Синтам было одинаково плевать на заскоки республиканцев и на претензии конфедератов, те из них, кто не был пилотом, а входил в штурмовые группы, стали костяком службы безопасности. Не знаю, зачем Ньялу вообще напялила на них броню, искусственные тела сами по себе служили отличной защитой в условиях, когда ношение хоть какого-то опасного оружия было запрещено. А отсутствие эмоций и быстрота движений отлично подходили для этой работы.

Конфедерата, который обладал слишком длинным языком и крохотным мозгом, скорее всего, никто не будет расстреливать из плазменной пушки – ошмётки тел возле астероида эстетики не добавляют, его, как и десяток-другой таких же диванных революционеров, соберут, посадят в челнок с демонтированным основным двигателем, и запустят в сторону планеты. Очень гуманно, большинство из тех, кто уже так улетал, спаслись, и поливали бывшее временное пристанище грязью, делая рекламу. А неудачники, они всегда есть.

Свидетелем подобных сцен я становился регулярно, даже закрадывалась мысль, что их специально режиссируют, крикливый болван, Ньялу со своими телохранителями, жертва идёт в долгий путь в никуда, а оставшиеся мотают себе на несуществующие усы и воспитываются. Так что я бы похлопал этому действу, только руки были заняты – наколотый на одной шпажке кусочек чего-то синтетически-фруктового отлично сочетался с другим, якобы мясным, на другой. Правильно, когда ещё воздействовать на людей, как не во время приёма пищи.

Логично было бы предположить, что мы вшестером образуем что-то вроде костяка руководства станцией, но нет, Ньялу распоряжалась всем единолично, Эрвик вообще не отсвечивал, и изображал из себя рядового работника, Тойо и Тойола ковырялись в медотсеке, и в дела не вмешивались – их тоже воспринимали как рядовых колонистов. Равно и Йолану вместе со мной. Синт-пилот на происходящее вообще внимания не обращала. После своего возвращения из непонятного полёта она стала слегка странной – то развивала бурную деятельность, влезала во всё, до чего дотягивалась, знакомилась со всеми подряд, то замыкалась, летала где-то в одиночестве, а по возвращении запиралась у себя в каюте. Тойола списывала это на повреждения био-адаптеров – если на первом обследовании их не обнаружили, на следующем появились небольшие очаги отторжения, которые то пропадали, то снова возвращались. Поставленные медиками блоки-шпионы ничего странного, не поддающегося объяснению не фиксировали, обычный синт, система сопряжения которого временно пошла вразнос, но скоро образумится.

Не то чтобы у меня были какие-то амбиции, но вот обидело, что оттёрли в сторону, и формально, и фактически. Будущего хозяина станции даже сажали в карцер – каюту без оборудования и с пониженной плотностью воздуха, на несколько часов, и Ньялу лично пообещала, что если я и дальше буду так своевольничать, то первым же рейсом вместе с другими активистами отправлюсь в дальний полёт. Среди колонистов после этого прошёл слушок, что я её любимчик, мало кто отделывался вот таким предупреждением.

Эрвик перенёс своё внимание на новичков – те почему-то считали его за своего, и уже не доставал пространными разговорами, я для него, похоже, был уже пройденным этапом, к которому возвращаться неинтересно. Только дал совет найти себе новых друзей – в его представлении все эти разбившиеся на маленькие группы бойцы только и мечтали, что со мной подружиться.

Но я попытался. Подобрал одиночек – в этом помогла система отслеживания, пометившая тех, кто большую часть времени проводил без компании. Попробовал завязать с ними что-то вроде дружбы, даже время впустую угробил, подражая Эрвику и расспрашивая этих кретинов о жизни и её смысле. Дружбы не получилось, первый же приятель попытался украсть мой десантный скаф, за что был побит. Этот случай меня в карцер и привёл. После такой подлянки я идею стать вождём всех одиноких и опечаленных отбросил, нахрена мне эти депрессивные и вороватые личности, надо было с самого начала сообразить, что если с ними никто не общается, то это – неспроста.

