— Научил баб, как надо готовить блюда казачьей кухни! — продолжал громыхать Степан. — Вот солянка казачья, — он показал на обжаренную тонкую свиную кишку, видимо, с мелко нарубленным мясом. — Уха по-старочеркасски из ершей и краснопёрок. Ребята с утра наловили. Кулеш рыбачий — пшённая каша с жареным луком, зеленью и печёным лещом. Щука печёная со свиным салом. Похлёбка казачья с колдунами. Холодец из свиной головы. На десерт для милых дам пряники донские на меду, — заулыбался он в сторону наших девушек. — Галя, горилку на стол живо! Едрит-ангидрит, где вас черти носят? Сколько ещё ждать! — во весь голос заорал он на стоящую перед ним по стойке смирно «Галю».

Тут в дупель пьяный парень на шатающихся ногах внёс здоровенную глиняную бадью, от которой шёл характерный кисловатый запах, и поставил медовуху на стол, расплескав немного.

— Ну, за встречу! — произнёс незамысловатый тост хозяин и, опрокинув стопку, закусил холодцом.

— Сам я родом из Калача-на-Дону, а до революции на его месте казачий хутор Калач стоял, — начал рассказывать Степан. —  До сотника в казачьем войске дослужился. Решил к родной земле вернуться и дом прикупил, чтоб свой бизнес замутить. А чё, свинокомплекс надумал отстроить! Свиней и сарай мне в кредит пришлось взять — вся наличность на дом пошла. Знатных хряков откормил: хошь на хамон, хошь на сало! С мясокомбинатом уже договорился их сдавать.

Только в пять утра пацаны на мотоциклах подъехали и всех моих свиней в упор расстреляли! — он снова грохнул кулаком по столу. — Едрён батон, пока я с калашом вышел, говнюков и след простыл. Тут же полицаи понаехали и всех свиней на экспертизу увезли, а мне через месяц одни головы отрубленные вернули. А кредит чем отдавать, а? — обратился он ко мне.

— И что ты сделал? — спросил я. — Как кредит выплатил?

— А никак! Узнал у своих, кто заказчик. Хотя и сам просёк, кому свиноферма моя поперёк жирной глотки встала. Пока в церкви молился, со мной святой старец в очках из иконы заговорил и предложил в новый мир перебраться. И здесь новый казачий хутор со своими порядками основать. А я согласился, только сначала козла этого прищучил. Ну, того самого, кто этот беспредел заказал. Одни уши свинячьи и копыта остались от него! А чё, пусть знают нас — казаков! — Степан по привычке ударил по столу и захохотал на всю округу.

Потом тут же десантировался в родную станицу на тыщу лет назад. Пока летел, мне старец в очках путь кадилом освящал, а потом он начал петь, как поп на заутрене: «Фарш невозможно провернуть назад!». Вот так … Ну чё, приземлился я — гляжу: войско половцев на меня с шашками несётся! Человек сорок–пятьдесят. Я, чё, шмелём в них шмальнул, а оставшихся из калаша положил. Хутор отстоял и теперь вот атаманом заделался.

В этот же день здесь и женился сразу, жену Галей назвал … А чё, хорошая жена плохого мужа не найдёт! А ты, Саня, чего в старину рванул? Тоже замочил кого или в кризис кредиты нечем платить? — в лоб спросил Степан.

— Нет, с бизнесом всё норм у меня было, — разговорился и я после принятого самогона. — Кир был смертельно болен, и жить, по прогнозам врачей, ему оставалось года три. Здесь только за счёт магии и вылечили. Бегает вот пока, а там  на кровати без сил валялся, кашлял и хрипел.

— Ну, и слава богу. А ты, рыжая, сюда за каким хреном смоталась? — теперь дошла очередь и до Лены. — Из-за хахалей, што ли? — заржал Степан над собственным предположением и опрокинул очередную стопку.

— Случайно вышло, — смеясь, ответила она. — По пьянке, — и пересказала Степану уже известную мне историю.

Мы ещё выпили и ещё поболтали за жизнь. Я попросил Гудислава рассказать, откуда он родом и чем занимался. Маэстро от нас не отставал и тоже немало медовухи принял, начал болтать на своём старославянском языке, но мы уже освоились и понимали многое из того, он говорил.

Потом пьяный в хлам Степан переключился на Айку, и спросил, где это мы «такую гарну дивчину раздобыли».

