— Чушь. Я знаю, что оно существует.

— Ага! Вот и улика, — Вульф загнул палец — Все это очень глупо с вашей стороны. Кто-то сказал вам, что заявление существует. Иначе вы не пришли бы сюда и не стали приставать ко мне с ножом к горлу. Кто вам это сказал и когда?

— Один человек, которому я полностью доверяю.

— Сам мистер Отис?

— Нет.

— Тогда кто же?

Джетт закусил нижнюю губу. Покусав ее немного, он принялся за верхнюю. Зубы у него были ровные и белые

— Наверное, вы тоже в шоке, — сказал Вульф, — если думаете, что, обращаясь ко мне с подобным требованием, не раскрываете свой источник информации. Это ведь Энн Пэйдж, верно?

— Я могу подтвердить это лишь конфиденциально.

— Тогда не надо подтверждать вообще. Я буду рассматривать эту информацию как полученные в ходе расследования данные и сохраню свободу действий. Зачем мне принимать это как конфиденциальное сообщение, сделанное с условием хранить тайну? Кстати, я все еще утверждаю, что подобного заявления не существует.

— Черт возьми! — вскричал Джетт, грохнув кулаком по ручке кресла. — Да она же была здесь с Отисом! Видела, как Гудвин давал ему эту бумагу и как он ее читал!

Вульф кивнул:

— Так-то лучше. Когда мисс Пэйдж сообщила вам об этом? Утром?

— Нет, ночью. Она мне позвонила.

— В котором часу?

— В полночь или чуть позже.

— Она ушла отсюда с мистером Отисом?

— Вы же прекрасно знаете, что нет. Она выбралась через окно.

— И сразу позвонила вам, — Вульф сел прямо. — Если вы собираетесь мне довериться, поделитесь со мной информацией. Тогда я решу, говорить вам, о чем то заявление, или не говорить. Причина вашей настойчивости заключается вовсе не в том, о чем вы говорили или на что намекали, — это не забота о мистере Отисе. Вы должны объяснить не только то, почему вы интересуетесь этим делом, но и причину того, что мисс Пэйдж сбежала от нас через окно. Вы…

— Она не сбежала! Гудвин ее запер!

— Ну, она ведь могла попросить нас выпустить ее. Вы сказали, что у вас важное и срочное дело. Так вот, почему оно срочное и для кого важное? Вы испытываете мое терпение. С вашим отточенным умом правоведа вы не можете не знать, что мне нужны факты.

Джетт перевел взгляд на меня. Я сжал челюсти и придал своей физиономии неприступное выражение, дабы продемонстрировать, что хотя я и не соловей, баснями кормить меня тоже не следует.

— Ну ладно, — проговорил наконец наш гость, снова повернувшись к шефу, — я вам доверяюсь. Похоже, у меня нет другого выхода. Когда Отис попросил мисс Пэйдж выйти, она заподозрила, что мисс Аарон что-то сказала Гудвину про меня. Она решила…

— Почему именно про вас? Об этом никто и не заикался.

— Потому что он сказал ей. «В этом я положиться на вас не могу». Она решила, что он знает: на нее нельзя полагаться в том, что имеет отношение ко мне. И это действительно так. Вернее, я надеюсь, что это так. Мы с Энн обручены и собираемся пожениться. Помолвку мы не оглашали, но наши отношения — не тайна для наших сослуживцев мы ничего не скрывали. Вдобавок Энн было известно, что мисс Аарон знала или, по крайней мере, подозревала об этом… гм… эпизоде, в котором я был действующим лицом. Об эпизоде, к которому мистер Отис отнесся крайне неодобрительно. Вы сказали, что я должен объяснить мой интерес к этому делу и причину того, что Энн выбралась отсюда через окно. По-моему, я все объяснил.

— Что это был за эпизод?

Джетт покачал головой:

— Этого я вам не скажу даже конфиденциально.

— Какой он носил характер?

— Ну, это мое личное дело.

— Затрагивал ли он интересы вашей фирмы или ваших компаньонов?

— Никоим образом. Я же говорю, это было мое личное дело.

— Повлиял ли он на вашу профессиональную репутацию и не повредил ли вашему доброму имени?

— Ни то ни другое.

— Была ли в нем замешана женщина?

— Да.

— Ее имя?

Джетт покачал головой:

— Я все-таки джентльмен, мистер Вульф.

— Это была миссис Мертон Соррел?

Наш гость открыл рот и секунды три так с открытым ртом и просидел. Потом наконец заговорил.

— Так оно и есть. Энни была права. Я хочу… я требую, чтобы вы…

— Пока еще рано, сэр. Может, позже я и покажу вам эту бумагу, а может, и нет. Вы утверждаете, что эпизод с миссис Соррел не затрагивает интересы фирмы и вашу профессиональную репутацию?