Потом я пытался хоть как-то перетянуть одеяло управления станцией на себя – без ведома Ньялу это получалось плохо, как-никак, её доступ был выше, удалось только временно подчинить себе систему отслеживания. На радостях я врубил её на полную, и потом мучился от головной боли, когда пять тысяч живых обьектов с подробной информацией одновременно появлялись на схеме, и это не считая остальных, вроде летательных аппаратов и дронов. Думал, не выживу.

Даже такой жалкой попытки хватило, чтобы понять, что руководить этим бардаком я не хочу. И бардаком поменьше – тоже. Сталкиваться с презрением конфедератов, которые относились к бывшему заключённому так, словно слова «бывший» не существует, с недоверием республиканцев, и холодным равнодушием синтов – внешне большинство были дружелюбными, но настоящее отношение я чувствовал. Вполне хватало мысли, что при необходимости, когда меня уж очень всё достанет, слетаю на планету, получу полный доступ, а потом вышвырну эту кодлу отсюда, так, что никто из них не приблизится к моей станции ближе чем на миллион километров – такова была эффективная дальность восстановленных кинетических орудий. И буду один бродить посреди всего этого великолепия. Мысли не совсем адекватные, зато очень вдохновляющие.

Правда, с некоторых пор у меня всё-таки появилась новая компания.

Я тогда в очередной раз пытался установть связь с планетной базой, создал слепок подчинения и внедрил в центральный узел, процедура быстрая, но очень болезненная. И, как снова оказалось, бесполезная. Левую руку словно сожгло в струе плазмы, а потом так же мучительно восстановило, поэтому, когда возвращался обратно в каюту всё с тем же пониженным статусом, настроение было отвратное. Идти приходилось окольными путями, по официальной версии, я осматривал самый дальний участок, который восстанавливался сотней дронов, а то, что по пути забрёл слегка не туда, так кто без греха. И срезал путь исключительно из удобства – это у меня голова болела от наблюдательности, а Ньялу, та, казалось, за каждым следила.

Заброшенный тоннель был освещён слабо, стены здесь были из обычного материала, и подсветка шла с пола, так что моя тень находилась на условном потолке – гравитация здесь была, но в половину от стандартной. Связь сюда практически не доходила, многие элементы станции были сделаны из экранирующих материалов, даже мой урезанный канал передачи данных с центром управления тут был нестабильным. Звуки я услышал, когда почти обогнул очередной разрушенный участок с торчащими из пола полуразобранными конструкциями, пятеро человек в комбинезонах ногами пинали что-то свернувшееся на полу. Мало ли какие разборки, часто жертва не то что сама виновата в своих мучениях, а вполне их заслужила, и я мог бы пройти мимо, не вмешиваясь, но волна страха и боли, исходящая от скорчившегося внизу человечка, заставила меня остановиться.

- Чего уставился, иди куда шёл, - толстый маленький республиканец, а на лётном комбинезоне была эмблема именно их флота, небрежно махнул рукой, а потом, видя, что я не двигаюсь с места, качнулся в мою сторону. – Проваливай.

- Эй, поосторожнее, я слышал, это шавка Хозяйки, - попридержал его другой, стоявший чуть в стороне и в избиении участия не принимавший. – Погляди на его комбинезон, это же имперский, со станции. Влипнете в неприятности, а они нам не нужны.

- В неприятности? – толстяк качнул головой, и трое остальных разошлись в стороны, беря меня в клещи. – Ты что, это же удача, что нам попался этот урод. Как там тебя, Дэн?

С одной стороны, приятно было знать, что моё имя всем известно, а с другой – эти четверо добрыми чувствами ко мне не пылали. Четверо – потому что пятый, тот, который осторожный, остался на месте, и в его эмоциях было больше нерешительности, чем готовности напасть. Меня он больше боялся, чем ненавидел.

У толстяка был десантный прут, отличная штука, похожая на хлыст, только с энергоподпиткой, а остальные были вооружены волновыми пистолетами – кинетическое оружие на территории станции запрещалось, но, похоже, решили, что просто пристрелить меня будет нечестно с точки зрения их республиканской морали, а вот забить кусками подвесов – тяжелыми трубками, заполненными синт-камнем, это нормально.