Странная мысль о гигантском пауке настолько овладела мною, что я, перед тем как открыть глаза, была почти уверена, что нахожусь в огромном гнезде. Этому кошмару способствовало и то, что я все еще была опутана чем-то непонятным, принятым мною за паутину. В следующее мгновение я поняла, что меня связали веревкой, а паутина не что иное, как обыкновенная рыболовная сеть. Сделав это утешающее открытие, мой мозг смог работать более рационально, и я осмотрела место своего заключения.

То было небольшое узкое помещение с низким потолком и полом из бамбуковых планок, на них я лежала. Сначала я подумала, что это какая-то крошечная лачуга. Но лачуги не движутся, мелькнула у меня мысль, а моя тюрьма определенно не стояла на месте. Повозка? Автомобиль? Но не было ни тряски, ни стука мотора. И тут до меня дошло: скользящее движение, ритмичный подъем и спуск — я находилась в лодке. Конечно же! Это объясняло и наличие рыболовной сети. Но чья лодка? Куда она плывет?

Казалось, никто не собирается отвечать на эти вопросы, и я покатилась по полу, пока не оказалась у маленького отверстия. Суденышко представляло собой челнок, выдолбленный из дерева, приблизительно двадцати пяти футов в длину и трех в ширину. Каюта, в которой я лежала (позже я узнала, что она называется «каджанг»), находилась на корме. На носу стояло четыре обнаженных по пояс мускулистых китайца, умело орудующих длинными шестами.

Увидев людей, я испытала некоторое облегчение (видение паука до конца еще не исчезло), к тому же гребцы на вид не казались такими уж свирепыми. Не знаю почему, но я крикнула, чтобы привлечь их внимание. И тут же пожалела об этом. Один из них оглянулся и, увидев, что я умоляюще смотрю на него, что-то сказал своим приятелям. Остальные тоже оглянулись на меня и начали улыбаться. Это были нехорошие улыбки. Я не понимала, что они говорят, но неприличный жест, который сделал один из них, раскрыл мне смысл их разговора. Я лежала, оцепенев от страха. Думаю, любая женщина чувствовала бы то же самое в моем положении. Я никогда особенно не боялась изнасилований, хотя и знала, как устроен этот мир. Мне просто не верилось, что женщина, особенно цивилизованная женщина, может быть поставлена в условия, при которых такое может произойти. Теперь я поняла, как ошибалась. Я была беспомощной пленницей враждебно настроенных чужих людей, которые могли навязать мне свою волю, какой бы ужасной она ни была.

Я лежала, ждала и молилась… Вероятно, мои молитвы были услышаны — ко мне никто не подошел. Мужчины вернулись к шестам, и я начала верить, что, пока путешествие продолжается, я в безопасности. Путешествие… Куда? Из каюты я могла видеть лишь мутную воду реки и отрывочные полоски джунглей на берегу. Так как мне не хотелось привлекать к себе внимание еще раз, я не пыталась двигаться. Кое-что я могла видеть, но даже круговой обзор не дал бы никакого представления о моем местонахождении. Было очевидно, что Гурроч-Вейл остался где-то позади. Я не представляла, какое расстояние мы проплыли, но солнце уже садилось — значит, со времени моего похищения прошло около часа.

Меня мучила дилемма. С одной стороны, я хотела, чтобы путешествие продолжалось бесконечно и тем самым отодвигалось бы то, что ожидало меня в его конце. С другой, сознавала, что с каждым пройденным ярдом расстояние между мною и моими друзьями увеличивается. И не могла решить, что хуже. Но до того, как я пришла хоть к какому-то выводу, наше путешествие завершилось. Челнок стал поперек течения, пробился сквозь преграду прибрежных зарослей и остановился, уткнувшись носом в илистый берег. Двое гребцов выпрыгнули из лодки и начали вытаскивать ее на твердую почву. Я закрыла глаза и ждала, когда они придут за мной. Единственное, на что я надеялась, это каким-то образом освободиться и получить возможность сопротивляться.

Они подошли, бесцеремонно вытащили меня из каджанга, взвалили, как мешок с мукой, на чье-то шоколадное плечо и понесли в джунгли. В таком положении я могла видеть только землю. Из-за быстро наступившей темноты было невозможно определить и направление нашего движения. Я предполагала, что мы завершим свой поход в каком-то укромном логове банды мужчин с голодными глазами, сидящих на корточках вокруг костра.

