На каменном сундуке валялись бронзовые статуэтки, шахматы, шашки, рядом на полу стояла двурогая десятиструнная кифара.

— Церковь яростно осуждает азартные игры, такие, как шашки, шахматы или кости, однако, ни образованные патрикии, ни невежественный плебс не соблюдают этот никому не понятный запрет, — пояснил нам Лёша.

Глава 96. Как стать банкротом в Новом Риме, или доступное жильё по-византийски

Pocos amigos que son de verdad;

cuántos te halagan si triunfando estás;

y si fracasas, bien comprenderás:

los buenos quedan, los demás se van.

“La vida sigue igual”

Перед ужином две служанки почтенного возраста постелили на стол скатерть, вынесли глубокую миску и, опустив туда ветки какого-то дерева или кустарника, от души опрыскали стол благовониями. Только после этой своеобразной гигиенической процедуры нам подали блюдо из варёного зерна и бобов, а также тушёную камбалу, приправленную гароном — самым популярным рыбным соусом в Византии. Готовился гарон из мелкой рыбы, икры, соли специй и вина.

Затем принесли жареного фазана, фаршированного жирной рыбой. К фазану шёл соус из мёда, яблок, специй и горчицы. В прозрачном стеклянном сосуде оказалось оливковое масло, в котором плавали три головки очищенного чеснока и одинокая ветка тимьяна.

Кроме всего вышеперечисленного, византийские должники и банкроты позволяли себе лакомиться жареными каштанами, оливками, артишоками, спаржей, дынями, финиками и инжиром, а также домашними козьими сырами. На десерт полагалась выпечка с фисташками, щедро пропитанная мёдом.

Вынесли разрисованную керамическую амфору, в которой оказалось местное красное вино из граната, настоянное на лавровых ягодах. Вино разлили в чаши, на которых были выгравированы надписи, обозначающие человеческие пороки и добродетели: гнев, зависть, клевета, мотовство, доброта, смирение и т.д.

Договорившись с Алексисом об оплате посреднических услуг, я попросил его  подыскать большое недорогое поместье для размещения рабов, которых я собрался начать скупать после поступления денег от работы казино.

Попросил порекомендовать мастера по изготовлению струнных инструментов, а также торговца ювелирными изделиями, которому можно доверить продажу алмазов.

Алексис пообещал начать поиски подходящих помещений с завтрашнего утра.

Затем я вновь обратился к нему:

— Лёша, мне нужно, чтобы ты устроил мне встречу с людьми, которые могут  прикрывать и крышевать моё игорное заведение. Есть ли у тебя выход на местных криминальных авторитетов?

— Мне кажется, я уловил суть вопроса. Я представлю тебя Никифору Вриеннию — отпрыску влиятельного и знатного византийского рода. Когда-то мы с ним вместе в схолу-гимнасий ходили и были добрыми неразлучными друзьями. Мы с Никифором всё детство и отрочество провели вместе, так что к нам даже приставили общего раба-педагога, который сопровождал нас в схолу и забирал из неё.

— Погоди, а почему у вас школьные педагоги находятся на рабском положении? — задал вопрос Кир.

— Педагогом мы называем старого раба, который, работая всю жизнь на хозяина,  растратил свои физические и духовные силы, и уже ни на что полезное толком не пригоден. Поэтому родители доверяют педагогу только довести своих детей-студиозусов до схолы. Другими словами, раба-педагога назначают на самую примитивную работу, не требующую ни умственных, ни физических усилий ... Но не будем отвлекаться на разные глупости — ближе к делу.

Сразу после окончания гимнасия богатенький паппас купил Никифору должность Великого Андумиаста при дворце Романа Диогена — теперешнего василевса. Никифор, конечно, чрезвычайно этим возгордился, сразу стал считать себя птицей высокого полёта и хвастался мне, что просители выстраиваются в очереди, чтобы попасть к нему на аудиенцию, а в скором времени всемогущий Никифор возвысится ещё больше. Мы стали реже видеться, но думаю, он встретится со мной по старой памяти. Пока до него не дошли позорные слухи о том, что случилось с моим несчастным родителем.