Уставившись в одну точку, Айка молчала, как пленный партизан на допросе.

Тогда я рассказал, что мы отбили её у разбойников в окрестностях Казани. Степан не успокоился и выдал, что «на татарку она чё-то не шибко похожа». Начал допытываться, где Айка родилась и как она к разбойникам попала. И мне тоже стало интересно, потому что я раньше об этом как-то не задумывался.

На наши вопросы Айка ничего не ответила, мышью выскочила из-за стола и убежала.

Кир встал и пошёл за ней.

— А ты куда, сынок? — заорал бухой Степан.

— Отлить, дядя Степан.

Я решил не заморачиваться всякой ерундой и попросил музыкантов порадовать нас своим репертуаром. Песни были отвратительные, но крепкая медовуха превратила их в шедевр древнерусской культуры. Затем казачий хор под управлением Степана выступил, как смог.

Со Степаном мы договорились дружить и помогать друг другу. После такого количества выпитого, хорошо, что не породнились. Я подарил ему по пьяни маленькую ладью, а он — свою саблю. После веселья все улеглись спать, и почему-то утром я проснулся в палатке у Лены.

Глава 79. Кир. Уй

And the violence causes silence.

Who are we mistaken?

“Zombie”

Dolores O’Riordan

Нормальный мужик Степан — зачётно свиного конкурента на место поставил. Только с девушками обращаться не умеет.

Айку я нашёл сразу — она стояла у реки и смотрела вдаль. Подошёл к ней и протянул два пряника.

— Вот пряники донские на меду. Съешь, а то у Степана ты ни к чему не притронулась.

Ничего не сказав, Айка взяла «казачьи десерты». Я никак не мог придумать тему для разговора с ней — болтать о погоде или выспрашивать в стиле Степана мне не хотелось.

— Какой хворью недужен был? — нарушила молчание Айка, жуя пряник. — Язвой?

— Ковидлой.

— Чего???

— Эпидемия ковидлы у нас была. Ну, вроде чумы или лихорадки.

— Ааа, мор падучий, — со знанием дела сказала Айка. — Да и у нас совсем недавно столько смердов от лихорадки повымирало!

— Где это «у нас»? В Казани?

— Нее, к северу за тыщу вёрст.

— Что с тобой там произошло?

— Уй отдал меня купцам булгарским за десять лисьих шкур, — вздохнула Айка и опять замолчала.

— Хорош …уй. Значит, какой-то … уй на лисьих шкурах валяться будет, а тебе —  купцов и разбойников по очереди ублажать?

— Што ты! — замахала руками Айка. — Не так всё было!

— А как?

— Это уй положил десять лисиц Ибрагиму-купцу, чтобы меня в Идель Болгар на ладье купеческой увезли и доброму мужу сосватали.

— А местные женихи тебе чем не угодили?

Айка ничего не ответила, только посмотрела на меня, как на дебила.

— Айка, уй — это кто?

— Брат по матушке. Белогор его звать ... Княжой муж он, с дружиной своей дань со смердов собирал. Купцы булгарские рядом с нами посад свой выстроили, а Белогор с купцами дружбу водил и торговлю лисицами с ними вёл.

— В Киеве?

— В Белоозере, что на берегу Бел-озера у истока Шексны. Град наш древний двести лет тому назад Синеус — меньшой брат Рюрика основал. А род мой — от его потомков.

— Рюриковичи, значит?

— Ато! Двор большой у нас был, богатый … Как мор с лихорадкой пришёл, так в довесок случился недород на земле нашей. Смерды дюже голодать стали, оттого озлобились да оскотинились.

И тут с Ростова появились два волхва, предрекавшие, что Греческая земля встанет на место Русской, а Русская — на место Греческой.

А опосля волхвы указали голодным смердам на лучших жён, и глаголили, что одна прячет мёд, другая — хлебово, а третья — рыбу да лисьи шкуры.

Как-то ко двору своему подошла, а там тьма смердов с вилами сестру да матушку на улицу выволокли. А два волхва, в наважденьи, вырезали им заплечья булатными ножами и предрекли, что сей час снедь для голодных появится. И понеслись смерды двор наш ограблять …

Я закричала, когда родичей моих перерезали. Как на грех, наша баба-поломойка признала меня, схватила да повалила наземь. Нащупала на земле камень, дала  бабе по башке да в суматохе от неё вырвалась, — Айка замолчала.