Ян, конечно, мальчишка. И язык у него вперед головы мелет, еще похлеще, чем твой. Но в одном он прав: я от тебя пока что, кроме лишних хлопот, ничего не видел. Однако же, тянуть детей на верную смерть не дам. Делай, что хочешь, иди, куда хочешь, но одна. И да, помни, что это ты — свободная, а твоя бабушка Ружа — приписана к моему селу. Захочешь забрать с собой — выкупай.

— Как же это?! — Марьяна смотрела на него широко открытыми глазами. — разве ж так можно?! Вы… Вы…

— Я. — Серьезно кивнул головой Арвид. — Злой, как собака, что ты своими сердечными делами не даешь мне выспаться. И да, я. Напоминаю тебе, в каком мире ты живешь. А то, похоже, ты так и не поняла еще, что быть свободной — это не значит тыкать своей грамотой каждому в нос. Быть свободной — это решать за себя и тех, кто тебе доверился и не ждать, что придет добрый господин и все поправит. Быть свободной — значит, быть готовой ответить за каждое свое слово.

Завтра и послезавтра чтобы из дому не выходила даже к колодцу. Увижу — пожалеешь. И пока не докажешь, что сможешь прожить своим хозяйством, никуда ты детей не потащишь. — И добавил, уже обращаясь ко мне. — Пойдем, Траутхен, на сегодня мы тут больше ничего сделать не можем. Я свое слово сказал. А тебя она и так не послушает, ты ведь ей не подруга, так только, притворяешься. — Последние слова Арвид проговорил с заметным ехидством, а я отметила, как в очередной раз покраснела Марьяна.

Чувствую, будут нам еще хлопоты с ней. Одного не пойму, как она с таким характером выжила у Эльстергофа? Неужели он ей все спускал за красоту? Этот вопрос я задала Арвиду, когда мы ночным селом возвращались к своему дому.

— Думаю, у Эльстергофа она лишний раз рот не открывала. — Помолчав некоторое время ответил муж. — Из того, что я понял, у старого рыцаря за такие выходки можно было и кнутом схлопотать. Это сейчас она решила, что раз не бьют, то все можно. Не переживай, Трауте, ничего ей не сделается. Раз-другой нарвется на окорот — поумнеет.

— Бедная Хандзя. — Не смогла сдержать я вздоха. — Восьми лет еще нет. А она насмотрелась уже всякого. То в замке, то тут…

— Хандзя — девочка умненькая. — Не согласился Арвид. — Я верю, что пока повзрослеет, она разберется, что к чему.

— Она твердо решила выйти замуж за нашего Яна. — Улыбнулась я, вспоминая давешний разговор.

— Боюсь даже подумать, что из этого выйдет. — Арвид фыркнул. — К счастью, лет семь-восемь у них еще есть.

Только дойдя до дома я почувствовала, сколько сил забрал у меня этот ночной поход. А ведь, вроде, и не делала ничего. Арвиду, похоже, тоже нелегко дались его серьезность и уверенность в разговоре с разбушевавшейся женщиной. Махнув рукой ожидающим нас мальчишкам, он хотел было прямым ходом отправиться наверх в спальню. Но, видно, уже на лестнице вспомнил кое-что.

— Ян, — попросил он брата, — сбегай к Хойгеру и попроси, чтобы немедленно приставил к дому Марьяны пару ребят потолковее. А утром пусть их сменят, только понезаметнее.

— Понял. — Ян кивнул и не задавая лишних вопросов исчез за дверью.

— Ты думаешь…? — С тревогой спросила я.

— Не думаю. — Покачал головой Арвид. — Но хочу быть уверенным, что не ошибаюсь.

Ночь выдалась короткой и неспокойной. Снилась какая-то муть, а что снилось — не помню. Помню только, что несколько раз просыпалась в поту, цепляясь за мужа. Проснувшись в очередной раз перед рассветом, решила уже не мучиться, потихоньку выбираясь из-под Арвидовой руки.

— Мм-м-м? — Недовольно проворчал муж, пытаясь спрятать голову под подушку.

— Шш-ш-ш-ш, спи. — Попыталась успокоить его я, наскоро натягивая платье и стараясь не шуметь. На какой-то миг показалось, что мне это удалось. Однако, не успела я дойти до двери, как Арвид окликнул меня.

— Траутхен? Ты куда?

— Да, не спится что-то. Пойду пройдусь. А ты отдыхай, а то которую ночь не высыпаешься.