Неожиданно тропа, покрытая растительностью, сменилась обработанным полем. Первое, что я увидела, подняв голову, были не свирепые партизаны, а дети. Китайчата рассматривали меня с таким любопытством, будто я была диковинным зверем, пойманным их старшими соплеменниками. Растрепанная, заплаканная, связанная сетью, со светлыми волосами, ниспадающими в беспорядке, я, должно быть, представляла собой экзотическое зрелище. Несколько любопытных рук протянулись ко мне, но были отброшены моими похитителями, не замедлявшими своего шага. С хвостом из гомонящих ребятишек мы наконец вошли в деревню.

Возможно «деревня» слишком претенциозное название для того поселения. На площади около пяти акров были вырублены джунгли, большая часть ее отведена под участки для выращивания риса, бобов и овощей. В центре стояло несколько прилепившихся друг к другу ветхих лачуг, у их стен сидели мужчины и женщины. Прежде чем я смогла определить их отношение ко мне — любопытство, враждебность или безразличие, — меня донесли до одной из лачуг и почти вбросили внутрь. И снова я ждала, что со мной произойдет.

На этот раз долго ждать не пришлось. Деревянные ступени лачуги скрипнули, кто-то вошел в нее. Из своего положения на полу я не могла видеть, кто это был, но чувствовала, что меня освобождают от сети. Через мгновение я перекатилась по полу и, приняв сидячую позу, увидела пришедших.

Их было двое. Незнакомая девушка, невысокая и плотная, с невыразительным лицом и мужчина, которого я узнала мгновенно.

— Се Лоук! О, благодарение Богу! Это вы! Рыдая от облегчения, я с трудом поднялась на ноги. Произошла ошибка, я не пленница партизан, здесь мой почитатель, мой поклонник… На его толстой шее я видела медальон с выгравированным на нем моим именем.

Се Лоук нахмурился и поднял руку, затем что-то сказал девушке, ответившей ему на том же языке, который я приняла за китайский. В течение долгой минуты Се Лоук разглядывал меня. Я отчаянно выискивала на его лице поддержку, но тщетно. Потом он еще что-то резко сказал девушке и вышел из лачуги.

— Се Лоук! — закричала я. — Вернитесь! Разве вы не знаете, кто я?

Я бы побежала за ним, если бы на моем пути не встала девушка. Удерживая меня, она мягко сказала:

— Не будьте глупой. Он прекрасно знает, кто вы. Неужели вам не понятно, почему вас привезли сюда?

— Вы говорите по-английски? — удивилась я. — В таком случае вы можете сказать им…

— Да, я говорю по-английски. Меня зовут Су Фа. — Она мягко подтолкнула меня на середину комнаты. — Я бы хотела, насколько это в моих силах, помочь вам. Но и вы должны вести себя лояльно. Понимаете? Пожалуйста, сядьте и отдохните. Вы, должно быть, очень устали.

— Нет, но я не понимаю, зачем я здесь.

— Вы — пленница, — ответила она просто. — А теперь, пожалуйста, присядьте. — Больше в ее понукании не было нужды — ноги мои подкосились, и я рухнула на стул, который вместе с небольшим столом составлял мебель моего обиталища. Так будет лучше, — одобрила Су Фа. — Скоро я принесу еду.

Она повернулась, чтобы уйти, но я схватила ее за руку.

— Пожалуйста, — принялась я умолять ее, — не уходите хоть вы. Останьтесь здесь. Поговорите со мной. Объясните, что произошло.

Су Фа колебалась, поглядывая на дверь, как бы ожидая неприятностей в случае, если поговорит со мной, затем сказала:

— Думаю, особого вреда не будет, если вы узнаете. Вас будут держать здесь до тех пор, пока за вас не уплатят выкуп. Большие деньги, миллион американских долларов, полагаю.

Вот оно что! Я похищена с целью выкупа. Преступление, которое в наши дни рассматривается преимущественно как американское, на самом деле старо как мир. Несмотря на то, что у меня не было причин сомневаться в ее словах, я все еще не могла до конца в них поверить.