— Спился что ли твой паппас? — поинтересовался Кир.

— Похуже, — нехотя признался Лёша. — Нашёл выход из лабиринта, как ему от долгов и остальных земных забот навсегда избавиться.

— Подал в суд заявление о признании банкротом, в бега подался или в монахи постригся? — предположил я.

— Нет, он объявил себя столпником.

— Кем? Будь добр, поделись опытом и поясни, что это значит, возможно, и нам на будущее лазейка из долгового лабиринта понадобится.

— Не думаю, что вы на такое в здравом уме согласитесь. Но лучше воочию увидеть, чем словами пояснять, — вздохнул Лёша и, взяв со стола ломоть чёрного ячменного хлеба и гидрию — кувшин для воды с тремя ручками, повёл нас на ознакомительную экскурсию.

Мы вышли из дома и прошли метров семьсот вдоль просёлочной дороги, окружённой полями.

И тут, в поле, мы увидели белую колонну высотой метра два. Сверху колонны располагалась обнесённая перилами квадратная гипсовая плита — постамент размером с кухонную табуретку. Рядом с колонной на земле валялась хлипкая садовая лестница.

На этом постаменте, где было невозможно ни сесть, ни лечь, ни повернуться, стоял, постоянно почёсываясь, голый босой мужик с седой бородой до пупка.

— Паппас всегда увлекался чтением исторической литературы, в особенности религиозного толка, — рассказал Лёша. — Дела наши стали совсем плохи, когда заезжие торговцы продали ему большую партию низкопробного китайского шёлка, траченного молью и прожорливыми червями. Тогда паппас понял, что долг Демофилу не сможет отдать никогда и от этого впал в прострацию. Сначала он решил уподобиться Святому Макарию Блаженному и сидеть голым задом на муравейнике, но его бренное тело не выдержало такого испытания.

В состоянии полной безысходности ему попалась книга о святом Данииле Столпнике, который в возрасте тридцати трёх лет взобрался на столб и простоял там, не слезая, не много, не мало, а целых пятьдесят лет вплоть до самой своей смерти. Вот и паппас проникся его примером. Прочные деревянные перила не дают ему упасть во сне, но он не может ни сесть, ни встать на колени. Ни разу не спустился, не помылся, отказывается от любой пищи, кроме хлеба и воды.

— Долго уже так стоит? — полюбопытствовал Кир.

— Третий месяц пошёл. Днём жарится на палящем солнце, а ночью трясётся от холода. Одежду и сандалии снял, как все древние столпники, в знак отказа от всего мирского. От такого стояния ступни его покрылись гнойными незаживающими язвами, где уже черви свои личинки откладывают.

А в немытых волосах завелись вши, которых он не вычёсывает и нам не разрешает. Начитавшись книг, утверждает, что вшей и червей убивать нельзя, потому что они — твари божьи и служат хорошей пищей для пролетающих мимо птиц. А птицы, как известно, тоже божья благодать, — скривился Лёша и продолжил:

У него уже появились ученики и последователи, которые заявляются сюда и философствуют о бренности бытия. Для этого сборища грязь и зловоние вокруг — наивысший атрибут благочестия и святости.

— Попробую подняться и поговорить с ним. Не уверен, что получится излечить   психическое заболевание и избавить от паразитов, но хотя бы от гангрены и чесотки я твоего паппаса точно вылечу, — сказал Кир и, приставив лестницу, взобрался на самый верх.

— Благодарю тебя, эскулап, — поклонился Лёша. — Соседи советуют мне отправить паппаса в гиронтокомион — нищеприимный дом для стариков и слабоумных, но я продолжаю надеяться, что он выздоровеет и станет таким, как прежде.

— Тяжёлый случай, — поставил диагноз Кир, когда спустился. — Пациент пребывает в состоянии хронической депрессии, присутствует делирий и акцентуализация сверхценной навязчивой идеи религиозного толка, а также многочисленные фобии. Требуется длительное лечение и сеансы психотерапии. Буду наблюдать за динамикой развития психического расстройства, — а затем, поразмыслив немного, продолжил: