Слуга догнал его на полпути, бесцеремонно ухватил за плечо и развернул к себе лицом, желая убедиться, что остановил именно того, кого нужно:

— Вас, господин хороший, управляющий видеть изволит. Я провожу.

— Погоди, у меня бумаги важные в комнате.

Слуга подождал, пока Ванр заберет из комнаты сумку, и проводил его на самый верх башни, по такой крутой лестнице, что восхождение, особенно после ужина, показалось несчастному чиновнику хуже пытки. Не то, чтобы он имел большой опыт в последних, но предполагал, что после вздергивания на дыбу несчастный преступник должен чувствовать себя примерно также. А слуга, мерзавец, даже не запыхался. Ванр постоял немного перед дверью, подождал, пока восстановится дыхание, а с лица уйдет свекольная окраска, и вошел в комнату. Его уже ждали: в кресле с высокой спинкой сидел внушительных размеров мужчина с крючковатым носом и настолько кустистыми бровями, что под ними не было видно переносицы. Ванр тяжело вздохнул — худшие подозрения оправдались. За три года своей придворной карьеры он ни разу не видел герцога Ойстахэ, известного домоседа, зато был неплохо знаком с его младшим сыном, проводившим зимний сезон при дворе, а на лето возвращавшимся домой. Юноша не раз с гордостью заявлял, что из всех сыновей герцога единственный пошел лицом в отца, в чем Ванр сейчас имел возможность убедиться. Алестар Уннэр, герцог Ойстахэ, любезно указал застывшему в дверях гостю на второе кресло:

— Присаживайтесь, господин Пасуаш, разговор нам предстоит долгий и содержательный.

— Добрый вечер, господин управляющий, простите, не знаю вашего имени, — Ванр послушно сел в кресло, так можно было справиться с предательской дрожью в ногах.

— Полно вам, любезный господин Пасуаш, полно. Знаете вы мое имя, по глазам вижу, что знаете.

— Я просто настолько не ожидал подобной чести, ваше сиятельство, что не поверил своим глазам. Мало ли что в сумерках почудится, — Ванр не стал добавлять, что по имеющимся у него сведеньям, управляющий герцога вполне мог обладать фамильными чертами, в силу досадной и необъяснимой закономерности, по которой бастарды часто больше походят на своих благородных отцов, чем законные отпрыски.

— Итак, судя по вашим бумагам, у вас поручение от Хранителя исследовать мою библиотеку?

— Совершенно верно, ваше сиятельство.

— Странное поручение для личного секретаря ее величества.

Ванр покраснел, на этот раз совершенно сознательно:

— Видите ли, ваше сиятельство, ее величество решила, что больше не нуждается в моих услугах, и перевела меня в библиотечное ведомство, а Хранитель счел возможным поручить мне нынешнюю миссию.

— Как своевременно.

Ванр вздохнул:

— Говоря совершенно откровенно, я сам попросил Хранителя найти мне поручение подальше от столицы, — даже не видя своего лица в зеркале, он знал, что сейчас видит его собеседник: смущение, досаду, легкий оттенок вины.

— Да-да, мой сын, вы ведь знакомы, не так ли? Он написал мне о постигшей вас неудаче.

— Меня оклеветали! — Вскричал Ванр, уже понимая, что несколько переигрывает.

— Вы хотите сказать, что наместница оклеветала собственного секретаря?

— Да нет же!

— Значит, это сделала несчастная девушка?

— Вы же понимаете, у любого чиновника, занимающего хоть мало-мальски значимую должность, всегда есть враги.

— Да-да, — сочувственно кивнул герцог, — и ее величество поверила клевете и даже не дала вам возможности оправдаться?

Ванр сглотнул, почва становилась слишком скользкой:

— Ее величество очень расстроилась, потеряв одну из любимых фрейлин.

— Да, печальная история, очень печальная. И для несчастной девушки, и для вас, господин Пасуаш.

— Вы сомневаетесь в моей невиновности? Если так, то позвольте напомнить вам, что я дворянин. — Ванр ничем не рисковал, герцог Ойстахэ не станет драться на дуэли с мелким чиновником моложе себя на тридцать лет.

— Никто и не сомневается в вашем благородном происхождении, более того, я также не сомневаюсь в вашей невиновности. А знаете, почему?

— Потому, что я невиновен.

— Потому, что я знаю имя настоящего виновника случившегося несчастья, и, более того, наместнице оно также известно. Один из друзей моего младшего сына, блестящий кавалер, получил хорошее воспитание, но молодость порой заставляет юношей совершать безумства, о которых потом стыдно и больно вспоминать. Сын написал мне об этой печальной истории, заверив, что сам он никогда не совершит ничего подобного.

Ванр побледнел: проклятье, ну что за невезение! Так глупо попасться, в первом же замке! А герцог продолжал, все тем же бархатным голосом:

— Самое печальное в безумствах молодости — это неумение просчитать последствия. У бедной девушки нашли любовные письма, о чем, несомненно, немедленно доложили наместнице. Однако вместо подлинного виновника наказаны вы, причем месяц спустя после несчастья. И сразу после этого досадного пришествия вы приезжаете в мой замок, переписывать библиотеку. Согласитесь, все это в высшей мере странные совпадения.

— Ваше сиятельство, — Ванр лихорадочно искал подходящее оправдание, — я могу говорить лишь за себя. Откуда мне знать, по каким причинам наместница принимает решения? Поверьте мне, я служил ей три года — это непредсказуемая женщина. Я знаю только одно: все, что она делает, направлено на благо государства. И если ее величество считает, что для блага государства нужно обвинить меня в том, что сделал друг вашего сына — я склонюсь перед ее решением и исполню ее волю. — Он с торжеством посмотрел на герцога: ну, что ты теперь возразишь?

— Очень благородно и похвально. Я, опять-таки, не сомневаюсь, что вы исполняете волю наместницы. Просто я хочу знать, в чем она заключается.

— Все, что я знаю — в моих бумагах. Я действительно должен просмотреть книги в вашей библиотеке, составить опись и, с вашего позволения, купить или переписать те из них, которые в списке Хранителя, ничего больше, — Ванр намеренно подчеркнул это «ничего», — в мои обязанности не входит. И не думаю, что наместницу интересует в вашем замке что-либо, кроме книг. У вас ведь нет никаких секретов от нашей госпожи, не так ли?

— На данный момент — нет, но если вы и дальше будете придерживаться этой версии — могут появиться. Меня не устраивает история, что вы сейчас рассказали. Я понимаю, что вы не готовы вот так сразу предать доверие своей хозяйки, тем более, что это может оказаться небезопасным, но узнает ли наместница о вашей откровенности — это еще вопрос, а я могу решить вашу участь здесь и сейчас.

— Вы что, угрожаете мне?

— Подумайте сами: если вы, как вы утверждаете, всего лишь мелкий чиновник, попавший в опалу при дворе, я могу съесть вас на ужин, и никто не обеспокоится. У нас в лесах, знаете ли, разбойники безобразничают, и никакой Ванр Пасуаш в мой замок не приезжал, по дороге сгинул.

— Вы не посмеете!

— Я не посмею, если буду твердо уверен, что это не сойдет мне с рук, если буду точно знать, что вы не лишились высокого покровительства, и наместница не простит вашу смерть. Согласитесь, в ваших интересах убедить меня в этом. Только не пытайтесь лгать, у меня хорошие источники при дворе.

Ванр оцепенел в кресле. Если он не найдет убедительного объяснения — герцог с него шкуру живьем снимет. Энрисса потом повторит ту же процедуру с самим герцогом, но Ванру от этого легче не станет. А если он расскажет герцогу про книгу — шкуру с него спустит уже сама Энрисса. Надо стоять на своем: ничего не знаю, ничего не понимаю, пытать его герцог не посмеет, вдруг окажется, что Ванр действительно важная особа, не отпустишь же его изуродованным, да и на разбойников это уже не спишешь. Погрозит-погрозит, да и отстанет, главное, не поддаваться страху:

— Сожалею, герцог, но я ничем не могу развеять ваши сомнения.

— Да, действительно жаль, я надеялся, что вы проявите большее благоразумие, — герцог позвонил в колокольчик, вызывая слугу:

— Проводи господина в его комнату.