— Утверждаю. Это было сугубо личное дело. Да и заняло оно несколько минут.

— Когда это было?

— Примерно год назад.

— А когда вы виделись с нею в последний раз?

— Примерно месяц назад, на вечеринке. Я с ней не говорил.

— Когда вы в последний раз разговаривали с нею tete-a-tete[2]?

— С тех пор и не разговаривал — уже почти год.

— Но вас все еще серьезно беспокоит то, что мистер Отис знает об этом эпизоде, так ведь?

— Еще бы! Мистер Соррел — наш клиент, а жена его выступает против него. Это очень важный судебный процесс. Мистер Отис, должно быть, подозревает, что эпизод этот не случаен. Он не говорил мне об этом самом заявлении, и я не могу обсуждать с ним этот вопрос, поскольку он велел мисс Пэйдж никому не говорить о том, что она слышала, а она уже сообщила мне это втайне от него. Я хочу видеть это заявление! У меня есть на это моральное право!

— Да полно вам кипятиться! — Вульф удобно устроил локти на подлокотниках своего кресла и сложил ладони вместе, уперев их друг в друга кончиками пальцев. — Могу вас успокоить: в заявлении не содержится ничего, кроме описания этого самого эпизода. На самом деле ничего — ни единого намека на что-то другое. Так что можете не волноваться — ничего там больше…

Тут раздался звонок в дверь.

Все-таки я их перехитрил. Бросив взгляд на них сквозь прозрачную с моей стороны стеклянную панель, я сразу понял, кто они такие, но перепутал, кто есть кто. Мне казалось, что широкоплечий здоровяк в темно-синем пальто фасона «честерфилд»[3] и того же цвета фетровой шляпе — это пятидесятилетний Эдей, а худенький невысокий субъект в коричневом пальто с поясом — более молодой Хейдекер, которому было сорок семь Но вот я открыл дверь — и «честерфилд» заявил, что они хотят видеть Ниро Вульфа, а после того как я попросил гостей представиться назвался Майлзом Хейдекером, а спутника своего представил как Фрэнка Эдея. Затем он начал было объяснять, по какому делу они пришли, но я перебил его:

— Знаю, знаю, проходите.

Отдав дань уважения возрасту, я помог Эдею освободиться от пальто и повесил его на вешалку, а Хейдекеру предоставил управляться со своим «честерфилдом» самостоятельно. Теперь мне надо было попасть в кабинет. Если б я прошел туда через дверь, соединяющую его с гостиной, эти двое услышали бы голос Джетта. В таком случае как бы он мог довериться предусмотрительности Вульфа, если я сам проявил бы такую неосмотрительность! Так что я пошел в обход, через коридор. Войдя в кабинет, я направился к письменному столу, взял блокнот, вырвал из него листок и написал на нем. «Эдей и Хейдекер», после чего вручил этот листок шефу. Тот взглянул на меня, затем на Джетта и сказал:

— Мы зашли в тупик. Вы отказываетесь отвечать на мои вопросы, пока я не ознакомлю вас с текстом заявления, я же делать этого не хочу. Сейчас ко мне пришли мистер Эдей и мистер Хейдекер. Вы останетесь или уйдете?

— Эдей? — Джетт привстал — Хейдекер? Здесь?

— Да, сэр. Они пришли неожиданно, без приглашения. Если хотите, я дам вам возможность уйти отсюда незамеченным.

Джетт явно хотел лишь одного: увидеть заявление. Ни уходить, ни оставаться он не желал. Когда стало ясно, что он не может решить, что делать, Вульф принял это решение за него. Он кивнул мне, я отпер дверь в соседнюю комнату и пригласил посетителей в кабинет. После этого я отошел в сторону, чтобы понаблюдать, насколько они будут удивлены присутствием Джетта, как будут представляться Вульфу, что отразится в их глазах. Я никогда не отвергал мысль о том, что, если вы находитесь в комнате с тремя людьми, один из которых совершил убийство, особенно если оно произошло в этой самой комнате всего восемнадцать часов назад, тщательное наблюдение может принести некоторую пользу. Знаю по опыту, что теоретически моя идея не многого стоит, — вероятность ошибки не меньшая, чем вероятность прямого попадания, но я всегда считал, что в этой идее что-то есть. До сих пор так считаю. Она так втемяшилась мне в голову, что я даже не пошел к своему письменному столу, пока Джетт не откинулся на спинку обтянутого красной кожей кресла, а его компаньоны не заняли два желтых кресла напротив Вульфа. Хейдекер, широкоплечий здоровяк, заговорил.